Смерть диверсантам и шпионам!: Правда о СМЕРШе - Леонид Иванов

По установленному порядку, когда высшие руководители страны приезжали в воинскую часть, за их охрану непосредственно отвечал Особый отдел. Поэтому, зная заранее о приезде Н. Хрущева и Я. Кадара, на территории штаба ЮГВ мы приняли все необходимые меры охраны.

Командующий ЮГВ К. И. Провалов[7] построил всех членов Военного совета около штаба. Пригласил меня. Я стоял с левого фланга первым. Приехав, Н. Хрущев направился первым делом ко мне. Шляпа у него была набекрень, галстук сдвинут, от него разило водочным перегаром. Я пожал мягкую, потную руку Хрущева и представился. Потом он поздоровался со всеми другими генералами.

В клубе Дома офицеров был устроен митинг. Н. Хрущев сел в президиум, обхватил руками свою большую голову и ни слова не сказал.

К. Провалов после митинга пригласил Н. Хрущева и Я. Кадара на чай. Что такое чай, мы все прекрасно понимали.

В маленьком уютном зале я сидел напротив Н. Хрущева и Я. Кадара. Н. Хрущев пил рюмку за рюмкой и рассказывал довольно пошлые анекдоты. Помню, как безуспешно он пытался зацепить вилкой застрявший в середине тарелки тоненький кусочек редиски в сметане… Это ему не удалось, Хрущев заметно погрознел, достал редиску рукой, а затем, несмотря на наличие салфеток, нагнулся под стол, вытер руки и губы о скатерть.

Кадар и я, сидевший рядом, конечно, сделали вид, что ничего не замечаем.

Было очень стыдно. На душе был тяжелый осадок. Как же может такой человек быть во главе партии и государства, думал я.

В том же 1964 году Н. Хрущев был снят со всех своих постов.

…Года через два после того визита к нам приехал новый Генсек — тогда еще сравнительно молодой Л. И. Брежнев.

Энергичное крепкое рукопожатие, точные ободряющие слова. Выступил толково, грамотно. Непринужденная, веселая и оживленная беседа за столом. С каждым Л. Брежнев сумел найти контакт, обменяться содержательными фразами.

О себе Л. Брежнев образно, в лицах, рассказал, что во время службы в армии до войны он дослужился до капитана, заместителя командира танкового батальона. Командир батальона был майором, но втайне страстно желал стать подполковником. И вот на одном из разводов один из его «толковых» подчиненных обратился к нему со словами:

— Товарищ подполковник!

— Не подполковник, а майор, — ревниво, но снисходительно поправил его командир.

— Виноват, товарищ подполковник…

Энергия, оптимизм и уверенность Л. И. Брежнева, очевидно, благотворно влияли на окружающих, не было в нас никакой зажатости или натянутости. Беседы получались откровенными, зачастую нужными.

На одном из приемов рядом со мной сидел Ю. В. Андропов. Изредка мы обменивались короткими фразами. Потом он выступил. Речь была очень содержательная, толковая. Радостно было сознавать, что во главе КГБ находится такой умный человек.

Перед моим отъездом из Венгрии А. Бенке устроил прощальный прием, на котором высказал слова благодарности за совместную работу и передал привет и добрые пожелания от Я. Кадара.

На приграничной станции Захонь была выстроена рота пограничников.

— Наверное, ловят контрабандистов, — кивнув на солдат, предположила Полина Ивановна.

Но тут в вагон вошел майор-пограничник, обратился ко мне по всей форме и предложил выйти к роте, построенной к моему отъезду.

О пребывании в Венгрии у меня остались самые теплые воспоминания.

В 1968 году я получил новое назначение — в Киев.

В Киеве

После службы в Южной группе войск я был направлен на работу в Киев, на должность начальника Особого отдела по Киевскому военному округу. Одновременно я являлся членом коллегии КГБ Украины.

Киевский военный округ по насыщенности войсками тогда был очень большим, и работы было много. В этой работе мы поддерживали тесную связь с КГБ Украины и пограничниками на местах.

