Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas - Кассандра Клэр

— Ты вызываешь только жалость! — кричала Пенси на Гермиону. — Отшвырнула Драко и Поттера после того, как они тебе надоели, целыми днями сидишь, оттачивая свои мозги — что, думаешь, над ними никто не потешается? Ты сделала из них посмешище, а они — одни из самых чистокровных волшебников! Все думают, что ты какая-то особенная, умная, но я тебя насквозь вижу. То, что ты Староста Школы и такая известная не значит…

— Ты хочешь решить этот вопрос на дуэли? — перебила ее Гермиона, повышая голос. — С удовольствием, Пенси, с удовольствием, и когда я с тобой разберусь, того, что от тебя останется, не хватит, чтобы сделать начинку для тыквенного пирожка.

— О, — заметила мадам Максби. — Обожаю тыквенные пирожки.

Из глаз Пенси хлынули слезы, к удивлению Гермиона, она отбежала от швеи и, рыдая, метнулась в одну из примерочных, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Ничего себе… — ни к кому не обращаясь, произнесла Гермиона.

— Так-так, — легкая улыбка скользнула по лицу мадам Максби, — весьма впечатляюще, милочка. Не хотела бы ты сейчас примерить платье?

— Я… — Гермиона даже не знала, что она бы сейчас хотела меньше этого. Она мечтала сейчас вернуться в Дырявый котел, зарыться лицом в подушку и зареветь. Однако она не могла позволить, чтобы эта снобка Пенси Паркинсон вышвырнула её из магазина Дамских Хитростей. — Да, пожалуй.

— Ну-с, вставай здесь, у окна, снимай свой кардиган. Он просто ужасен.

Гермиона послушала ее совета, и через миг была обмотана персиково-золотистым шифоном с рисунком из птиц. она трепетала, ожидая выхода Пенси из примерочной и мадам Максби покалывала булавками её шею… Гермиона страдальчески вздохнула и приподняла рукой волосы.

Звякнул дверной колокольчик.

Гермиона выгнула шею и в награду еще раз укололась булавкой. Вошла элегантная блондинка с узким красивым лицом, скользнула глазами по магазину и остановила взгляд на Гермионе.

— Дорогая, ты… — начала она и остановилась. — Вы не моя дочь, — заявила она с таким видом, словно Гермиона её лично оскорбила.

Дверь примерочной с грохотом распахнулась, оттуда выскочила Пенси и метнулась к высокой ведьме.

— Мама! Ты задержалась.

Миссис Паркинсон с удивлением взглянула на свою дочь:

— Ты не можешь взять все эти платья, Пенси.

Пенси, охнув, опустила глаза к кипе платьев, что она выволокла за собой из примерочной.

— Нет, я… я…

— Дорогая, выбирай побыстрее, папочка ждет нас в «Ваша красота от Наткина» — груз только что прибыл, ты же знаешь, что папа терпеть не может ждать.

— Я беру вот это, — Пенси наугад вытащила из кучи одно платье — уродливое бледно-зеленое с рюшками по воротнику и рукавам, кинув остальные на спинку стула.

— Как оно на тебе смотрится? — спросила ее мать. — Оно выглядит несколько…

— Все в порядке, мама, — Пенси так хотела уйти, что даже мать обратила на это внимание.

— Что ж, — вздохнула миссис Паркинсон, переводя взгляд на мадам Максби, — запишите это на наш счет.

Она приняла у дочери платье и с достоинством удалилась из магазина, словно корабль под полными парусами.

Весьма странная девица, — подумала Гермиона, когда за ними захлопнулась дверь. — Что она тут несла?..

За окнами Рождественского Морозца садилось золотисто-багряное, совершенно гриффиндорское солнце. Глядя на закат сквозь ромбовидное окно за стойкой бара, Сириус с удовлетворением отметил, что мир прекрасен.

— Попробуй-ка Вязовое вино, — предложил Люпин, подталкивая к нему один из стаканов, заполненных бледно-серой, мерцающей, как перламутр, жидкостью, отдающей носками. — Румынские колдуны им клянутся.

— Готов поклясться, что так оно и есть: они, поди, говорят: «Это еще что за дрянь, разрази меня гром?»

— Точно, согласился Люпин, — только они это говорят по-румынски, — он улыбнулся, и в его серых глазах вспыхнул огонек. — Ну, же, давай, ты должен его попробовать. Мэр в твою честь приобрел целую бутылку.

Сириус издал безмолвный стон: помимо общественного характера, вечеринка носила и политический оттенок — он пригласил и мэра Малфой-Парка, и судебного исполнителя — у них были проблемы с обитателями Имения, ведь Люциус всех их держал у себя под каблуком; теперь же Сириус надеялся улучшить эти отношения, и идея с приглашением показалась ему правильным шагом. Оба — и мэр, и судебный исполнитель — были высокими, серолицыми мужчинами. Они потянулись к своим стаканам с Вязовым вином.

Сириус осушил стакан.

— Бэ-э… — выдохнул он и опустился на свое место.

— Лучше ты, чем я, — усмехнулся Люпин.

— Значит, румынские волшебники клянутся этим вином?

— Точно. А потом закусывают летучими мышами.

— Ты меня просто угробишь. Надеюсь, ты об этом знаешь.

Посмеиваясь, Люпин пыхнул своей сигарой. Над ее кончиком вился синий дымок.

— Ты бы шел да присел рядом со Снейпом. Он скучает.

— Он не скучает, он играет в дартс.

— Да он ненавидит дартс и всегда ненавидел. И он шельмует, используя «Экспеллиармус».

— Уверен, что он больше этого не делает.

— Тише, — шепнул Люпин.

Сириус притих, и в этот момент до него с другого конца бара донеслось едва слышное «Экспеллиармус!», и неудачно брошенный дротик вернулся в руку Снейпа.

— Какой нехороший, — с чувством произнес Сириус.

— Ты сам его пригласил.

— Я здесь всех пригласил. Похоже, я вожу знакомство с кучей разнообразных болванов, правда? — вежливо заулыбавшись, он снова помахал рукой мэру. Мэр ответил, судебный исполнитель, мистер Стеббинс, только разрумянился. — Понял, о чём я? Болваны.

— Они не болваны, — возразил Люпин, указывая.

— Кто?

Люпин снова показал и, проследив в этот раз за его жестом, Сириус увидел Драко и Гарри, устроившихся в сторонке у огромного каменного камина, занявшего почти всю южную стену. Сириуса вовсе не удивило их стремление уединиться: они были лет на пятнадцать моложе всех остальных, да и Гарри в последнее время стал каким-то притихшим.

— Верно, — согласился Сириус, устраиваясь, чтобы получше их разглядеть. — Эти не болваны.

Юноши бок о бок сидели на заваленной подушками кушетке, судя по всему, молча глядя в огонь. Однако по их лицам, по этим касавшимся их губ полуулыбкам, вызванным какой-то неслышимой и невидимой шуткой, он понял, что они отнюдь не безмолвствовали — они разговаривали, погрузившись в замкнутый мирок разговоров, ведомых только им.

Как и у всех подростков, — с удивлением подумал он, — у них есть свой собственный мир. Обычная юношеская скрытность, доведенная до своего логического предела. Конечно же, они не были обычными, — внимательнее присмотрелся к ним Сириус. Свечи и факелы вместе с огнем, прыгавшим за решеткой, окутали их золотистым светом, обернув выпивку в их руках в расплавленные драгоценности. Он не мог в деталях рассмотреть, во что юноши были одеты — но их наряды были похожи: темные, элегантные и дорогие.