Семь лет в Тибете - Генри Харрер

Когда впоследствии я занимался ирригационными работами, то сделал интересное открытие: тибетцы наверняка знали и использовали колесо много лет назад. Мы обнаружили в поле сотни каменных блоков величиной со шкаф, вырубленный в отдаленных каменоломнях. Доставить эти блоки сюда могли только с помощью механических средств. Когда моим рабочим потребовалось перенести такой блок на другое место, они были вынуждены прежде разрубить его на восемь кусков.

Я все больше и больше убеждался: великие дни Тибета остались в прошлом. Мою теорию подтверждал каменный обелиск, сделанный в 763 году нашей эры. Надписи на нем свидетельствовали: в тот год тибетские армии дошли до ворот китайской столицы и продиктовали там условия мира китайцам, включавшие, помимо прочего, должную выплату дани в размере пятидесяти тысяч рулонов шелка.

Дворец Потала тоже строили во времена расцвета Тибета. Однажды я спросил каменотеса, работавшего на меня, почему таких зданий больше не возводят. Он воодушевленно ответил: дворец воздвигли боги, человек на это не способен; сверхъестественные силы и добрые духи создавали Поталу по ночам. Такой ответ стал для меня еще одним примером безразличного отношения к прогрессу, характерного и для людей, таскавших тяжелые бревна.

В Лхасе бревна связывали сыромятными ремнями из шкур яков в толстую мачту почти семидесяти футов высотой. Потом к ней прикрепляли огромный флаг с текстами молитв, длиной от верхушки до основания мачты. В тот раз бревна, вероятно, оказались слишком тяжелыми для сыромятных ремней, и мачта сломалась в сочленении, убив трех часовых и покалечив несколько человек. Весь Тибет воспринял инцидент как плохое предзнаменование, и люди предсказывали стране темное будущее, ждали землетрясений и наводнений. Мужчины поговаривали о войне, многозначительно кивая в сторону Китая или Индии. Под подозрение попали даже те, кто получил английское образование.

Однако раненых люди отнесли не к своим ламам, а в Британское представительство, где несколько коек в больнице предназначалось для тибетцев. Английскому доктору стало некогда отдыхать. Каждое утро перед его дверями выстраивалась целая очередь пациентов, а во второй половине дня он посещал больных в городе. Монахи молча и терпеливо наблюдали за этим вторжением на их территорию. Им больше ничего не оставалось: успехи доктора впечатляли.

Политика правительства в отношении медицины представляла собой черную главу в истории Тибета. В стране с населением в три с половиной миллиона человек лекарь из Британского представительства был единственным квалифицированным представителем медицинского персонала. Для врачей в Тибете имелось широкое поле деятельности, но правительство не позволяло иностранцам организовывать свою практику. Реальная власть находилась в руках монахов, критиковавших даже правительственных чиновников, если те приглашали английского доктора.

Высокий монастырский чиновник поручил Ауфшнайтеру строительство ирригационного канала. От радости мы чуть не утратили дар речи! Надежда получить разрешение на постоянное проживание в Лхасе появилась вновь, и возродили ее именно монахи.

Ауфшнайтер незамедлительно приступил к исследованию местности. Я захотел помочь ему в качестве ассистента. Мы направились к месту работы в Лингхоре, где увидели неописуемую картину. Там проживали сотни, тысячи монахов. Одетые в красные одежды, они занимались делами, требовавшими уединенности. Находиться рядом было тяжко. Мы сосредоточенно трудились, не оглядываясь по сторонам, желая поскорее убраться оттуда.

Ауфшнайтеру уже через две недели удалось все подготовить к рытью канала. В наше распоряжение поступили сто пятьдесят рабочих. Мы чувствовали себя великими строителями. Однако нам еще предстояло ознакомиться с методами работы, принятыми в Тибете.

Я еще не полностью выздоровел и проводил много времени у Царонга в саду. Мне хотелось сделать его более прекрасным. Как? Однажды меня осенило: надо соорудить фонтан.

Я произвел измерения, составил проект и скоро разработал блестящий план. Царонг воспринял идею с энтузиазмом. Он выделил мне в помощь несколько слуг, и я, удобно устроившись на солнышке, руководил их работой. Под землей проложили трубы и вырыли бассейн. Царонг настоял на своем личном участии в укладке цемента. Используя опыт создания знаменитого железного моста, министр укрепил цемент арматурой. Затем мы приступили к установке на крыше дома системы, питающей фонтан водой. Закачать воду в цистерну оказалось довольно трудно: сочетая приятное с полезным, я действовал ручным насосом, тренируя мускулы.

Наконец настал торжественный момент: струя воды высотой с дом забила из моего фонтана. Все радовались, как дети. Это был единственный фонтан в Тибете, и с тех пор он стал достопримечательностью. Им любовалось множество народа во время приемов, устраиваемых Царонгом в саду.

Новые впечатления и активная деятельность почти заставили нас забыть о треволнениях. Однажды Цангми принес нам газету, весьма доброжелательно рассказывавшую о нашем путешествии через горы в Лхасу и стремлении добиться покровительства маленькой нейтральной страны. Статья могла плодотворно подействовать на общественное мнение и в определенной мере поддержать нашу петицию. Газета считалась тибетской, выходила раз в месяц и публиковалась в Калимпонге в Индии тиражом не более пятисот экземпляров. Она пользовалась популярностью в определенных кругах Лхасы, а отдельные ее экземпляры рассылались тибетологам по всему миру.

Празднества по поводу Нового года еще не завершились, хотя наиболее важные церемонии остались позади. Теперь наступила очередь атлетических соревнований, проводившихся на Паркхоре перед Цаг-Лаг-Кангом. Заядлый спортсмен, я каждый день с большим интересом наблюдал за состязаниями, начинавшимися ранним утром. Нам повезло, и мы зарезервировали места у окна на втором этаже Китайского представительства, откуда могли видеть все происходящее, спрятавшись за занавеской. Это был единственный способ обойти приказ, запрещавший находиться выше регента, восседавшего на троне за муслиновым занавесом на первом этаже Цаг-Лаг-Канга. Четыре министра кабинета наблюдали за событиями из окон.

Соревнования начались с состязания по борьбе. Я никак не мог решить, к какому ее виду ближе стиль борцов: к классическому или вольному. Здесь были свои правила. Очко засчитывалось, когда любая часть тела, кроме ступней, касалась земли. Список участников и какие-либо предварительные объявления отсутствовали. На землю стелился шерстяной мат, мужчины выходили из толпы и начинали бороться. Морозным утром одежда спортсменов состояла лишь из набедренной повязки. Рослые и мускулистые парни резко жестикулировали, прыгали друг перед другом, демонстрируя свою храбрость. Однако они совершенно не знали приемов борьбы и непременно проиграли бы любому настоящему борцу. Пары довольно быстро сменяли друг друга. Ни одна схватка толком не доводилась до победного конца. Победители не получали каких-либо особых почестей, а вместе с побежденными награждались белыми шарфами. Борцы кланялись бонпо, с благосклонной улыбкой передававшему им шарфы, а затем три раза падали ниц перед регентом и возвращались в толпу лучшими друзьями.