Босиком до неба - Эд Раджкович

Постепенно настроение начинало изменяться в другое переходное состояние.

– Я снова на родине с замкнутыми границами, невидимыми для глаз.

Упорядоченность и монотонность всего движения: людей, транспорта, животных, птиц и облаков – это виделось как свод незыблемых правил поведения. Всегда присутствует ощущение, что за тобой наблюдают, но кто – ты не видишь…

Курбан сидел в тени огромного дерева с развесистой кроной, увешанной грецкими орехами. Время остановилось…, всё как и прежде, но иначе. Работа ума и времени сливались в единое действо… Треск саранчи и сверчков создавали свою музыку, которой дирижировала незримая рука. Мурад проникал через двери реальности в это пространство.

– Салам, брат! Вспоминал тебя часто… Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать о человеке.

– Валейкум ассалам, Курбан! Кто-то помнит меня, значит, не потерян я для этого мира.

– Кто-то сказал: «Преступника всегда тянет на место преступления». Говорят, что на тебя многие злы в Дербенте. Кого-то ты отправил на небеса к предкам. Не моё дело оценивать чьи-то высказывания. Знаю, что ты без причины не будешь действовать столь категорично, – Курбан был словоохотлив и рад появлению Мурада.

Умение быстро и доходчиво рассказывать понравилось в словах Курбана. Мурад отчётливо осмысливал, что друг ему искренне и без приукрашивания высказал, что о нём говорят знакомые. Он увяз в историю с Чингизом и не понимал, как её разрешить. Зашли в кафе Курбана, и тот обыкновенными привычными распоряжениями организовал застолье.

– Забыться – вот что мне нужно, – констатировал Мурад.

Пили много, а при наличии сытного супа и овощей с мясом пьянели медленно. Курбан не скупился, скучная жизнь ему опостылела. Он находил лёгкость в общении с Мурадом, мог ему выговориться, не переживая, что будет не понят. Появлялись другие посетители, которые видели застолье двоих друзей. Все знали, что Мурад не в ладу с законом, только ленивый не высказывал свою точку зрения. Общим было одно во мнении, что когда мужчина взрослеет без отцовского воспитания, он совершает ошибки, которые ведут его к печальным последствиям. Сам конфликт никто не разбирал и не вникал в суть, потому что любопытство в Дагестане не приветствуется. За слова привыкли отвечать все.

Мураду в компании друга было весело, он отстранился от серьёзных размышлений. Курбан включил музыку, которая походила по стилю на шансон, но исполнялась дагестанскими певцами под аккомпанемент знакомых с детства инструментов, сделанных мастерами, живущими в горах. Удары барабана действовали на пульс, которые учащённым ритмом наполняли гордостью душу каждого местного жителя.

Курбан считал себя в душе неудачником, потому что вернулся домой вместо того, чтобы получить дополнительное образование с дальнейшим карьерным развитием. Сейчас ему приходилось работать в сфере обслуживания. В горах люди ходят редко в кафе, и доходы были мизерными, но Курбан за годы, прожитые в России, любил скопление людей, которые легко общаются. Содержание кафе в центре городка позволяло ему наблюдать за жизнью и людьми. Он знал все движения транспорта и новости, происходившие и случившиеся совсем недавно в районе.

Мурад ему виделся как человек с большими перспективами: чисто говорит по-русски, спортивного телосложения и, как он подметил, стильно одетый. Когда он его видел, то немного ущемленным находил своё самолюбие, так как вёл оседлый образ жизни. Когда узнал, что Мурад попал в историю, и его разыскивают, стал сопереживать другу. Именно в этот момент Курбан убедился в здравом смысле слов, которые говорят аксакалы, что для жизни многого не надо, достаточно иметь дом, жену и здоровых детей – это и есть настоящее богатство! Суть этих слов и поучений доходчиво понимаешь только тогда, когда несёшь потери, получается счастье у всех одинаковое, а горе у каждого своё. Точно сказано. В этом простом словосочетании вся мудрость устройства жизни людей. Курбан переживал за друга, зная, что случиться могут неприятности с каждым. Взять пример Мурада: все двери открыты перед человеком, и в одночасье он становится изгоем, не в ладу с законом, выводы повлияли на то, что Курбан смирился со своей судьбой и радовался с недавнего времени тому, что есть, не желая излишеств в жизни.

Мурад, как и Курбан, не забывал наблюдать за входившими и выходящими людьми в кафе. Заметил, что его узнают. Только в этих краях с древними обычаями умеют здороваться глазами, когда этого вполне достаточно без лишних слов. Друг заметил, что Мурад много выпил, и решил не останавливать его желания хорошенько напиться. Весь вечер и ночь они много разговаривали. Когда все новости были озвучены, изрядно пьяный Мурад сказал, что ему надо в селение.

