Эверест. Кому и за что мстит гора? - Джон Кракауэр

Мы с ним обменялись приветствиями, после чего он быстро переговорил с Мартином Адамсом и Анатолием Букреевым, которые в ожидании своей очереди на спуск по ступени Хиллари стояли сразу за нами с Харрисом.

– Эй, Мартин, – сказал Фишер, не снимая кислородной маски и стараясь изобразить шутливый тон. – Как думаешь, ты сможешь покорить вершину Эвереста?

– Эй, Скотт, – отвечал Адамс слегка раздраженно – из-за того, что не услышал от Фишера никаких поздравлений. – Да я только что ее покорил.

Скотт перебросился парой слов с Букреевым. Насколько Адамс помнит тот разговор, Букреев сказал Фишеру: «Я иду вниз с Мартином». Потом Фишер тяжело двинулся в направлении вершины, а Харрис, Букреев, Адамс и я стали спускаться. НИКТО НЕ СКАЗАЛ НИ СЛОВА ПРО ИЗМУЧЕННЫЙ ВИД ФИШЕРА. НИКОМУ ИЗ НАС НЕ ПРИШЛО В ГОЛОВУ, ЧТО ЕМУ, ВОЗМОЖНО, НУЖНА ПОМОЩЬ.

Бейдлман рассказывает, что в 15.10 Фишера все еще не было на вершине, и после этого добавляет:

– Я решил, что пора убираться отсюда ко всем чертям, несмотря на то что Скотт так и не появился.

И Бейдлман повел Питтман, Гаммельгард, Фокс и Мэдсена вниз по гребню вершины. Через двадцать минут спуска, прямо над ступенью Хиллари, они столкнулись с Фишером.

– Я, кажется, ничего ему тогда и не сказал, – вспоминает Бейдлман. – Он поднял руку в виде приветствия. Я видел, что ему очень тяжело, но это же был Скотт, поэтому я не стал особенно волноваться. Я думал, он быстро дойдет до вершины и нагонит нас, чтобы помочь довести клиентов вниз.

В тот момент больше всего Бейдлман волновался за Питтман.

– К тому времени все были измотаны, но Сэнди выглядела особенно уставшей. Я решил, что не должен спускать с нее глаз, чтобы она не свалилась с гребня. Поэтому я проверил, хорошо ли она пристегнута к страховочной веревке, а в местах, где веревки не было, я брал сзади за ее оснастку и крепко держал до тех пор, пока мы не доходили до следующей веревки, к которой она могла пристегнуться. Сэнди была настолько заторможенной, что я даже не уверен, понимала ли она, что я ее подстраховываю.

Чуть ниже Южной вершины, когда альпинисты спустились в плотный слой облаков со снегопадом, Питтман снова упала, после чего попросила Фокс сделать ей инъекцию стероида под названием дексаметазон. «Декс», как называют его альпинисты, временно снимает негативные эффекты воздействия большой высоты на организм. По указаниям доктора Ингрид Хант, каждый член команды Фишера имел при себе на всякий случай заранее приготовленный шприц с этим препаратом. Шприцы были упакованы в пластиковые футляры для зубных щеток и лежали у каждого под пуховиком, где они не могли замерзнуть.

– Я слегка приспустила с Сэнди штаны и воткнула иглу ей в бедро прямо через несколько слоев нижнего белья, – рассказывает Фокс.

Бейдлман немного задержался на Южной вершине, чтобы проверить, сколько осталось кислорода, и догнал их в тот момент, когда Фокс воткнула шприц в Питтман, лежавшую лицом вниз на снегу.

– Когда я подошел и увидел Сэнди и стоящую над ней со шприцом в руках Шарлотту, – рассказывает он, – то подумал: блин, ну мы попали! Я спросил у Сэнди, что случилось, но когда она попыталась мне ответить, то начала нести какую-то полную белиберду.

Бейдлман был крайне обеспокоен сложившимся положением и приказал Гаммельгард поменять ее полный кислородный баллон на почти пустой баллон Питтман. Он проверил, что подача кислорода отрегулирована на полную мощность, затем схватил находящуюся в полуобморочном состоянии Питтман за ее альпинистскую оснастку и потащил вниз по заснеженному склону Юго-восточного гребня.

– Мы вместе скользили вниз по веревке, – объяснял Бейдлман. – Я был впереди нее. Каждые пятьдесят метров я останавливался, вцепившись в веревку руками, и своим телом не давал Сэнди скользить дальше. Первый раз, когда Сэнди о меня ударилась, она пропорола своими «кошками» мой пуховик так, что перья полетели во все стороны.

К счастью, приблизительно через двадцать минут инъекция и дополнительный кислород помогли Питтман прийти в себя настолько, что она смогла продолжить спуск самостоятельно.

Около 17:00, то есть в то время, когда Бейдлман вел своих клиентов вниз по гребню, Майк Грум и Ясуко Намба добрались до Балкона, находящегося в 45 метрах ниже. От этого выступа, расположенного на высоте 8413 метров, маршрут резко поворачивал с гребня на юг, в направлении четвертого лагеря. Посмотрев в противоположном направлении вниз вдоль северного склона, Грум сквозь снег, падающий в предвечерних сумерках, заметил одинокого, сбившегося с пути альпиниста. Это был Мартин Адамс, который потерял ориентацию во время бури и начал по ошибке спускаться по стене Канчунг.

