Ресторан «У конца вселенной» (перевод В.Генкина) - Дуглас Адамс

Способ, который использовал Форд, очень прост — надо очень тихо стоять на месте и улыбаться.

Через некоторое время из леса выходило животное — к примеру, олень и начинало его осторожно разглядывать. Форд уже целенаправленно улыбался именно ему, глаза его начинали излучать добро, и весь он, казалось, светился всепроникающей любовью ко всему сущему, словно он был готов прижать к груди весь мир. И на всю эту сцену спускалось чудесное умиротворение, глубокое и вечное, излучаемое преображенным Фордом. Медленно олень подходил все ближе и ближе, шаг за шагом, и когда он уже тянулся к рукам Форда, тот прыгал на него и сворачивал ему шею.

— Работай с феромонами, — говорил он, — нужно просто знать, как правильно пахнуть.

Глава 31

Через несколько дней после высадки на гористое побережье страны они опять вышли на берег. Узкий залив рассекал его по диагонали с юго-запада на северо-восток, монументально величественный залив. Над морем нависали дикие скалы, покрытые льдом. Фьорд.

Еще два дня они карабкались по скалам и ледникам, с трудом подавляя в себе желание просто встать, открыть рот, и наслаждаться первозданной красотой.

— Артур! — вдруг закричал Форд.

Это было на второй день после полудня. Артур сидел на камне над обрывом, и смотрел как ревущее море внизу бьется о скалистый мыс.

— Артур! — снова крикнул Форд.

Артур взглянул туда, откуда слабо доносился заглушаемый ветром голос.

Форд отправился посмотреть на ледник, и, когда Артур нашел его, он сидел на корточках перед гладкой стеной голубого льда. Он был страшно возбужден.

— Смотри! — сказал он. — Смотри!

Артур посмотрел. Он увидел гладкую стену плотного голубого льда.

— Ну? — спросил он. — Это ледник. Я его уже видел.

— Нет, — ответил Форд. — Ты посмотрел на него. Но ты его не видел. Смотри.

Форд указал на что-то в толще ледяной стены.

Артур вгляделся — и не увидел ничего, кроме каких-то смутных очертаний.

— Отойди чуть дальше, — настаивал Форд, — и посмотри еще раз.

Артур отошел чуть дальше, и посмотрел еще раз.

— Нет, — сказал он и пожал плечами. — А что я должен увидеть?

И тут он вдруг увидел.

— Видишь?

Он увидел.

Его рот начал что-то говорить, но мозг решил, что говорить пока нечего, перекрыл речевые центры и закрыл рот. Затем его мозг занялся обдумыванием того, что видят глаза. Поняв, что мозг теперь слишком занят, чтобы обращать на него внимание, рот снова широко открылся. Мозгу пришлось отвлечься, подтянуть на место нижнюю челюсть, но при этом он потерял контроль над левой рукой, которая принялась без всякой цели описывать в воздухе бессмысленные круги. Мозг попытался поймать руку, удержать челюсть и одновременно обдумать то, что видят глаза в толще льда. Возможно, именно поэтому он забыл про ноги, и Артур тихо опустился на землю.

Всю эту нейрологическую сумятицу вызвали таинственные тени в толще ледяной стены, в полуметре под поверхностью. Когда Артур взглянул на них под правильным углом, они превратились в четкие незнакомые буквы, каждая почти в метр высотой. Для тех, кто, как Артур, не умел читать по-магратейски, сверху было изображено лицо.

Это было лицо старика — худое, отмеченное высокими заботами, но не суровое.

Это было лицо человека, который получил премию за разработку проекта побережья, на котором, как они теперь поняли, они находились.

Глава 32

Над землей носилось заунывное завывание. Оно летало низко над кронами, и цеплялось за ветки, пугая белок. Стайка птиц поморщилась, и улетела прочь. Завывание, приплясывая, спустилось ниже, и сделало несколько кругов по поляне. Оно надрывно хохотало, весело скрежетало, и вызывало желание прихлопнуть его толстой книгой.

Капитан, тем не менее, относился к одинокому волынщику снисходительно. Его вообще мало что могло вывести из равновесия. После того, как душевная рана, вызванная потерей роскошной ванны во время той неприятной сцены в трясине много месяцев назад, затянулась, он начал находить удовольствие в новом образе жизни. В большом камне, который лежал в середине поляны, выдолбили углубление, и он плескался в нем ежедневно, а обслуживающий персонал поливал его водой. Не очень горячей водой, правда, потому что способа греть ее еще не нашли. Ну да ладно, все в свое время, а пока поисковые отряды прочесывали местность, пытаясь найти горячий источник, предпочтительно расположенный в тенистой рощице, а если бы рядом еще была мыльная шахта — это было бы верхом совершенства. Тем, кто говорил, что, кажется, мыло не добывают в шахтах, капитан мягко отвечал, что, возможно, просто никто хорошенько не искал. Против этого, конечно, нечего было возразить, но все же…

Нет, жизнь была просто прекрасна, и стала еще лучше, когда один из поисковых отрядов нашел тенистую рощицу со всей обстановкой, а еще через некоторое время клич пронесся по стране, что нашли и мыльную шахту, которая давала пятьсот кусков мыла в день. Вот что значит все предусмотреть.

Волынка завывала, ухала, вздыхала, сопела, гудела, визжала, и капитан испытывал особое удовольствие при мысли о том, что волынщик уже устал, и, возможно, скоро закончит свою песнь песней. Это он тоже предусмотрел.

Что еще есть приятного в жизни, спросил он себя. Да много чего: в багрец и золото одетые леса — приближалась осень; мирное пощелкивание ножниц неподалеку, где пара парикмахеров показывала свое искусство на дремлющем импрессарио и его секретарше; игра солнечного света на трубках шести телефонов, выстроившихся на краю его каменной ванны. Единственное, что может быть лучше телефона, который не звонит круглый день (или вообще не звонит) — это шесть телефонов, которые не звонят круглый день (или вообще не звонят).

А лучше всего было счастливое бормотание всех тех сотен людей, которые сейчас заполняли поляну, чтобы посмотреть вечернее заседание комитета.

Капитан весело щелкнул резиновую уточку по клюву. Больше всего он любил вечерние заседания.

Не он один наблюдал за стекающимися толпами. Высоко на дереве на краю поляны сидел Форд Префект, только что вернувшийся с севера. После полугода странствий он стал жилист и крепок, глаза его блестели, он был одет в куртку из оленьей кожи; борода у него была густая, и лицо загорелое, как у вокалиста кантри-группы.

Он и Артур Дент уже неделю наблюдали за голгафринчамцами, и Форд решил, что настал момент вмешаться.

Поляна была полна. Сотни мужчин и женщин располагались поудобнее, болтали, закусывали фруктами, играли в карты, в общем, развлекались, как могли. Их спортивные костюмы были грязны, на некоторых даже зияли дыры, но зато все были неимоверно аккуратно подстрижены. Форда озадачило то, что многие из них напихали под костюмы листья; может быть, так они хотели защититься от приближающися холодов? Форд прищурился. А может, они вдруг заинтересовались ботаникой?