Собственность зверя (СИ) - Владимирова Анна

— Ну что скажешь?

— Не знаю, что сказать, — признался честно. — Чувствую себя пока пустым.

— Свято место пусто не бывает, — улыбнулся он. — Так у нас говорят. Ты просто выложился сейчас.

— Раньше не было такого чувства, — признался я честно.

— И это тоже хорошо. Значит, в моем распоряжении твое лучшее творение на сегодняшний день.

Я кивнул:

— До встречи, мистер Ривз.

— До завтра, Киан.

Я направился к лифтам, прислушиваясь к своим шагам.

Завтра я покажу свое лицо… Ощущения были противоречивыми. С одной стороны — выйду из привычной тени. С другой — мне было все равно. Я обнаружил, что мне просто делиться тем, что получилось запечатлеть на камеру. Я не считал это своим. Или чем-то, за что меня следовало как-то превозносить. Ривз говорил о коммерческой съемке, о работе над заказами, и я обещал попробовать. А это было еще страшнее, потому что "видеть" на заказ еще не приходилось. Я всегда предлагал то, что явилось мне в кадре. Но и здесь я принял вызов. Необязательно ведь принимать чужую форму, тем более людям нужно было именно свежее мнение и другой взгляд.

Когда зазвонил мобильный, я покачал головой, но все равно улыбнулся:

— Не спишь, — ответил, усаживаясь на сиденье такси.

— Я видела. Это так… так здорово, Киан! — Слышал, Лали не просто улыбается — скорее всего, расхаживает перед окном туда-сюда, не в силах сдержать эмоции.

— Все ты.

— Договоришься, — фыркнула она. — Я поверю.

— Давно пора. Пятнадцать минут, и я буду с тобой.

— Жду!

Мы сняли квартиру недалеко от галереи, чтобы быть ближе друг к другу. Илай уже ползал вовсю и требовал все больше времени. Даром, что не оборачивался, развивался даже быстрее оборотня. А меня разрывало на части, когда приходилось оставлять их одних. И сколько Лали ни убеждала, что Смиртон — не пустошь, для меня этот мир был таким же чужим. Пока. Но я определенно дам ему шанс. Просто она еще не знала.

Лали сделала шаг назад, когда я появился на пороге, и улыбнулась:

— Ну как ты?

— Странно. Счастлив. — И я шагнул к ней, сцапал и прижал к себе. Мне не нравилось, как пах этот город. Но Лали была рядом, чтобы вернуть мне мой мир, когда бы я к нему ни потянулся. — Как вечер?

— Илай переползает гостиную от угла до угла за четыре минуты двадцать секунд, — гордо доложила она. — А у меня появилась идея снять о тебе документальный фильм…

Я отстранился и заглянул ей в лицо, щурясь.

— Люди хотят знать, кто ты, — взволновано заговорила она. — Рекламная кампания Ривза в сети и в городе вызывает интерес…

Она говорила, а я видел, как горят ее глаза, слышал, как бьется сердце и учащается дыхание. Вся рекламная кампания выставки была построена на ее фотографиях. В городе расклеили плакаты с ними и даже разместили их на больших щитах. Ривз мастерски заставил людей задаваться вопросом, что такого он готовится сказать своей новой выставкой.

— Мне кажется, или ты вдруг обнаружила совсем другой интерес в своей жизни?

— Не кажется. Мне это все жутко интересно, — кивнула она.

— Думал, станешь моим соавтором. — Я взялся за пуговицы рубашки.

— Эти фотографии у меня вышли спонтанно, — направилась она следом на кухню. — А чтобы работать с камерой на твоем уровне нужно много учебы и практики.

— У тебя вся жизнь впереди, — улыбнулся я, оглядывая гостиную.

Илай спал в кроватке у окна. Невесомые шторы колыхались от сквозняка, а ночное небо сыпало снегом. Определенно, в таком виде этот город был вполне приемлем.

— Знаешь, это было так странно обнаружить, что я могу все поменять, — воодушевленно продолжала она. А мне было приятно замечать, что мы не виделись день, и у нее накопилось много всего мне сказать. Зверю нравилось, что его женщина нуждалась в нем. Мы были счастливы оба как никогда. — Выучиться на кого-то еще, заняться чем-то другим. И признать, что ошиблась с первой профессией.

— Ух ты, — вздернул я бровь. — Чай будешь?