Председателем КГБ УССР был тогда В. В. Федорчук. Вообще-то он, коренной военный контрразведчик, участник Великой Отечественной войны, служил на крупных постах военной контрразведки. В Киев он прибыл с должности начальника 3-го управления военной контрразведки КГБ СССР. Перед отъездом в Киев его лично принимал и напутствовал Генеральный секретарь ЦК Л. И. Брежнев.

Я с В. Федорчуком был знаком с начала 50-х годов.

В профессиональном отношении он был высоко подготовлен. А вот что касается его личных качеств и характера, то тут можно высказать определенные замечания.

Будучи в Киеве, он имел большой авторитет. Оперативные вопросы решал умело. Коллегии проводил по-деловому, но очень требовательно и даже где-то жестоко и придирчиво.

К сожалению, сейчас он не совсем здоров.

В последние годы моей работы в городе Киеве командующим войсками КВО был замечательный человек — генерал-полковник И. Герасимов. У меня с ним всегда были отличные взаимоотношения, что имело положительное влияние на организацию оперативной работы в войсках. Командиры всех степеней, подчиненные И. Герасимову, видели его доброе отношение к особому отделу и всяческую поддержку с его стороны. Имея это в виду, они также дружно работали с особым отделом на местах. Это имело большое значение.

Не сложились у меня только взаимоотношения с основным членом Военного совета — начальником политуправления округа. Дело дошло до того, что он дал указание начальникам политотделов дивизий и армий взять под свое оперативное руководство работу особых отделов. Это явно противоречило Положению об особых отделах и инструкции ЦК КПСС. В этой связи у меня был открытый, резкий разговор с этим членом Военного совета. Мною было указано на его неправильные действия, вредные по самой своей сути, и сказано, что если он не отменит своего распоряжения, то я буду вынужден обратиться в ЦК КПСС. Когда я произнес эти слова, член Военного совета изменился в лице, приложил руку к сердцу, извинился и сказал, что это его ошибка и она никогда больше не повторится. Вырванное признание неправоты от члена Военного совета я оценил как свою победу, хотя определенный риск с моей стороны в тогдашнем разговоре имелся, ибо он был очень своеобразным человеком и не по чину высоко мнил о себе.

Говорю, может быть, несколько подробно о своих отношениях с командованием потому, что хочу подчеркнуть, что от этого во многом зависело качество оперативной работы и уверенность офицеров особых отделов всех уровней в своих действиях.

А работы, как и в других округах, было много. В основном она была направлена на выявление и пресечение агентурной деятельности противника, на сохранение в тайне военных секретов, на пресечение их утечки по любым каналам и т. д. Большая работа проводилась по представляемой командованию войск информации о серьезных недостатках, о нарушениях воинской дисциплины, о подозрительных связях отдельных лиц, владеющих секретами, с иностранцами и многое другое.

Командование, со своей стороны, по нашей информации всегда принимало решительные меры.

Ежегодно я представлял сводный доклад Первому секретарю ЦК КПУ В. Щербицкому о результатах оперативной работы за год и о положении в войсках. Должен заметить, что В. Щербицкий всегда с вниманием читал наши доклады и сообщал о своей удовлетворенности нашей работой либо мне лично, либо через В. Федорчука.

Положительная оценка ЦК Компартии Украины работы Особого отдела округа доводилась до каждого оперработника. Она, естественно, вызывала в людях вдохновение и желание работать еще лучше.

Находясь в Киеве, я выполнял специальные задания первого заместителя председателя КГБ СССР генерала армии Г. К. Цинева[8].У нас с ним были давние доверительные отношения.

В Киеве ко мне изредка наведывался старший брат Г. Цинева. Это был пожилой, грузный человек, в прошлом оперный баритон.

Замечу, что и у генерала Г. Цинева был хороший голос, которым иногда он удивлял знакомых при застолье. Старший Цинев обычно острил, каламбурил, но чувствовалось, что он очень одинокий человек.

Ко мне хорошо относился и сам В. В. Федорчук. Зная, что до войны я работал в Черновицах, он, при одной из своих поездок туда, пригласил меня с собой. Имея целый день свободного времени, я прошел по улицам Черновцов, разыскал квартиру, в которой жил до войны, встретил некоторых знакомых.