Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2 - А. Велидов (редактор)

По-прежнему для него Германия представлялась исконным врагом. Конечно, здесь нужно было принять во внимание и другое: южане, стоящие более или менее близко около Добровольческой армии и видящие оказываемую ей англичанами помощь, могли опасаться, что всякие немецкие симпатии могут совершенно изменить готовность англичан.

Этот период закончился арестом Щепкина, который произошел 28–29 августа. В сущности говоря, здесь оканчивается история московских совещаний НЦ даже внешним образом; правильных совещаний после этого не было, некоторые члены совсем их не посещали, и, по-видимому, не было даже для них содержания. Некоторое время продолжал действовать «Тактический центр», но военные организации были разгромлены, положение в Москве чрезвычайно обострилось после расстрела Щепкина и взрыва в Леонтьевском переулке.[118] Впрочем, «Тактический центр» же давно совершенно отделился от совещаний НЦ и вел обособленное от них, как, вероятно, и от СОД и СВ, существование. Но для НЦ арест Щепкина имел и огромное внутреннее значение.

Данные, опубликованные в связи с арестом Щепкина, и позднейшее разоблачение показали всю широту его военных связей. Это были его личные связи. Можно сказать категорически, что совещание НЦ, как таковое, никакого отношения к военному заговору не имело. Эти военные связи были ему неизвестны, как неизвестно и участие целого ряда лиц, арестованных вместе со Щепкиным и оказывавших ему техническое содействие, – Алферова, Волкова, братьев Астровых и т. д. Относительно Алферова члены совещания, знавшие его ближе, были уверены в его совершенной непричастности (до такой степени он казался вообще далеким от всякой политики), и долгое время они оставались под впечатлением, что здесь имела место какая-то роковая судебная ошибка. Создавалось впечатление, что НЦ – мощная организация, опирающаяся на значительные военные силы и снабжаемая большими средствами, которых эти силы требовали. В действительности фирма НЦ была связана с совершенно различными организациями, которые друг друга не знали, да и по самому духу были достаточно далеки друг от друга. Но их связывала личность Щепкина. Несомненно, он был выдающийся организатор. Даже на совещаниях НЦ можно было наблюдать, как он умел приводить к единству взгляды и положения достаточно противоположные. Он был не только руководителем НЦ, он, в сущности говоря, и составлял его ядро. Можно, конечно, сказать, что отдельные члены совещания НЦ, как Шипов, и отчасти Герасимов, вошедший в «Тактический центр», более других могли считаться входящими в такое ядро. Но все же значение Щепкина оставалось совершенно преобладающим даже и при наличности «Тактического центра», где был такой сильный, авторитетный человек, как Леонтьев. Вероятно, Щепкин во многом давал тон и «Союзу возрождения», будучи неизмеримо крупнее Мельгунова, и, быть может, этим объясняется, что в Москве НЦ и СВ, довольно разнородные по составу, как-то не сталкивались наподобие того, что происходило на Юге.

Лишь благодаря Щепкину НЦ мог совмещать такие разнообразные формы деятельности – от почти чистого академизма до военного заговора. Это было бы невозможным, если бы во главе его остался Шипов с его принципиальностью, непоколебимыми убеждениями, которые принимали облик религиозной веры, с малой способностью при всей его личной терпимости представлять себе чуждые ему точки зрения и чуждую психологию. Понятно, что НЦ его не удовлетворил, не удовлетворял и образ действий Щепкина. Понятен и психологически, с другой стороны, и этот последний образ действий. У Щепкина был свой личный план разрешения русского кризиса, который он вовсе не считал нужным подвергать коллективным обсуждениям. Будучи вообще большим скептиком, он не ожидал многого от таких обсуждений, и в смысле консервативном он не хотел этого делать – не раз он высказывался, что русские вообще плохие конспираторы и не умеют молчать. Замечательно, что вместе с этим собственные совещания НЦ он вовсе не стремился обставлять какой-либо конспиративностью, охотно шел на присутствие лиц, могущих в качестве специалистов известного вопроса принять участие в прениях, и т. п. Беря на себя осуществление своего плана с наиболее опасной стороны, в смысле сношения с военной средой и ее организацией, он заранее брал на себя и все возможные последствия. Часто выражалось удивление, что Щепкин был до такой степени неосторожным, как это обнаружилось при его аресте. Ужели он не предвидел его возможность? Думается, что неосторожность была своего рода фатализмом, который он себе позволял, полагая, что, никого не посвящая в свои действия, он никого и не подведет. Могли тут сказаться и личные обстоятельства. Осенью 1918 года он потерял жену. Эта смерть, по рассказам лиц, близко его знающих, очень его потрясла, и он не раз говорил, что и по своему возрасту и по самочувствию жизнью он не дорожит. Правда, на людях он был бодр, спокоен, даже весел, но все это могло быть внешностью. Он всегда хорошо владел собою, и знавшие близко его люди говорили, что он умеет принимать на себя различные роли – способность, которую он получил как бы по наследству от своего предка знаменитого актера Щепкина.

