Рандеву - Верхуф Эстер

Видно было, что Эрик обеспокоен. Моя истерика его испугала. Он шагнул ко мне, успокаивающе провел рукой по волосам.

— Тише, тише! Успокойся, Симона. Успокойся. Ты для меня вовсе не проект. Как ты могла такое подумать? Я тебя люблю.

— Ты меня любишь? Откуда мне это знать? Ты целыми днями занят на стройке. Этот чертов дом — для тебя все. А мы только так — на втором плане. Тебе наплевать на нас! Ты просто взял и притащил всю семью на эти развалины Бог знает где, и тебя ничуть не интересует, как мы себя при этом чувствуем. Если бы ты…

— Этот дом я хочу построить для нас. Для тебя, для Изабеллы, для Бастиана. Я и сам хочу, чтобы ремонт поскорее закончился, он мне осточертел так же, как тебе. Пыль, беспорядок, шум, все ладони в занозах, а вечерами я чувствую себя совсем разбитым. К такому и я не привык, но просто работаю вместе со всеми, потому что чем быстрее мы закончим, тем раньше все наладится.

Мой голос упал на октаву.

Ты все время общаешься только с Петером и с парнями, а говорить можешь только о стройке. Тебя нет ни для меня, ни для детей. Никогда.

Во взгляде Эрика были удивление и беспокойство.

— Нет времени для вас? Господи, Симона…

— Ты…

Мои слова заглушил поцелуй, заставший меня врасплох. Жаркий, исполненный любви… И это нежное поглаживание шеи кончиками пальцев…

Когда наши губы разомкнулись, я посмотрела Эрику в глаза и увидела в них озабоченность. А еще настоящую нежность.

Много лет назад я влюбилась именно в этот взгляд. Из-за него я потеряла голову в то время, когда мы были молоды и беззаботны и Эрика еще не поглотила работа, а меня — воспитание Изабеллы и Бастиана. Задолго до того момента, как наши жизни, соединенные в одну, необъяснимым образом, без предупреждения, вдруг стали параллельными и в них не осталось ни одной точки соприкосновения.

— Я люблю тебя, — сказал Эрик очень тихо. — Ты моя девочка и всегда была ею. Ты и дети — самое главное в моей жизни. Наиглавнейшее. Петер и парни могут проваливать.

Его голос чуть дрогнул. Я замерла. Муж вздохнул и сказал то, что я так хотела услышать:

— И… и если все так сложно, если ты совсем не сможешь привыкнуть, то все одновременно очень просто. Мы уедем. Вернемся в Голландию.

Я смотрела на него сквозь пелену слез. Он правда это сказал?

— Ты серьезно?

— Да, серьезно.

Эрик начал раздевать меня. Очень осторожно, как будто я была фарфоровой куклой и из-за неловкого движения могла разбиться на тысячи осколков. Он аккуратно складывал мою одежду на скамеечку, стоявшую около ванны. Покрывал поцелуям и каждый обнажавшийся участок тела и бормотал:

— Я люблю тебя, девочка. Я так сильно тебя люблю!

Конечно, моя ярость улетучилась.

Он быстро разделся сам и включил воду. Я ступила в нее, и по моему холодному телу побежали мурашки. Эрик сел в ванну напротив меня, взял с полки губку и стал намыливать мои плечи ласковыми круговыми движениями.

— Я не до конца все понимал. Не понял, что ты чувствовала себя покинутой. Мне казалось, ты, так же как и я, изо всех сил стараешься, чтобы… Ты для меня все. Я это делаю для тебя и детей. Ты никогда ничего не говорила… А я просто не умею читать мысли.

— Я часто об этом говорила, но ты никогда не слушал.

Эрик замолчал, продолжая меня намыливать. Взял душ, намочил мне волосы, добавил шампунь. Я позволяла ему делать все это и чувствовала, что успокаиваюсь. Вода была горячей, пена душистой. Онемевшее от холода тело согрелось.

— Я люблю тебя, — прошептал он. — Скажи, что ты меня тоже любишь.

— Я… я тебя люблю.

Я боролась со слезами.

Эрик не отводил от меня взгляд. Он взял в руки мое лицо и тихо сказал:

— Вместе мы справимся. Мы же всегда справлялись вместе. И сейчас тоже справимся. Самое главное, чтобы мы остались вместе. Ты, Изабелла, Бастиан и я. Все остальное неважно.

Внизу зазвонил телефон. Резкие звонки эхом отзывались в холле.

