Легенды Космодесанта - Ник Ким

— Теперь ты видишь? — проговорил прислужник зла. — Орден отверг тебя, оставив подыхать в пустой и холодной тьме. Кучка лжецов, прикидывавшихся твоими братьями и сбежавших при малейшей опасности. Вся их похвальба о верности и чести превратилась в прах. Стоит ли удивляться тому, что ты сдался? — Космодесантник Хаоса наклонился ближе. — Стоит ли удивляться, что ты позволил нам преобразить тебя, во имя Примогенетора? — Предатель улыбнулся Тарику. — Теперь ты избавился от последних оков. Теперь ты можешь стать одним из нас… и первое, что мы сделаем, — это сотрем Гору Призраков в порошок.

Тарик не смог сдержать дрожь. Хуже всего были не видения, не псевдовоспоминания и не чувство, что тело больше не принадлежит ему. Хуже всего была неуверенность. Слова предателя могли оказаться правдой.

Как часто в течение этих долгих месяцев он лежал в постылой клетке, мучаясь единственным вопросом: «Почему я забыт?» Каждый миг его жизни — жизни Адептус Астартес — был посвящен службе чему-то большему, чем он сам. И в обмен на это неустанное служение и на смерть, ожидавшую всех Орлов Обреченности, он получил бесценный дар — братство. Несокрушимую уверенность в том, что товарищи преданы ему, что он не будет потерян, пока дышит хоть один из Сынов Гафиса. «Так почему же они не пришли за мной? Почему они посчитали меня мертвым и на этом успокоились? Почему мое имя забыто?»

— Потому что все это ложь, — сказал предатель. — И всегда было ложью. — Он жестом обвел темницу. — Мы никогда не обманем тебя, Тарик. С нами ты всегда будешь знать истину.

Рука снова протянулась к Тарику.

— Возьми ее.

Снаружи гремел гром. Вспышки бело-синего света пронзали воздух. Тарик поднял глаза и увидел протянутую руку изменника-Астартес, а за ним — тени Орлов Обреченности.

Братья по ордену вершили над ним суд.

Время для Тарика остановилось, и в мозгу вновь зазвучали вопросы, которыми его осыпали с момента возвращения. Обвинения громоздились стеной.

Он мог вообразить собственную тень — изможденного, сломленного Тарика, в душе которого нашлось бы место слабости, который сдался бы под давлением пережитого на Дайникасе. Этот призрачный Тарик, бледная копия настоящего, был озлоблен тем, что его покинули, и судорожно цеплялся за единственную вещь, необходимую каждому космодесантнику, — узы братства. Без своего товарищества Астартес ничего бы не стоили. Братство лежало в основе всех орденов космодесанта. Как ужасно было потерять это — стать отверженным, изгнанником, лишенным родства. Ослабевшая душа, пойманная в самый отчаянный миг, могла склонить колени перед бывшим врагом лишь ради того, чтобы снова ощутить незабвенный привкус этой связи. Сломленный дух, спрятавший клеймо своего нового властелина под старую оболочку и несущий яд тем, кто бросил его на произвол судьбы. Яд и смерть во имя отмщения.

Внезапно все вновь пришло в движение, и Тарик увидел, как предатель кивнул:

— Да. Теперь ты понимаешь?

Но эта тень, это жалкое существо, возникшее в его мыслях… Кем бы оно ни было, это был не Тарик, Сын Гафиса, Сын Аквилы. Он выпрямился во весь рост и свирепо отшвырнул изменника прочь.

Тарик ответил на молчаливые, укоризненные взгляды Орлов Обреченности яростным взором.

— Я не еретик! — воскликнул он, и с каждым словом к нему возвращались силы.

Тарика охватило чувство собственной правоты, и в этом огне трансформация начала таять. С каждой секундой он ощущал себя все более… правильным. Каждый вдох приближал его к тому воину, которым он был когда-то, — и с новым приливом сил Тарик понял, что не чувствовал подобной уверенности уже долгие годы. С тех самых пор, как его захватили в плен.

— Судите меня, если хотите! — крикнул он. — Мне нечего бояться! Загляните в мое сердце — и увидите там лишь верность! Я — Тарик!

Лица бывших товарищей по отделению замелькали перед ним в призрачном свете. Корика: импульсивный и храбрый. Микил: сильный и стойкий. Петий: молчаливый и сдержанный. Они не отвернулись от него. Они его не забыли.

За спиной Тарика предатель поднялся на ноги и двинулся вперед. В глазах космодесантника Хаоса полыхала жажда убийства.

— Глупец…

Тарик заставил врага замолчать, схватив его за горло и усиливая давление пальцев до тех пор, пока предатель не смог только хрипеть. Канонада ревела все громче, и Тарик закричал во всю глотку, чтобы противник его услышал:

— Я — Орел Обреченности! Я никогда не нарушу присяги!

