Сильные духом (Это было под Ровно) - Дмитрий Медведев

На вторые сутки Коля бежал.

Он появился в отряде пятнадцатого мая. Отвечать Кузнецову на его запрос было уже поздно.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В один из тихих солнечных дней середины мая, около четырех часов дня, на главной улице Ровно — «Немецкой» — появился нарядный экипаж, запряженный парой лошадей. Пассажиры его не могли не обратить на себя внимание прохожих: щеголь офицер, рядом с ним девушка, напротив — рыжий обер-ефрейтор. У ног их в экипаже лежала овчарка. Экипаж свернул с «Немецкой» на «Фридрихштрассе» и направился в самый конец ее. «Фридрихштрассе» была средоточием немецких учреждений. В конце улицы помещался рейхскомиссариат. Здесь же, в тупике, за высоким забором с колючей проволокой поверху, находилась резиденция имперского комиссара Эриха Коха. По тротуару взад и вперед прохаживались вооруженные автоматами эсэсовцы.

На Кузнецове был новый китель, сшитый в генеральской мастерской, на плечах сверкали серебром погоны. К карману кителя был приколот значок члена национал-социалистской партии и рядом два Железных креста. Тут же красовались ленточки, указывавшие, что лейтенант дважды ранен в боях. Парадный китель, начищенные до блеска сапоги выдавали в нем одного из тех блестящих офицеров, которые давно уже не были на фронте и предпочитали «воевать», не выходя из казино, что на «Немецкой» улице.

На козлах, натягивая вожжи, на месте кучера сидел Коля Гнидюк. В кармане у «кучера» лежал пистолет, под сиденьем было спрятано несколько гранат.

Овчарка, та самая, что чуяла партизан за километр, мирно дремала у ног «имперского дрессировщика». Он вез ее в резиденцию гаулейтера, чтобы сдать начальнику псарни.

Когда экипаж подъехал к воротам резиденции, дрессировщик первым соскочил на тротуар.

— Пройдемте к вахтциммер, — предложил он Кузнецову. — Фрейлейн подождет нас здесь.

В комнате охраны он спросил через окошко:

— Пропуска для лейтенанта Зиберта и фрейлейн Довгер готовы?

Эсэсовец, лично знавший дрессировщика, подал оба заранее заготовленных пропуска, даже не спросив документов.

Дворец Коха находился в глубине огромного парка. Дубы, липы, клены бросали большие тени на аллеи и газоны, покрытые мягкой зеленью. Несколько садовников возились над клумбами. В стороне от главной аллеи возвышался холм, где среди зелени и кустов сирени стояли удобные скамейки, — здесь, очевидно, наместник отдыхал в знойные дни. Справа, на солнцепеке, находился большой бассейн — здесь, очевидно, наместник купался.

Ни одна мелочь не ускользнула от внимательных глаз Кузнецова.

Кроме двухэтажного особняка, в котором жил Кох, внутри ограды было еще несколько строений: псарня для овчарок, охранявших персону гаулейтера, особняк адъютанта, дом для прислуги и дом для личной охраны.

Он жил как за бронированной стеной, этот наместник фюрера. В животном страхе перед украинским народом он окружил себя вооруженной до зубов охраной.

Сколько раз разрабатывали мы планы налета на дворец наместника и не выполняли их, потому что были уверены: все погибнем, а до Коха все же не доберемся.

— Прошу вас пройти к адъютанту, а я пойду сдавать собаку, — сказал Шмидт, указав Кузнецову на парадный подъезд.

На минуту Кузнецов с Валей остались вдвоем.

— Пауль, — тихо позвала Валя, не решаясь назвать его настоящим именем.

— Что ты хочешь сказать, моя дорогая? — весело улыбнулся Кузнецов. Непонятно было, всерьез он назвал ее так или продолжает игру. Вдруг он склонился к ней и шепнул в самое ухо: — Как только ты выйдешь от Коха, ни минуты не жди: скорее на улицу, садись в экипаж, в городе встретишь Струтинского — и с ним в отряд. Немедленно.

Валя отшатнулась:

— Нет!

— Тут хватит одного человека, Валя, — все так же тихо, но настойчиво сказал Кузнецов. — Подумай сама, ведь мне-то легче не будет, если они и тебя…

Он толкнул дверь.

Адъютант Бабах, щеголеватый офицер в форме гауптмана, сразу узнал в вошедших протеже своего земляка Шмидта, которым он, Бабах, сам заранее заготовил пропуска. Он проводил их на второй этаж, в приемную. Здесь сидело уже несколько офицеров. В кресле у окна, ожидая вызова, скучал тучный генерал.

— Я доложу о вашем приходе, — сказал Бабах и скрылся за дверью.

Маленький, юркий армейский офицерик конфиденциально спросил у Кузнецова, кивнув на Валю:

— Ваша?

— Моя, — сказал Зиберт, смерив взглядом армейца.