— Пусть звонит, — сказал Эрик, и его губы нашли мои.

Я окончательно согрелась, кожа немного горела.

— Мы не будем принимать неосмотрительные решения, — прошептал он. — Сейчас зима. Холодно. До окончания ремонта еще далеко. Хорошего мало, друзей нет, общаться не с кем. Ни минуты покоя. Но все это пройдет. Ты мне нужна, детка. Обещаю, если в будущем году, когда ремонт закончится и засияет солнце, ты все еще будешь хотеть обратно, мы уедем. Без разговоров. Обещаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

33

Понедельник, утро, без четверти одиннадцать. С минуты на минуту появится Петер, но я почти не нервничаю. Вчерашний разговор с Эриком, чувство, которое мы испытали, невидимая связь друг с другом. Все это очень ободрило меня. Во всяком случае, этого было достаточно для того, чтобы с большим энтузиазмом смотреть в будущее.

Я не одинока.

Если все зайдет слишком далеко, останутся только слова Петера против моих, и я вдруг отчетливо поняла, что Эрик поверит мне. Тринадцать лет брака просто так из жизни не вычеркнешь.

Чтобы отпраздновать это, я приготовила творожный торт, украсив его ежевикой, голубикой и малиной. Ягоды я увидела в супермаркете, в отделе замороженных продуктов, и тут же купила. Меню включало также пасту с разными сортами сыра и салат с итальянской ветчиной. Петер пришел ровно в одиннадцать. Я повернулась к нему, и, несмотря на уверенность в своих силах, на мгновение от страха почувствовала спазмы в животе. Петер вошел на кухню по-хозяйски, как будто мой дом, наш дом, принадлежал ему и он имел полное право тут находиться.

Я больше не хотела видеть этого человека — ни здесь, на своей кухне, ни вообще где бы то ни было. Вандам замер в дверях. Я молчала, не приглашая его войти. Петер удивленно посмотрел на меня и широко улыбнулся. Его карие глаза заблестели. Он шагнул вперед и нагнулся, чтобы глянуть, что стоит в духовке.

— Хочешь меня отравить? — он спросил это весело. — Паста? А соус какой? С цианистым калием?

Я скрестила руки на груди. Глубоко вдохнула, выдохнула и сказала:

— Платить больше я не буду.

Петер выпрямился. Его зрачки сузились:

— Нет?

— Нет.

— Потому что?..

— Потому что Эрик поверит не тебе, а мне.

Вот так. Ответить ему на это нечего. А теперь пусть проваливает.

Что сказано, то сказано. Я сделала то, что должна была сделать.

Петер подошел ближе и остановился — отвратительно близко ко мне. Я чувствовала его запах. Его лосьон после бритья ощущался даже на расстоянии, как накрывающая меня с головой волна, та, из которой не выплывешь. Он наклонился, и я резко подалась назад.

— Мы больше не играем в эту игру, Петер, — сказала я. — Достаточно.

— Не будь так самоуверенна, Симона, — прошипело это чудовище.

— Я сказала, достаточно.

Ожидала я, чего угодно, но только не такой реакции. Он просто повернулся и вышел.

Пасту парни съели подчистую. Я вовремя подсуетилась и припрятала два куска торта для Изабеллы и Бастиана. Сама я почти ничего не ела. Весь прошедший час Петер буквально не спускал с меня глаз. Запугивание в чистом виде, но фокус удался. Я чувствовала, что надо мной навис меч, готовый обрушиться в любой момент.

Я изо всех сил старалась гнать эти мысли, уговаривая себя, что меня не волнуют выходки Петера. Мы пили кофе, и парни вот-вот должны были вернуться к работе. Еще десять-пятнадцать минут… Эрик с Петером обсудят финансовые вопросы прошедшей недели, и мой мучитель уедет.

Я посмотрела на Эрика, в ответ на этот взгляд он подмигнул. Как ни странно, это придало мне уверенности.

За столом завязался спор. Оба Антуана, очевидно, не могли прийти к согласию в чем-то, имеющем отношение к машинам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Эрик внимательно слушал, Луи сворачивал третью самокрутку. Петер поигрывал мобильным телефоном.

— Да что ты понимаешь в технике! — услышала я голос Антуана. — Я, ё-моё, три года проработал в автосервисе и за это время видел больше двигателей, чем ты за всю свою жизнь.

— Может быть, и так, — согласился Пьер-Антуан. — Но все равно ты в них ничего не понимаешь. «Пежо» лучше, чем «рено». Факт. Это понятно и ребенку.