Прощание - Паскаль Кивижер

– Мое почтение, госпожа.

Эма пронзила его взглядом.

Ночь настала слишком быстро и окутала дворец кромешной тьмой, в которой, казалось, вот-вот растворятся и звезды. Тибо выпил последний глоток самого крепкого кофе, какой Марте когда-либо доводилось варить, стараясь забыть, с каким лицом пожал ему руку Гийом. Манфред с непривычно суровым видом кончил завязывать ему тесемки на рубашке и подал кожаный камзол до середины бедра, подпоясанный ремнем. Черное платье в черной ночи. Как у Жакара.

Одевшись, Тибо достал синий конверт, адресованный Эме Беатрис Эхее Казареи. Камергер протянул два пальца, но не решался взять.

– Сохраните до утра, Манфред. Завтра я его у вас заберу.

Конверт исчез в ливрее Манфреда. Он злился на Тибо. Король не имел права рисковать своей жизнью, вдобавок в таком глухом месте. Еще он злился за то, что забота о королеве доверена не его дочери Иларии, что Тибо сломал часы, которые он преподнес ему в подарок, за унизительный прием, оказанный во дворце Виктории Доре. В этот трагический вечер все обиды принимали чудовищные размеры, становясь чуть ли не оскорблениями. У Манфреда было горько на душе, и в довершение всего он злился на себя за то, что злится на Тибо. Не зная, как проститься, он лишь втянул крылья носа и, развернувшись, ушел.

Следом явился Лукас с обещанной мазью из болиголова, прутиками ивы и полосками джута. Он проделал все методично и молча. Новая повязка напоминала корсет.

– Не слишком туго, сир?

– Довольно туго.

– Слишком, сир?

Тибо пошевелил пальцами.

– Нет.

Из-за повязки кожаная перчатка не натягивалась: ее пришлось надрезать ножницами. Затем, не находя ни нужных слов, ни воздуха, Лукас поклонился и тоже направился к двери.

– Корбьер, – остановил его Тибо. – Если вдруг…

Лукас замер на пороге. Он всеми силами отрицал это «если вдруг». А то, что Тибо назвал его «Корбьер», беспокоило вдвойне: всякий раз это было предвестием резкой перемены.

– Иди сюда, Корбьер, послушай. Если вдруг… Я оставляю Эму на тебя. Увези ее в Бержерак.

– Я?..

– Ну, разумеется, ты. Кто еще?

Тибо улыбнулся грустно:

– Ты единственный, кто любит ее по-настоящему.

Лукас вышел в волнении, и Тибо остался один на один с Эмой. Черные одежды даже слишком ему шли. Они вскрывали редко проявлявшуюся черту его натуры – жесткость; и белые волосы лишь усиливали впечатление по контрасту. Он был молод, полон жизни, крепок и, возможно, в шаге от смерти. Если верить иголке Мадлен, Эма должна была родить еще трех мальчиков; она старалась успокоить себя этим предсказанием, в которое, однако, ни капли не верила. Жалкое утешение. Она усердно убеждала себя, что в конечном счете поединок – это хорошо. Поскольку Тибо должен одолеть брата, ему так или иначе придется встретиться с ним лицом к лицу. Такова неизбежность.

Она сама подала ему меч. Он принял его молча, почувствовав рукой его биение. Пьер проклял с его помощью лес, и лес стал проклят. Может, меч способен воплощать желания своего владельца? И чего именно будет желать сам Тибо на поединке? Выжить? Да. Защитить королевство? Безусловно. Убить собственного брата? Нет. Как меч разрешит эту дилемму? Он не имел ни малейшего понятия.

– Послушай, Эма… – сказал он, протянув к ней руку.

Огромным усилием воли Эма заставила себя улыбнуться и – внезапно – вся комната озарилась светом. Стул черного дерева, мраморный камин, тяжелые обои, жуткий комод, облупившаяся фреска, – все стало прозрачным, как хрусталь, во всем искрилось биение вечной любви. Тибо, ослепленный, схватился за первое, что попалось под руку, чтобы удержаться и договорить.

– Эма?.. Я всегда любил тебя. Даже когда еще не знал – уже любил. И против этого всё бессильно. Всё на свете… Ты слышишь? Эма? Ты меня слышишь?

Нет, она не слышала. Он подходил – она видела, как он отдаляется. Он раскрывал ей объятия – она чувствовала, как он исчезает. Когда он дотронулся до нее, скрип кожи и ее резкий, непривычный запах смутили Эму.

Ему было страшно. Она знала. Нельзя было давать страху время. Она отстранилась и с новой, ослепительно белой и смелой улыбкой сказала:

– До скорого, Тибо.

28

Ветер колыхал поросший травой холм в порту, луна терялась в облаках, и Тибо шел, глядя прямо перед собой. За ним следовал Овид, крепкой хваткой держа за плечо Викторию. Руки у нее были связаны, она не знала, чего хочет от нее король, но, предвкушая дуэль и не сомневаясь, что еще до рассвета вернется во дворец хозяйкой, вдыхала прибрежный воздух полной грудью.

Тибо вслушивался в каждый свой шаг. В самые страшные штормы он не думал о смерти. Но на этот раз все иначе. Возможно, завтра мир продолжит жить без него. И эта ночь, которая могла стать последней, странным образом виделась ему как первая. Она говорила с ним на тончайшем, пронзительном наречии, населяя все красотой. Крючковатые ветви деревьев тихо покачивались, желтые листья срывались с них и улетали в глубь острова. В колее, оставленной колесом кареты, дрожала водяная рябь. Ветер приносил кедровый дым из кухонных труб и веселое поскрипывание мачт из порта. Пробежала, раздвигая траву, мышь. Густо запахло мокрой землей и водорослями. Под подошвами хрустел гравий, робкие капли касались щеки. На мосту один камень шатался.

Миновав Верную, Тибо направился к мысу Забвения, который окаймлял залив, устремляясь концом в открытое море. Там его безжалостно хлестали волны, и их пенные гребни порой уносили с собой целые плиты вулканической породы. Они сошли с тропы и взяли левее. Виктория начала упираться: впереди она никого не видела. Король задумал бросить ее в воду? Зачем еще нужна эта скала, вдали от всех? Однако вскоре ее сердце подпрыгнуло: луна проглянула на миг, и Виктория рассмотрела развевающийся на ветру плащ.

Тибо замедлил шаг. Он оценил расстояние, отделявшее его от Жакара, который неосторожно стоял спиной к самой пропасти. Пес подле него тянул морду к небу. Где Сири? Между ними по краям этого языка суши торчали шесть факелов, которые он велел подготовить заранее. Он послал Овида зажечь их все, хоть ветер и грозил их тут же задуть. В ночи вспыхнула дорожка света, и показалась Сири: она была закутана в меха и жалась к ноге Жакара, доверчиво держа его за руку. Видя это, Тибо устыдился, что связал Виктории руки, и разрезал путы кинжалом.

– Где твой свидетель? – крикнул он.

Жакар показал на пса. Значит, никого. Тибо решил, что отправит Овида во дворец вместе с Сири. Все случится один на один. Жакар уже наклонился к девочке и