Капризная вдова - Валери Кинг

Тем временем трудные пассажи утомили музыкантов. Они прекратили игру, встали и, давая отдохнуть пальцам, принялись обсуждать особенно сложные места, в которых Шарлотта сбивалась с такта.

Потом Красавица оставила партнершу и, подсев к Генриетте, начала наблюдать за ее работой, но вскоре прелестная головка начала клониться на плечо сестры, и мисс Брэндиш предложила девушке отправиться спать. Извинившись, что не сумела как следует развлечь хозяев и гостей своим искусством, Энджел сделала книксен и вышла. Вскоре за ней последовала и Шарлотта.

Лорд Эннерсли попросил принести для дам миндального ликера, а для себя и Короля – бренди. С удовольствием взяв изящную рюмку с ликером, миссис Литон продолжала обсуждать с виконтом вопросы, связанные с предстоящим балом: достаточно ли просторна зала для танцев, удобны ли комнаты для отдыха и скольких гостей можно принять, не создавая давки. Генриетте показалось, что ее мать и виконт спорят просто оттого, что им нравится разговаривать друг с другом. Через мгновение Эннерсли, бросив на миссис Литон и сестру многозначительный взгляд, предложил им втроем сходить в бальную залу и на месте обсудить проблемы, ведь так легче разрешить все сомнения. Он, лорд Эннерсли, только тогда сможет согласиться с аргументами миссис Литон, когда лично убедится в ее правоте.

Мисс Брэндиш поначалу не вняла его призыву, но лорда Эннерсли это не обескуражило, и вскоре он уже вел сестру к лестнице, чтобы спуститься вниз, в залу, расположенную на первом этаже в задней части дома. Миссис Литон неохотно последовала за ними, хмурясь и озабоченно поглядывая на дочь, остававшуюся с Брэндишем наедине. Она позвала было Генриетту с собой, но лорд Эннерсли поспешно воскликнул:

– Как, вы хотите запастись еще одной союзницей? Нет, ни за что, миссис Литон! Пусть лучше Генриетта останется здесь, может быть, ее присутствие благотворно повлияет на моего сына!

С этими словами он подхватил обеих дам под руки и решительно вывел их из комнаты.

Их уход совершенно не обеспокоил Генриетту, она чувствовала себя в безопасности: вряд ли Король позволит себе лишнее в гостиной, куда в любой момент мог войти кто-то из слуг или вернувшиеся из зала старшие.

– Генри, – внезапно сказал Король, поднимаясь на ноги, – я забыл показать вам одну потрясающую вещь, нашу семейную реликвию! Пойдемте в библиотеку, она хранится там!

Глядя на его оживившееся лицо, Генриетта смутно почувствовала подвох, но тут же отогнала эту мысль – у Брэндиша был такой радостный, невинный вид! Казалось, он совершенно искренне хочет показать ей нечто действительно интересное. Решив, что излишняя подозрительность ее не украшает, Генриетта воткнула иголку в кусочек тонкого льняного полотна, аккуратно свернула свое рукоделие, сложила его в корзинку и тоже встала.

Чтобы попасть в хранилище реликвии, надо было пройти по коридору всего несколько метров. Дверь в библиотеку оказалась открытой. Комнату освещал тусклый желтый свет, струившийся откуда-то из глубины. В среду, по приезде, Генриетта уже видела библиотеку, но только мельком. Теперь же, войдя внутрь, она осматривала ее более внимательно. В столь поздний час в библиотеке был зажжен только один канделябр. Генриетту поразила суровая старомодная красота заставленной книжными шкафами комнаты. Впечатление усиливали несколько стульев и канапе, обтянутые темно-красным дамастом. Она погладила обивку – ткань была шелковистой и прохладной на ощупь.

На противоположной стене, над камином, висел двойной портрет отца и сына Брэндишей. Король – совсем мальчик, не старше четырнадцати лет, но взгляд его светился лукавством.

Генриетта вопросительно посмотрела на своего спутника.

– Вы хотели показать мне портрет? – спросила она простодушно.

Он фыркнул.

– Вы действительно так наивны? Или вы влюблены в меня и притворяетесь! Подумать только, попасться на этот старый как мир детский трюк – «пойдем, я тебе что-то покажу»!

Сверля ее безжалостным взглядом, он захлопнул дверь и запер на ключ.

– Что вы делаете! – воскликнула Генриетта. Она была готова провалиться сквозь землю от стыда за свою дурацкую доверчивость. Не отвечая, Брэндиш пружинистым шагом подошел к ней, обнял и крепко прижал к себе.

– Я так ждал этого момента! За неделю, что мы не виделись, ты стала еще прекраснее! – прошептал он, окутав ее теплым ароматом бренди, и приник к ее рту, как истомившийся от жажды путник к долгожданному источнику.

«Господи, какая я глупая», – подумала Генриетта, тая от наслаждения. В глубине души она не сомневалась, что влечение к Брэндишу не сможет окончательно заглушить голос рассудка. Поэтому она бесстыдно прижалась к нему всем телом, обняла за шею и начала отвечать на его страстные поцелуи, рассчитывая насладиться лаской его губ, как в Гемпшире. Однако постепенно ее захватило новое ощущение – опьяняющая страсть, пугающая, но неодолимая. Генриетта отлично знала, что восприимчива к ласкам, но такого раньше не было: из самой сокровенной глубины ее существа поднялась огненная пульсирующая волна, которая томительной негой разлилась по телу, достигая сердца, заставляя его бешено колотиться, опалила легкие, сделав дыхание неровным и поверхностным, и наконец захватила мозг, отчего у нее закружилась голова. А Брэндиш все продолжал ее целовать, неистово лаская языком ее рот.

Внезапно она отодвинулась от него и прошептала:

– Король, милый мой!

У него был такой вид, словно он потерял от любви голову и уже не владел собой. Его голубые глаза странно блеснули, он снова схватил Генриетту в объятия. Она почувствовала, как напряглось его тело.

– Господи, я и не знал, что так бывает… – пробормотал он и впился в ее рот, повалил на канапе, жадно лаская ее лицо, волосы, грудь, словно хотел овладеть ею.

Генриетта чувствовала, что не в силах бороться. Под напором страсти Брэндиша ее намерение строго блюсти свою добродетель обратилось в прах.

Он не отпускал ее губ, его руки подчиняли ее тело. Уступая его исступленной страсти, она чувствовала, что теряет себя, но одновременно из глубины ее естества поднималось непреодолимое желание отдаться Королю. Здесь и сейчас, она не вынесет промедления! И Генриетта начала умолять его об этом, всякий раз, когда он отрывался от ее губ, чтобы перевести дух.

Внезапно его словно облили ушатом ледяной воды. Он прекратил ее целовать и приподнялся на локтях.

– Я не могу! – вскрикнул он страдальчески, словно испытывал ужасную боль.

– Но почему? – воскликнула потрясенная Генриетта. – Прошу тебя, продолжай, я готова на все… – Едва эти слова слетели с ее губ, как мрак безумия начал рассеиваться, и ее охватил ужас при мысли, что с ней едва не случилось. – Боже мой, что мы наделали!