С другой стороны, можно себе представить, какое впечатление произвели на участников совещания, и в особенности на тех, кто не входил в «Тактический центр», данные, обнаружившиеся в связи с арестом и гибелью Щепкина. Они увидали, около какой пропасти они стояли. Действовал здесь, конечно, и простой инстинкт самосохранения, но действовало и сознание, что работа НЦ пошла по совсем иному пути, чем это им представлялось, а между тем хотя бы моральная ответственность остается, и это одно приостанавливало всякую дальнейшую работу. Если бы они видели смысл НЦ в том, чтобы каким угодно путем устранилась Советская власть в Центральной России, то казалось, именно теперь перед НЦ открывались широкие перспективы. В короткое время Добровольческая армия заняла Киев, Курск, Воронеж, Орел, дошла в пределы Тульской губернии, которая смежна с Московской. На севере войска Юденича подходили к Петербургу. Но эти успехи не дали никакого толчка совещанию и не подействовали на его членов. А вслед за этим с конца октября начинается полный неуспех белых и на юге, и на севере и быстрое продвижение Красной Армии и здесь, и там, и в глубь Сибири. Уже в конце 1919 года исход гражданской войны определился. Победила Советская Россия. Среди тех кругов, которые всего ожидали от прихода Деникина в Москву, уже наступило полное разочарование. Они готовы всячески были бранить Деникина за его неспособность, за то, что он, не взвесив своих сил, бросился в авантюру. В то же время они жадно прислушивались к известиям с Западного фронта и к слухам о предстоящем наступлении польских войск – не придет ли избавление отсюда?

Гражданской войне виден был конец, крах, но перед Россией, особенно Центральной, особенно перед русским городом, вставали другие бедствия: голод, холод, полное расстройство транспорта, паралич промышленной жизни. С востока приходили ужасающие вести о распространении сыпного тифа. Приходилось уже бороться не с политическими или классовыми противниками, а с самой природой. Быть может, самые эти стихийные бедствия смягчали старую вражду. Чувствовалось, что спасти может лишь общая, самая напряженная работа, спасать приходилось уже физическую жизнь – свою и своих близких.

Наконец, и внешнее положение России изменилось. В январе 1920 года было опубликовано решение держав снять блокаду. Решение, правда, обставленное рядом оговорок о признании Советской власти, об ограниченных формах и размерах товарообмена. Но все же здесь пробивалась брешь в блокаде, которая являлась одним из основных условий бедственного состояния России. То, что могло быть достигнуто еще в начале 1919 года, когда встал вопрос о Принцевых островах, то начало осуществляться после года гражданской войны и всяческого разрушения.

Совещания НЦ в то время не было. Но прежние его сочлены встречались и обменивались мыслями. У большинства из них уже раньше сложилось убеждение, что русская интеллигенция вообще должна встать в совершенно лояльное отношение с Советской властью и вложиться в действительную созидательную работу. Военные успехи Деникина при установившейся политической обстановке не могли разрешить русского кризиса и только бы до бесконечности затянули бы гражданскую войну. Впрочем, эти успехи скоро кончились. Наступление же поляков есть прежде всего наступление на Россию и должно быть всеми русскими гражданами встречено как таковое. Чувство долга перед Россией с ее тяжкими бедствиями должно превозмочь всякие антипатии к большевизму. Впрочем, большевизм сам эволюционирует в направлении государственности, и эта эволюция пойдет тем быстрее и прочнее, чем скорее кончится гражданская война, прекратятся разговоры, прекратятся всякие виды сознательного и бессознательного саботажа. В настоящее время в России плодотворно можно работать лишь при известном лояльном отношении к Советской власти. Нейтралитет здесь неосуществим. Эта власть слишком связана со всеми сторонами не только государственной, но и народной жизни. Самый опыт работы в советских учреждениях некоторых членов бывшего совещания НЦ мог их убедить, что здесь есть достаточно широкое поле для применения своих сил. А общение с коммунистами важно не только для целей работы: здесь могут устраниться много недоразумений, и обе стороны лучше поймут и узнают друг друга.