– Одного тебя не отпущу, поеду с тобой. Несколько дней возьму выходных, если ты не против.

– Всегда рад дружескому общению, – безразлично ответил Мурад.

Было понятно, что одному ему лучше сейчас не оставаться, и по этой причине Курбан направился с ним в горы. Отправил свою жену, чтобы она вызвала соседа с машиной. Через двадцать минут зашёл друг Курбана и сказал, что готов их отвезти вверх в селение.

– Умеешь всё организовать, Курбан, – подчеркнул Мурад.

– Хватит беспечно пьянствовать, поехали по твоим делам, – решительность Курбана была вполне уместной.

Доехали до нижнего селения, перед домом своей матери Мурад попросил остановиться.

– Выйдем здесь, спасибо друг за содействие, – поблагодарил Мурад.

Было понятно, что он бесповоротно решил идти в этот дом, и Курбан поддержал его своим молчанием. Мурад был на взводе, как сжатая пружина, а в такие моменты говорить под руку нельзя ничего.

В доме Галимы

Вошли во двор. Каждый метр двора был идеально ухожен. Повсюду росли цветы в клумбах, обрамлённых обработанным камнем. Деревья были идеально правильные и увешаны отяжелевшими плодами.

На звуки вышла Галима, посмотрела на вошедших гостей и, глядя в сторону, покорно сказала:

– Заходи, Мурад, в дом.

Пьяные глаза сына встревожили опытную женщину. Он не спеша сорвал яблоко, сломав при этом ветку, которая упала на землю. Падение отростка с сочными листьями портило общую картину идиллии этого двора. Мурада обуревало раздражение от всего, он надкусывая яблоко, по-хозяйски пригласил в дом Курбана. Слева за отгороженной сеткой беспокойно носились откормленные курицы. Мурад брезгливо взглянул на эту суету пернатых и коротко произнёс:

– Ну-ну, бегайте пока.

В доме было прохладно и чисто прибрано. Галима вошла после трёхминутного отсутствия. Она успела надеть на голову новый платок с арабской росписью из золотистой ткани с зелёными узорами. Невзирая на годы, она была красива, её стать и умение держать себя очаровывали взгляд.

– Помогу приготовить тебе мяса, неси нож поострее, – сказал Мурад при её появлении.

Мать молча принесла ему нож. Галима никого в жизни не боялась, единственный человек, при котором она испытывала страх, был отец. Её ладони стали мокрыми от холодного пота, и беспокойство привело её в дрожь. Мурад испытывал удовольствие от напряжения в его присутствии и направился во двор, прихватив с собой нож, который он мастерски перекидывал с одной ладони на другую.

– Курбан, зачем ты ему наливаешь, что не видишь, он совсем не умеет пить, – говорила Галима ослабшим голосом.

– Он достаточно взрослый мужчина, чтобы самому знать, что для него лучше и как себя вести.

В Курбане она не увидела и тени поддержки в своих замечаниях.

– Я не знал, что у него есть мать, теперь вижу Вас и могу заверить, постараюсь сделать всё, чтобы он не причинил Вам зло.

– Да, вина моя есть, что он вырос без должной опеки, но Курбан, у него какие-то неприятности, и если нужны деньги, то я помогу.

– Хватит причитать, он пришёл к Вам, значит, сердце его привело в этот дом…

Галима читала молитву и смотрела в сторону.

Пришла сводная сестра Мурада и поздоровалась с ним. После, увидев его пьяные глаза, поскорее прошла в дом к матери. Мурад всегда хотел чувствовать себя хозяином в доме матери. Он не знал этого счастья и сейчас хотел неумело воплотить свои порывы. Ему нужно было в детстве её внимание, а сейчас он смотрел на Галиму как на женщину, родившую его, но совсем чужую. На душе был лёд при мыслях о ней.

Он зарезал трёх самых крупных куриц, умышленно демонстрируя своё право на блага этого дома. Небрежно бросил тушки обезглавленных птиц в таз перед матерью. Галима с сестрёнкой начали ощипывать мясо птицы.

– Принеси нам вина, видишь, мы навеселе с верным другом.

Слова Мурада рвали на части сердце женщины.

– Ни за что со своей руки не налью спиртного, – решила она.

После агрессивного повтора требований, сестра принесла вина и закуску, подчиняясь требованиям Мурада. Курбан молчал, было невозможно перечить Мураду, так что всё происходило по желаниям Мурада.