Хозяйка волшебной лозы - Елизавета Владимировна Соболянская

Гадский Роналдо. Сам спокойно жить не хочет и другим не даёт.

Я выпила стакан воды, постояла немного у подоконника, любуясь круглой жёлтой луной, и забралась обратно в постель. Приказала себе немедленно заснуть. Утро вечера мудренее. И действительно, постепенно я уплыла в сон, где были серые глаза и ласковые руки того, кто неизменно проникал в мои сны.

Глава 38

Утром за мной пришёл Маноло с просьбой появиться на винограднике.

– Синьорина, умоляю, – старший работник упал на колени, и я схватила его за руки, пытаясь поднять. Он даже не отреагировал, только сжал мои пальцы и продолжил пламенную речь: – Люди потеряли веру, им нужна поддержка. Боюсь, если вы не появитесь, король вообще не дождётся свежего вина в этом году. Всё не просто плохо, всё очень и очень плохо. Они отказываются выходить на виноградник, говорят, всё равно всех уволят после сбора. Нужно искать работу сейчас…

– Маноло, встань, пожалуйста, – я продолжала дёргать его, пытаясь поднять на ноги. Издалека мы, наверное, выглядели как двое возлюбленных. Огляделась по сторонам. Вот только всяких слухов мне и не хватало. Тогда Роналдо точно не отвяжется. – Маноло, встань, и тогда я пойду на виноградник.

Пришлось соглашаться. Тем более в словах старшего работника был смысл. Люди действительно потеряли веру. И если моё присутствие поможет её вернуть, я приду. Дядюшка Одэлис много сделал для меня, теперь пришла моя очередь возвращать долги.

Моё появление заметили издали. Я услышала своё имя, повторяемое раз за разом. Люди поднимали головы, смотрели на меня как на чудо.

– Соберите всех сюда, синьорина будет говорить с нами, – велел Маноло, и несколько человек побежали донести весть до остальных.

Мы решили собраться за холмом. Эту часть ближнего к усадьбе виноградника не было видно из окон дома.

Люди собрались быстро, не прошло и нескольких минут. Я знала всех, и многие обнимали меня, радуясь от всей души. На лицах застыло ожидание чуда. Мне даже стало совестно, что мне в очередной раз придётся их обмануть. Ведь совсем ничего не могу для них сделать.

К сожалению, хозяйка здесь не я, а Прима Рокуэлл.

– Люди шато Портэлла, мои братья и сёстры, – начала я, когда Маноло помог мне забраться на бочонок, чтобы быть видимой всеми, кто пришёл. – Нас постигло несчастье. Мы потеряли нашего дорого синьора Одэлиса. Он был всем нам дядюшкой, близким человеком, товарищем, который всегда готов подставить плечо. Теперь его нет, и это уже не изменится. Но мы остались друг у друга. Мы – продолжатели его дела. И отступиться сейчас, уйти, бросить всё – это будет предательством памяти синьора Портэлла. А мы не можем так поступить с нашим любимым дядюшкой!

Речь я не придумывала. Слова пришли по вдохновению. Последние предложения я уже выкрикивала. А когда замолчала, вокруг установилась неестественная тишина. Ничего не получилось, успела подумать я, как вдруг тишина взорвалась радостными выкриками «вива». Это было что-то вроде нашего «ура».

Меня подхватили на руки и начали качать.

– Пустите, пустите, – просила я. Сейчас не время и не место для подобного. Сбор винограда только начался и уже был почти сорван.

– Отпустите синьорину! – велел Маноло, помогая мне спуститься на землю.

Люди продолжали стоять и смотреть на меня. В их взглядах зажглась надежда на лучшее. Что я могла ещё сделать? Только сообщить:

– Я буду работать вместе с вами!

До самого вечера работники собирали виноград. Я убирала гроздья в дальнем конце виноградника, чтобы не попадаться на глаза синьору и синьоре Рокуэлл. К сожалению, проследить за приготовлением вина я не могла. Только давала советы издалека, но спесивый Роналдо не подпускал работников к бочкам и лично руководил закладкой ингредиентов, громко похваляясь тем, что это будет, несомненно, лучшее королевское вино столетия. Меня выворачивало от его наглости, но сделать я ничего не могла.

В полдень, когда солнце начало припекать, работники разошлись по тенистым углам, чтобы съесть нехитрый обед из лепешки и сыра. Я тоже достала свой припас, потаенно вздохнув. Дядюшка Одэлис в день сбора урожая приказывал накрыть столы, чтобы каждый мог ощутить радость праздника и не отвлекаться на приготовление пищи, а вот его сестра пожадничала.

Пока я задумчиво жевала лепешку, на дороге рядом с виноградником появились пестрые раскрашенные фургоны. Я даже жевать перестала и глаза протерла от удивления, думала, голову солнцем напекло. А через миг узнала яркие маски, намалеванные на грубом холсте. Бродячий театр! Точно! Они приезжали в прошлом году на Бино-Нуво! Давали представление у нас и в городке по соседству. Их выступление очень украсило праздник в шато. Интересно, почему в этом году они приехали раньше? Хотели выступить на празднике урожая?

Фургоны, скрипя и потрескивая, повернули к главному дому, и работники проводили их тоскливыми взглядами. Им тоже хотелось праздника, но громкие крики Примы Рокуэлл не обещали ничего хорошего. Сестра синьора Портэлла честила всех лентяями и бездельниками, запрещая экономке подавать даже разведенное водой вино, которое традиционно подносили тем, кто плясал в давильном чане.

Обеденный перерыв кончился. Я вздохнула, натянула шляпу и снова отправилась срезать грозди.

Вечером у шато не было костров – синьора Прима запретила тратить топливо. Не было песен и танцев – от музыки у почтенной дамы болела голова. Наполненные соком бочки накрыли парусиной и оставили на солнце, чтобы содержимое забродило. Синьор Рокуэлл не приказал выкатить бочку прошлогоднего вина, чтобы молодое вино было лучше прошлогоднего.

Работники молча разошлись по домам.

Я тоже ушла к своему домику. Вымылась у родничка, переоделась и села на крыльце, чтобы полюбоваться звездами, подышать ночной прохладой и съесть скромный ужин.

Когда из темноты внезапно появился темный силуэт – я вздрогнула. Потом рядом мелькнул свет прикрытого фонаря, и к моему жилищу вышел Роналдо. Я напряглась. Нынешний владелец шато был весел, улыбчив и… пьян.

– О, прекрасная синьорина любуется звездами! – громогласно воскликнул он, заметив меня.

Я промолчала. Знала, что с пьяными порой говорить бесполезно.

– А почему синьорина одна?

Он подошел совсем близко, склонился, пошатываясь. Попытался заглянуть мне в глаза, а потом вдруг протянул руку и вцепился мне в волосы: