«Номер один» - Бен Элтон

– «Баджет эйр», – сказала Иона, глядя на билет. – Я помню, как этот маленький гаденыш рассказывал мне о частных самолетах.

– Фу, – сказал Дуглас. – Какая гадость.

Все засмеялись.

– Мне до сих пор это так странно, – сказала Иона. – Все кажется неправильным.

– Мы сто раз все обсуждали, – сказала Флер. – Если у тебя что-нибудь получится, то и нам будет хорошо.

– А если ты провалишься, много хуже не станет, – добавила Мэри.

– Но я никогда в жизни не пела одна, – простонала Иона. – Я, может, вообще буду петь одно созвучие.

– Как будто они это заметят, – ухмыльнулся Дуглас. – Родни Рут и Берилл «рокерша» Бленхейм не отличат мелодии от созвучия, а Кельвину так и так наплевать. Хватит тебе, Иона, мы это проходили, понимаем, как это делается. Знакомы с правилами игры.

– Знаю. Знаю, – нервно сказала Иона.

– И поэтому это так для нас важно. Ты можешь использовать еще один шанс ради себя и ради группы, и в этот раз знаешь правила немного лучше остальных. В этот раз ты должна играть в их игру.

– О-о-о, с этим я справлюсь, – сказала Иона. – Если мне только удастся пройти пару туров, я сыграю в их игру.

Мишель из группы «Пероксид» наслаждалась обработкой зоны бикини воском, в то время как ее партнерша Джорджи наслаждалась огромным батончиком «марс», которому предстояло пробыть в ее организме всего три минуты.

Грэм и Миллисент держались за руки в комнате Грэма и слушали Боба Дилана.

Шестнадцатилетний мальчик по имени Трой, в чьей комнате было полно комиксов, но ни одной книги, стоял перед зеркалом и пел «Angels» Робби Уильямса.

Молодая мать-одиночка пыталась найти на весь день няньку для своего больного маленького сына.

За ужином в приюте для жертв домашнего насилия группа женщин чокались припасенным на Рождество шампанским за будущий успех одной из своих коллег по несчастью.

И повсюду в Бирмингеме, Вулвергемптоне, Лестере и по всей «Черной стране», на севере до Стока, на юге до Уотфорда и на западе до самой границы с Уэльсом, все пели свои песни, репетировали движения, полоскали горло листерином и оценивали свои наряды. «Сморчки» танцевали, «выскочки» прихорашивались, «липучки» вели доверительные беседы с друзьями, говорили с Богом и посещали семинары по повышению самооценки. И у всех них была одна и та же мечта. Каждый «липучка-выскочка», «сморчок-липучка», «выскочка-сморчок» с примесью «липучки» и «липучка-сморчок» с примесью «выскочки» мечтал стать звездой. И каждый думал… каково это? Как это будет? Быть выбранным, прорваться и победить. Стать звездой!

В нескольких милях по магистрали M1 Кристиан Эпплярд, победитель самого первого сезона шоу «Номер один», в последний раз покинул свою квартиру в Докландсе и отправился в дом своей матери. Фотограф приехал запечатлеть это событие. Отказ, полученный бывшим певцом номер один в праве выкупа закладной вследствие просрочки, по-прежнему был стоящей новостью.

Принц поет короля

Его королевское высочество также был приглашен на прослушивание в Бирмингем, в преддверии чего репетировал песни перед своей многострадальной женой.

– Полагаю, я буду выглядеть совершеннейшим чудаком, – сказал он.

– Да, полагаю, так и будет, – ответила его жена, начищая сапог для верховой езды.

– Думаешь, люди будут смеяться?

– Я бы точно смеялась.

– Знаешь, дорогая, я серьезно думаю, что ты могла бы смотреть на это более оптимистично. Я ведь пытаюсь спасти монархию.

– Да, дорогой, я знаю и очень горжусь тобой. Но согласись, это все равно довольно курьезно.

Принц работал над «Burning Love», песней, которую сделал знаменитой Элвис Пресли. Он глубоко вздохнул и начал сначала.

– Нужно петь «hunkah», дорогой, – перебила его жена. – Не «hunk of». Ты говоришь «hunk of», а нужно «hunkah».

– Правда?

– Да, точно.

– Боже мой, я не могу говорить «hunkah», это отвратительно. Я много лет талдычил о важности дикции и необходимости серьезного изучения грамматики в школе. Хотя, разумеется, никто не слушал. Но если честно, если я не утруждаю себя тем, чтобы воспринимать королевский английский серьезно, то кто станет это делать? Эту программу смотрят дети, я чувствую ответственность, я должен подавать пример.

– Я всего лишь говорю, что, если ты споешь «hunk of», ты не только будешь выглядеть глупо, но еще и ритм собьешь.

– Правда?

– Ну, конечно, правда, – ответила герцогиня, откладывая в сторону щетки и крем для обуви. – Послушай: в «hunk of» два слога, а в «hunkah» полтора. Совсем другое дело, ты ведь и сам должен был заметить.

– Думаю, ты права, но это ужасно ленивое использование английского.

– Попробуй еще раз и, ради всего святого, постарайся придать песне плавность.

Принц Уэльский снова спел куплет и припев песни, на этот раз послушно произнося «hunkah».

Когда он закончил, его жена подумала немного, прежде чем сказать:

– Думаю, нам нужна другая песня.

Принц вздохнул и налил по маленькому бокалу рислинга.

– Один из наших сыновей предложил что-то вроде «Smack My Bitch Up». Ты такое когда-нибудь слышала?

Привет, детка

Человек, на которого все уповали, находился в этот момент в своем гостиничном номере и был сосредоточен на своей собственной мечте.

– Привет, Эмма, – выдохнул он в телефонную трубку, – что на тебе надето?

– Джинсы и футболка. Я с работы.

– А туфли?

– Нет. Я уже дома. И если тебе обязательно это знать, туфли я сняла.

– А носки?

– Кельвин, мне казалось, что ты занятой, важный человек. Разве у тебя нет более интересных тем для разговора, чем мои носки?

– Что может быть интереснее разговора о твоих носках? Только разговор о твоих ступнях.

– Я немедленно вешаю трубку, если разговор продолжится в том же духе.

– Сними джинсы.

– Ни за что!

– Ну пожалуйста.

– Нет! Категорически нет! Я буду чувствовать себя глупо. Да и вообще, с какой стати?

– Ну, наверное, потому что я тебя попросил.

Последовала пауза.

– Мне придется положить трубку.

– Нет, оставь ее в руке.

– Ой, умоляю!

– Держи телефон рядом с молнией, когда будешь ее расстегивать. Делай это медленно.

– Нет!

– Я не прошу многого.

– А по-моему, многого.

– Я постоянно об этом думаю.

– Но это не означает, что я обязана позволять тебе слушать, как я расстегиваю ширинку.

– Я не сказал, что ты обязана, я просто попросил. Я не понимаю, почему в течение этого длинного и, должен добавить, ужасно строгого периода, когда я должен завоевать твое доверие, мне нельзя ощутить даже самую тонкую сексуальную связь с тобой.

– А если ты услышишь, как я снимаю штаны на расстоянии ста двадцати миль, тебе станет легче?

– Да, вообще-то станет. Я знаю, это звучит немного жалко, но я так сильно люблю тебя.

Последовала пауза, а потом Кельвин услышал очень тихий, отрывистый звук расстегиваемой молнии.

– Вот. Доволен? – услышал он ее голос.

– Сними их, не клади трубку и сними их. Стяни их с трусиков, вниз и через ступни.

– Только после тебя.

– Я уже снял. Я в своем номере. Я только что принял душ, и на мне гостиничный халат. Через минуту я должен спуститься вниз и поужинать с Родни и Берилл, а все мои мысли только о тебе.

Последовала еще одна пауза.

– Ладно, – сказала Эмма отчасти упрямо, отчасти соблазнительно. – Тогда сними халат.

– Вон ты как заговорила.

Кельвин сделал, как она просила.

– Снял, – сказал он. – Он лежит на полу.

– Значит, ты голый?

– Да, и выгляжу великолепно. Совершенно сногсшибательно, как говорят. Теперь ты снимай джинсы.

Кельвин установил звук телефона на полную громкость, пытаясь услышать приглушенный шорох снимаемой одежды.

– Сняла, – сказала ему Эмма, вернувшись к телефону. – И чувствую себя довольно глупо, стоя в трусиках.

– Значит, на тебе только трусики, лифчик и футболка?

– Да, все правильно. Трусики сиреневые. Лифчик белый. Футболка бледно-розовая, пока ты не спросил. Думаю, ты захочешь, чтобы я их тоже сняла?

– Нет. Я хочу быть рядом, когда ты будешь это делать.

– Будь ты рядом, я бы этого не сделала.

– Но ведь когда-нибудь сделаешь.

– Возможно.

– Ты можешь засунуть телефон в трусики и потереть микрофоном о свое тело?

– НЕТ!

– Пожалуйста?

– НЕТ!! Ни за что! Категорически нет!

– Почему?

– Потому что ты гадкий извращенец!

– Что в этом извращенного? Я хочу послушать шелест твоего кустика.

– Не говори гадостей!

– Мне кажется, это хорошая идея.

– Ну а я не собираюсь этого делать.

– Но у тебя ведь есть кустик, верно? Ты ведь не удалила все воском или что-то в этом роде? Ненавижу это. Просто ненавижу.