Рожденные в завоеваниях - Селия Фридман

И снова Анжа потянулась к кисуну.

На этот раз ничего не мешало. Ее поразило осознание того, какую большую роль в недавнем сопротивлении сыграла ее подготовка, и какую маленькую — ее личное нежелание делить разум с чужеродным существом. Сбросив с себя выученные навыки, Анжа сконцентрировалась на сознании хищника, как смотрела бы на новую границу, опасную и влекущую, смертоносную и очаровывающую — это был вызов, не больше не меньше.

Самка кисуну приветствовала ее.

Кисуну охотилась на ледяной равнине, лед мерцал так, как никогда прежде, источал жар и делился на крошечные кусочки, что схватывали ее желтые глаза. Через лапы кисуну Анжа смогла анализировать вибрации почвы. Лапы устали после долгого дня перехода на большое расстояние. Благодаря удивительно чувствительному обонянию кисуну определяла, что находилось вдали и насколько далеко. Органом, функцию которого Анжа не поняла, самка улавливала присутствие жизни, и разделяла между съедобным и несъедобным, разумным и неразумным, причем различение происходило так легко, как азеанец разделял бы красный и зеленый цвета. Анжа не нашла чувства цвета самого по себе, только разную интенсивность инфракрасного излучения, благодаря ему перед ее глазами раскинулся поразительно разнообразный пейзаж, удивительное место, где лед мерцал оттого, что на него ступали, и тела становились белыми, когда их постигала смерть.

Анжа не стала делиться собственными чувствами с кисуну. Ее смущало их малое количество. Как она могла называть это место скучным, место, столь чудесное? Разве небо здесь монотонное? Теперь оно имело разнообразную плотность и излучало разные степени тепла, и было таким же богатым для ее кисунских чувств, как закат для человеческих глаз. Разве планета одинаково холодна? Сенсорные нити в белом меху видели, а также и чувствовали малейшые перепады температур, и тепло присутствовало в бризе, прохлада в неподвижном воздухе, волны энергии накатывали от любого теплокровного существа, которое ели, или сопровождали, или с которым спаривались.

Анжа уловила голод кисуну и сразу же вспомнила о том, что им необходимо пообещать сытный обед. Как приятно будет снова почувствовать себя сытой, не только восстановить силы, но и ощутить экстаз поглощения живительного тепла, наблюдать за тем, как оно проходит по всему существу. Собственное тело Анжи стало прозрачным в ее видении — и женщина представила, как разделит бесконечное удовольствие трапезы с товарищами по стае. Какая связь может быть такой сильной во вселенной и какой мир — столь подходящим для заселения?

Укутанная в меха женщина, которую Азеа послала на Дерлет, неподвижно сидела на льду, на холодной белой равнине, окруженная кисуну. Она перестала следить за своим обменом веществ и он замедлился до ритма системы кисуну. Ее руки безвольно повисли, глаза были закрыты, словно ничего, что она могла бы увидеть или до чего дотронуться, никогда больше не будет иметь значения. Женщина оставалась неподвижна и молчалива.

В отдалении солнце поцеловало планету. Такое тепло, хотя и недолгое, вызывало болезненные ощущения у обитателей Дерлета. Те, кто видел, как это тепло прорывается сквозь облака, отворачивались от него, и радовались, когда оно уходило и возвращалась спокойная обыденность, позволявшая наслаждаться уточненной красотой их мира.

У западного края огромной заснеженной равнины, в пределах видимости ограничивающих равнину гор, стая из тридцати пяти кисуну сидела беззвучно. Одно за другим животные поднимались и поворачивались на запад. Затем, словно бы единое существо, вся стая направилась к горам под густой шапкой облаков над Дерлетом. Им потребуется много дней, чтобы туда добраться. Но кисуну могут долго бежать, довольствуясь малым количеством еды, и обладают огромным терпением. Итак, стая каждый день все ближе подходила к подножию гор… где их, предположительно, ждали инородцы.

Солнце на мгновение осветило ледяное поле.

Это раздражало, но очень недолго.

Ивре вер Иште устал ждать.

Он находился на этой скучной планете с тех пор, как молодая студентка Академии взвалила на себя обязанность исполнить местную традицию. Это было… когда? Половина местного года назад? Почти три стандартных года по крайней мере.

Дерлетанцы не позволяли ему послать самолет, чтобы тот низко пролетел над ледяными полями. Таким образом вер Иште хотел следить за продвижением молодой женщины. Но поскольку Дерлет следовало мирно включить в состав Империи, а не покорять, желание аборигенов было законом. Более того, из-за особенностей плотной атмосферы вер Иште не мог считывать сигналы о присутствии жизни в снегах и поэтому не имел надежной информации. «Она должна быть где-то здесь, — обычно говорил кто-то из дерлетанцев и показывал на карте. — Если она все еще жива».