Заметив наверху Грума и Намбу, Адамс понял свою ошибку и стал медленно подниматься назад на Балкон.

– Мартин совершенно выдохся, когда поднялся назад к нам с Ясуко, – вспоминает Грум. – Его кислородная маска сдвинулась набок, и лицо было залеплено снегом. Он спросил, в каком направлении находятся палатки.

Грум показал, и Адамс сразу же пошел вниз, теперь в правильном направлении, двигаясь по тропе, которую я протоптал десятью минутами раньше.

Пока Грум ждал поднимавшегося к ним по гребню Адамса, он велел Намбе продолжать спуск, а сам начал искать чехол от фотоаппарата, который он оставил там по пути наверх. Как только Грум стал смотреть по сторонам, то сразу заметил, что на Балконе он не один.

– Этот человек был весь покрыт снегом, и сперва я принял его за кого-то из группы Фишера. Когда же он встал прямо передо мной и произнес: «Привет, Майк», – я понял, что это был Бек.

Грум, точно так же, как и я, был крайне удивлен встрече с Беком. Он пристегнул к себе техасца короткой веревкой и начал спускать его вниз к Южному седлу. Позже Грум рассказывал так:

– БЕК НАСТОЛЬКО ОСЛЕП, ЧТО КАЖДЫЕ ДЕСЯТЬ МЕТРОВ ДЕЛАЛ ШАГ В ПУСТОТУ, И Я ДОЛЖЕН БЫЛ ЛОВИТЬ ЕГО, ПРИДЕРЖИВАЯ СТРАХОВОЧНОЙ ВЕРЕВКОЙ. Я СТРАШНО БОЯЛСЯ, ЧТО ОН УТЯНЕТ МЕНЯ ЗА СОБОЙ В ПРОПАСТЬ. ЭТО БЫЛ ПОЛНЫЙ КОШМАР.

Я должен был быть всегда уверен, что крепко воткнул острие ледоруба, что зубцы на моих «кошках» не забиты снегом и что я стою на чем-то твердом.

Бейдлман и остальные клиенты Фишера гуськом спускались вниз сквозь усиливающийся ураган, по тропе, которую я протоптал пятнадцать-двадцать минут назад. Впереди всех, сразу после меня шел Адамс, за ним Намба, потом Грум и Уэтерс, Шёнинг и Гаммельгард, Бейдлман и позади всех Питтман, Фокс и Мэдсен.

В 150 метрах выше Южного седла, там, где крутой склон из сланца сменяется более пологим снежным склоном, у Намбы закончился кислород, и миниатюрная японка села, потому что у нее не было сил двигаться дальше.

– Когда я пытался снять с нее кислородную маску, чтобы ей было легче дышать, – рассказывает Грум, – она тут же снова ее надевала. Я никак не мог убедить ее, что кислород закончился и маска ее душит. К этому времени Бек уже настолько обессилел, что не мог передвигаться самостоятельно и опирался на мое плечо. К счастью, как раз в это время нас догнал Нил.

Бейдлман, увидев, что Грум полностью занят Уэтерсом, стал тащить Намбу вниз, в направлении четвертого лагеря, хотя японка и не была членом команды Фишера.

Было уже около 18.45, и почти совсем стемнело. Из тумана появились два шерпа из команды Фишера (Таши Тшеринг и Нгаванг Дордже), после чего Бейдлман, Грум и их клиенты объединились с ними в одну группу. Хотя все они двигались очень медленно, до четвертого лагеря оставалось всего 60 метров по вертикали. К этому времени я как раз подходил к палаткам, возможно, всего на пятнадцать минут опережая первых членов из группы Бейдлмана. Но как раз в этот момент снежная буря превратилась в настоящий ураган, и видимость упала до пяти метров.

Бейдлман не хотел спускаться по опасному ледяному склону и повел группу в обход, на восток, чтобы спуститься по менее крутому склону. К 19.30 они благополучно дошли до просторного и немного покатого Южного седла. К этому времени налобные фонари работали у трех из четырех человек, потому что сели батарейки, и сами альпинисты были на грани полного изнеможения. Фокс все сильнее и сильнее висла на Мэдсене. Уэтерс и Намба не могли идти самостоятельно, и их поддерживали, соответственно, Грум и Бейдлман.

Нил Бейдлман знал, что они находились на восточной, то есть тибетской стороне седла и что палатки расположены где-то на западе. Но чтобы продвигаться в ту сторону, надо было идти против сильного ураганного ветра. Порывы ветра бросали смерзшиеся снежинки и кристаллики льда в лица и глаза альпинистов с такой неимоверной силой, что они не видели, куда идут.

– Это было ужасно больно и мучительно, – вспоминает Шёнинг. – Мы старались закрывать лицо от ветра или встать боком, и поэтому непроизвольно забирали влево, уходя в неправильном направлении… Иногда ветер нес снег с такой страшной силой, что не было видно даже собственных ног. Я боялся, что кто-нибудь сядет или отобьется от группы, после чего мы его уже никогда больше не увидим. Но когда мы дошли до плоского седла, то нас стали вести шерпы. Я подумал – они знают, где находится лагерь. Но когда шерпы остановились, а потом повернули назад, то стало ясно, что и они не представляют, где мы находимся. Вот тогда-то у меня появилось очень плохое предчувствие. Тогда я по-настоящему понял, что мы оказались в беде.