— Да, буду, — уселась она за стол. — Ужин остынет… подогреть?

— Не отвлекайся, — подхватил я тарелку. — Продолжай.

— Меня вдохновил этот твой мистер Ривз. И даже если он общается со мной только потому, что я — мать твоего ребенка, я у него могу поучиться, пока мы сотрудничаем…

Я поморщился, но не сразу понял, что именно цапнуло слух больше.

— Ривз не из тех, кто будет делать то, что не считает нужным, Лали, — мягко перебил ее, заваривая чай. — Твои фотографии вдохновили меня на серию, а его — на выставку. Ты помогла мне войти в этот мир сразу с острой и актуальной темой, а не использовать свои старые работы.

— Они не старые, — бросилась защищать меня она. — Они из другого мира. Но они не менее актуальны…

— Может, — согласно кивнул. — Но я бы не хотел назад.

Во всех смыслах.

Она удивленно на меня посмотрела, а я залюбовался. Как ребенок — большие глаза, приоткрытый рот… Надо таскать камеру постоянно на себе, чтобы не пропустить вот это все.

— Правда? Не хочешь в Климптон?

— Нет. И не только из-за вас, — предупредил ее сомнения. — Просто не хочу.

У меня тоже были свои открытия. Мне казалось, я искренне жил суровой природой. И только в Смиртоне понял — не жил, а выживал. Теперь все. Я хотел жить.

— Хорошо, — пожала она плечами, немного ошарашенная услышанным.

А я знал — боялась моей просьбы вернуться в Климптон.

Мы помолчали немного. И тишина эта был такая уютная, расслабленная. Тихо сопел сын, ворчала кофеварка, вздыхала задумчиво Лали, сосредоточенно кусая губы. И все это медленно вытесняло из памяти вой метели, обжигающий легкие воздух и страх темной воды, сдавливающей тело… Каждый раз как в последний.

— Так… что ты думаешь про документальный фильм? — выдернула она меня из воспоминаний.

— Только если ты будешь его снимать, — улыбнулся я и подхватил чашку с кофе.

И снова она удивленно заморгала, растерянно хмурясь:

— Но как же я… — начала было, но глаза азартно заблестели.

Кажется, кто-то пойдет учиться в академию документального кино.

— Так же, как сделала кадр со штанами на перилах. Чем проще будет кадр, тем интересней его будет смотреть. Вылизанные постановочные съемки немного бездушны. Как думаешь?

Лали закусила азартно губы. А я уже знал, с каким фильмом она будет поступать на факультет.

— Ты выйдешь за меня?

Вышло так же спонтанно, как и ее порыв со съемкой следов в снегу. И только тут я понял, что меня так покоробило в ее фразе. «Мать моего ребенка». Но она ведь гораздо большее…

— Замуж? — прошептала.

— Да.

— И не дать шанса твоему фан-клубу помечтать о тебе? — усмехнулась она вдруг хитро.

Теперь была моя очередь растерянно моргать:

— Что?

— Это человеческие штучки — побегать за известным загадочным красавчиком… Делаю ставку, что твой сайт не выдержит и первой минуты после твоей пресс-конференции.

— Вот как? — усмехнулся я. — И тогда ты за меня выйдешь?

— Я просто выйду.

— Вот так бы сразу.

Мы посмотрели друг на друга, улыбаясь.

— А как ты себе видишь свадьбу? — хитро прищурилась она.

— А ты?

— Понятия не имею, — закатила она глаза, беззастенчиво делая вид, что это правда.

— Тогда в субботу подсмотрим…

— Хорошо.

Она пересела мне на колени и прижалась всем телом:

— Я хотела за тебя замуж, — прошептала на ухо.

— Надо было сказать…

— Я бы сказала. Только позже… Весной тебя устроит?

— Устроит.

— Хочу, чтобы вишня цвела…

— Хорошо…

Наш шепот становился все более невесомым, и, кажется, уже неважно было, что именно мы говорим. А говорили еще долго — о планах, о свадьбе, о завтрашнем дне…

Когда она уснула, я поймал себя на ощущении, что мне стало пусто без ее голоса, и тогда я поспешил принять душ и вернуться к ней под бок, чтобы оставить эту пустоту позади… Да, зыбкая почва, как снег-пухляк. Да, становилось страшно потерять ее. До смерти страшно. Но оно того стоило.