— Говорят, гаулейтер сегодня в хорошем расположении духа, — как бы извиняясь за свой неуместный вопрос, сказал офицер. — Мы ждем его уже больше часа.

Приоткрылась тяжелая дверь. В приемной появился адъютант.

— Вас готовы принять, — произнес он, глядя на Валю.

Остановил поднявшегося с места Кузнецова!

— Только фрейлейн.

Кузнецов смешался. Он, не ожидал, что вызовут не его, а Валю. Овладев собой, он сел в кресло и обратился к офицерику с первой же пришедшей на ум ничего не значащей фразой.

…Валя сделала лишь шаг вперед в кабинете Коха, как к ней в два прыжка подскочила огромная овчарка. Валя вздрогнула.

Раздался громкий окрик:

— На место! — и собака отошла прочь.

В глубине, под портретом Гитлера, за массивным столом, развалившись в кресле, восседал упитанный, холеный немец с усиками под Гитлера с длинными рыжими ресницами. Поодаль от него стояло трое гестаповцев в черной униформе.

Кох молча показал ей на стул, в середине комнаты. Едва Валя подошла к стулу, один из гестаповцев встал между ней и Кохом, другой занял место за спинкой стула. Третий находился у стены, позади Коха, немного правее гаулейтера. На фоне черного драпри, скрадывавшего одежду гестаповца, весь в блестящих пуговицах, пряжках и значках, он казался зловещим. Валя заметила, как шевельнулось драпри, и в ту же секунду увидела высунувшуюся из складок тяжелой ткани оскаленную морду овчарки.

— Почему вы не хотите ехать в Германию? — услышала Валя голос Коха. Он сидел, уставясь в листок бумаги, в котором она узнала свое заявление. Валя немного замялась и замедлила с ответом. — Почему вы не хотите ехать в Германию? — повторил Кох, поднимая на девушку глаза. — Вы девушка немецкой крови, были бы полезны в фатерланде.

— Моя мама серьезно больна, — тихо произнесла Валя, стараясь говорить как можно убедительнее. — Мама больна, а кроме нее, у меня сестры… После гибели отца я зарабатываю и содержу всю семью. Прошу вас, господин гаулейтер, разрешить мне остаться здесь. Я знаю немецкий, русский, украинский и польский, я могу и здесь принести пользу Германии.

— Где вы познакомились с офицером Зибертом? — спросил Кох, смотря на нее в упор.

— Познакомились случайно, в поезде… Потом он заезжал к нам по дороге с фронта…

— А есть у вас документы, что ваши предки выходцы из Германии?

— Документы были у отца. Они пропали, когда он был убит.

Кох стал любезнее. Разговаривая то на немецком, то на польском языке, которым он владел в совершенстве, он расспрашивал девушку о настроениях в городе, интересовался, с кем еще из немецких офицеров она знакома. Когда в числе знакомых она назвала не только сотрудников рейхскомиссариата, но и гестаповцев, в том числе фон Ортеля, Кох был удовлетворен.

— Хорошо, ступайте. Пусть зайдет лейтенант Зиберт.

Вместе с адъютантом Валя вышла в приемную.

Под взглядами сидевших там офицеров она не могла ни словом обмолвиться с Кузнецовым, чтобы не выдать себя. А Вале так хотелось сказать обо всем, что она видела в кабинете. Кузнецов заметил что-то похожее на сомнение в ее взгляде. Он поднял голову, как бы говоря: «Ничего, все будет так, как надо», а во взгляде его была просьба: «Уходи!..» Валя подождала, пока он скрылся за массивной дверью, и, приняв скучающую позу, села в кресло недалеко от дремавшего генерала. Она чувствовала себя в эту минуту так, точно взошла на костер.

— Хайль Гитлер! — переступив порог кабинета и выбрасывая руку вперед, возгласил Кузнецов.

— Хайль! — лениво раздалось за столом. — Можете сесть. Я не одобряю вашего выбора, лейтенант! Если все наши офицеры будут брать под защиту девушек из побежденных народов, кто же тогда будет работать в нашей промышленности?

— Фрейлейн арийской крови, — почтительно возразил Кузнецов.

— Вы уверены?

— Я знал ее отца. Бедняга пал жертвой бандитов.

Пристальный, ощупывающий взгляд гаулейтера упал на Железные кресты офицера, на круглый значок со свастикой.

— Вы член национал-социалистской партии?

— Так точно, герр гаулейтер.

— Где получили кресты?

— Первый — во Франции, второй — на Остфронте.

— Что делаете сейчас?

— После ранения временно работаю по снабжению своего участка фронта.

— Где ваша часть?

— Под Курском.

Ощупывающий взгляд Коха встретился со взглядом Кузнецова.

— И вы, лейтенант, фронтовик, национал-социалист, собираетесь жениться на девушке сомнительного происхождения?