Он швырнул врага на землю.

— Я не сдался! Я никогда не сдамся!

В голове Орла Обреченности раздался взрыв, безмолвный, но оглушительный, и сомкнувшиеся над ним своды темницы разлетелись на тысячу осколков, как стекло под ударом молота.

Тарик крутанулся на месте. Тело его было нетронутым — никаких следов трансформации. Все, что произошло в призрачной комнате, исчезло, сгинуло, как луч солнца, скрывшийся за облаками. Воин стоял перед вскрытым медицинским резервуаром. Обернувшись, он обнаружил библиария Трина, который с трудом поднимался на ноги. Псайкер поглаживал уродливый синяк, расплывавшийся у него на шее. Сплюнув, Трин уставился на второго космодесантника.

— Ты? — ахнул Тарик.

Принюхавшись, он ощутил в воздухе запах гари — вонь отработанной ментальной энергии.

— Ты навел на меня чары… Все это было иллюзией, розыгрышем.

— Да, — хрипло ответил Трин. — И ты чуть не придушил меня в процессе.

Тарик шагнул к псайкеру, сжимая кулаки. Глаза его сверкали от гнева. То, что Трин облачен в боевой доспех, а сам он практически гол, Тарика не остановило.

— Я вышибу из тебя извинение, ведьмак!

— Тебе стоило бы поблагодарить меня, — возразил Трин. — Наконец-то я заглянул в твою душу и увидел то, что ты от нас скрыл.

— Я ничего не скрывал! — рявкнул Тарик.

Трин покачал головой:

— Не лги мне, теперь это не имеет смысла. Ты скрыл свой страх, Тарик. Черный, невыразимый ужас, который преследовал тебя в самые тяжкие минуты твоего заключения. Лишь на краткий миг, но ты задавался вопросом: что произойдет, если слабость возьмет верх? — Библиарий криво, безрадостно улыбнулся. — Очень по-человечески.

Кулаки Тарика неохотно разжались.

— Я заглянул в темноту, в самую бездну, — медленно произнес он. — И отвернулся прочь.

Трин кивнул:

— Так и было. И теперь у меня есть нужный ответ. — Он протянул Тарику руку. — Ты доказал свою целостность. Ты вернулся к нам, брат. Твое тело, разум… и душа.

Тарик пожал ему руку старым способом, ладонь к запястью.

— Я никогда не уходил, — ответил он.

— Когда все это закончится? — раздраженно поинтересовался Корика.

Он бросил мрачный взгляд на Зура. Тот пожал плечами.

— У меня нет для тебя ответа, — сказал сержант.

Отвернувшись, он уставился на черные мраморные панели мемориальных башен, возносящихся до украшенного резьбой потолка. Там что-то двигалось: к ним спускалась транспортная платформа.

Микил тоже увидел ее и ткнул пальцем:

— Поглядите.

Петий сделал один нерешительный шаг к краю подъемника — и замер. Как и другие, он не понимал, почему их срочно вызвали в Реклюзиам.

В следующую секунду платформа остановилась. С нее спустился человек в форменной тунике и быстро прошел мимо.

— Тарик?

Зур не смог сдержать удивления. Он искренне полагал, что никогда больше не увидит блудного Астартес. Трин не славился мягкосердечием при вынесении приговоров. Затем удивление отступило, и Зур позволил себе улыбнуться. Он не ошибся в своих суждениях о потерянном брате. Внезапно все сомнения, связанные с его долгом и с его ролью в выпавших Тарику испытаниях, бесследно исчезли. Зур ощутил, что с плеч его упала огромная тяжесть.

Корика протянул Тарику свою аугментическую руку, но ветеран прошел мимо, не замедляя шаг. Остальные Орлы Обреченности двинулись следом за Тариком вдоль галереи, пока он не остановился перед одной из мемориальных плит.

Зур понял, что сейчас произойдет. Кулак ветерана метнулся вперед, пробил стеклопластовый пузырь и сомкнулся вокруг хранившейся внутри реликвии.

Не разжимая окровавленной руки, Тарик вытащил клинок из разбитого пузыря. Ветеран взглянул на боевой нож и лишь после этого впервые посмотрел на остальных. Его твердый, пристальный взгляд остановился на каждом из них и наконец упал на Зура. Тарик открыл рот, чтобы заговорить, — но затем передумал. Вместо этого он кое-что сделал.

Медленно, с силой Тарик провел острием ножа по камню. Воин прочертил глубокую линию поперек выгравированного на плите имени, стирая запись о своей смерти. Он снова был жив.

Микил заговорил первым:

— Добро пожаловать обратно, сэр. — Он склонил голову. — Если бы мы только знали, что Красные Корсары вас не убили…