Самым неприятным было чувство, что директор Звездного Контроля убьет его, если придется отвечать за исчезновение молодой протеже Торжи.

Периодически разнообразные представители местной жизни близко подходили к западным горам. В таких случаях внутри вставленного в ухо вер Иште устройства раздавался сигнал тревоги, и он спешил к месту возможного контакта. Затем местные существа обычно проходили дальше не юг, или на север, или поворачивали назад, на восток, а вер Иште так и оставался ждать. Как и в ту ночь.

Сигнал тревоги резко зазвонил и пробудил его от беспокойного сна.

— Да! — пробормотал он. — Что там?

— Сектор пять, посол, — пришел ответ. — Похоже на стаю кисуну. Крупные хищники.

— А наш агент может быть среди них?

Он почти видел, как на другом конце пожали плечами.

— Вы просили сообщать вам каждый раз, когда какое-либо существо приближается к горам.

— Да, знаю, — вер Иште уже вставал. — Я сейчас приду.

Сектор пять — не близко. Впервые побывав в районе западных гор, он посчитал их красивыми: бледные скалы и расселины, временами матовые, временами блестящие в зависимости от снегопадов, но если увидел одну белую от ледников гору, то видел их все. А вер Иште смотрел на них уже почти три года.

Один иллюминатор запотел в личном транспорте по пути к сектору пять и вер Иште не думал, что пропустит что-то существенное.

— Что-нибудь прояснилось? — спускаясь на твердую землю, спросил он.

— Да, это на самом деле стая кисуну. Крупные особи, молодняка нет, — агент из этой секции протянул ему распечатку. — И там есть нечто, не являющееся кисуну.

Вер Иште резко поднял голову.

— Все может быть, сэр, — тихо сказал агент. — Они бегут прямо сюда.

Жива. Только бы Анжа перебралась через ледяные равнины живой! Какой бы урон этот переход ни нанес ее телу, Азеа сможет его излечить, какой бы урон ни нанес ее сознанию, специалисты по настрою экстрасенсорных навыков справятся. Все, что от нее требуется, это лишь вернуться живой…

Один из дерлетанских аборигенов, также находившихся на этом посту, помахал вер Иште.

— Вот отсюда, — крикнул он, издав ряд монотонных звуков, которых дерлетанцы называли языком. — Можно их увидеть.

Вер Иште взобрался туда, где стоял абориген, на последнюю высокую точку у границы плоских равнин. Да, определенно, вдалеке что-то двигалось.

— Это стая кисуну… — начал он.

— Они не забегают в горы, — заверил его абориген. — Они всегда остаются на равнинах.

Вер Иште воспринял новость со значительной долей скептицизма. Три года на Дерлете научили его многому. Теперь он мог оценить, сколько местные проводники на самом деле знают об этих хищниках — и не говорят.

Они приближались быстро, белые на белом. Теней тут не было, и с определенных углов зрения, при правильном освещении они оставались невидимыми на блестящем поле.

— Сколько их? — пробормотал вер Иште.

— Тридцать шесть, — сказал ему местный агент. А затем, еще раз проверив, добавил: — И один из них — человек.

«Слава Хаше!» — облегченно подумал посол.

Теперь они стали ясно видны, и если приглядеться повнимательнее, вер Иште мог различить отдельных животных. Каждый был равен по высоте человеку и даже больше, тела были тяжелыми, лапы тонкие, но очень мускулистые.

— Это нормально? — спросил он дерлетанца. — Нечто вроде эскорта…

Аборигены не ответили ему. Они упали на колени.

Теперь вер Иште мог ее видеть, крошечную фигурку, она, пошатываясь, бежала, поддерживая скорость всей стаи. Она бежала неровно, ее движения свидетельствовали о перенесенных страданиях. Разумеется, есть какие-то повреждения. Первым его порывом было кинуться ей навстречу. Вторым сработал инстинкт самосохранения, который удержал вер Иште на месте.

— Анжа лиу… — прошептал он.

Она приблизилась к подножию гор и начала с трудом карабкаться вверх. Теперь, увидев ее лицо, вер Иште понял: это лицо незнакомки. Оно смертельно побледнело, женщина, казалось, постарела лет на двадцать. Ее глаза светились жесткостью и небывалым огнем, что нельзя было принять за человеческий.