Первая версия - Фридрих Незнанский

Значит, защечные мешки отсутствуют, нос прямой. Узкий, скорее длинный, чем короткий. Невыразительный, в общем, нос. Глаза за стеклами очков в тонкой, похоже, настоящей золотой оправе, светлые, взгляд довольно холодный. Он бы вполне мог сниматься в кино, где играл бы самого себя — сотрудника американского посольства. А если точнее — Центрального разведывательного управления.

—        А вот, Александр Борисович, попробуйте икорку. Очень свежая.

Я кивнул точно так же, как Броуди пятью минутами раньше, и подумал: а ведь он меня так же разглядывает, как и я его. Интересно, каким он меня видит? Наверное, я для него типичный московский следователь — высокий, сложен почти идеально, лицо мужественное, в меру загорелое... Женщины, сразу видно, любят. А противники — уважают. Я мужественно расправил плечи.

Или Броуди видел меня совсем иным: голодный советский следователишка, плохо выбритый, с бегающими глазами и непомерными амбициями...

—        Я пригласил вас, уважаемый Александр Борисович, вовсе не для того, чтобы сказать, что к нам едет ревизор. Так, кажется, начинается знаменитая пьеса Гоголя?

—        Примерно так, но смысл там противоположный. Ревизор-то как раз и едет.

—        Ну да, я хотел сказать, что он уже приехал.

Броуди рассмеялся, а я поймал себя на мысли,

что абсолютно не понимаю американского юмора. Ну ладно, может быть, потом пойму смысл его шутки. Если в ней, конечно, был смысл.

—        Я хотел спросить, как продвигается ваше расследование по делу Дэвида Ричмонда? То есть я, конечно, не претендую на то, чтобы вы раскрыли все тайны следствия, но, может быть, хоть что-то вы мне имеете сообщить? Кажется, как представитель посольства, я имею на это право? Или я ошибаюсь на этот счет?

Броуди на миг глянул мне прямо в глаза, сверкнув стеклами очков, и вновь углубился в изучение и уничтожение аппетитного салата с морковной розочкой на макушке, которую Броуди, секунду помедлив, все-таки тоже съел. Я давно заметил, что многие иностранцы неравнодушны к витаминам. Всякий съедобный предмет они как бы сначала взвешивают в уме, а потом уж признают за ним право на честь быть употребленными на благо здоровья или, напротив, в таком праве начисто отказывают аппетитному, но абсолютно бесполезному для организма блюду.

—        К сожалению, такие заказные убийства практически нераскрываемы. С той точки зрения, что трудно найти непосредственного исполнителя. Поэтому приходится искать заказчика. В этом и больше смысла. Мы кое-что нащупали. Некоторые связи покойного...

Я внимательно следил за выражением лица Броуди. Как принято говорить в таких случаях, ни один мускул не дрогнул на его лице. Глаза смотрели прямо и жестко. Мне вообще показалось, что никакой Дэвид Ричмонд его на самом-то деле не интересует. Или это у них выучка такая, заокеанская?

—        Благодарю, — сказал Броуди.

Но не мне, а официанту, который как раз принес горячее. Оказалось — фирменные котлеты по-киевски на косточке, обложенные в стиле традиционного ресторанного дизайна хрустящей картошкой, краснокочанной соленой капустой и зеленью сельдерея.

Принявшись за котлету, Броуди как бы между прочим поинтересовался:

—        А что новенького выяснили о господине Кларке?

—        О Кларке? — Я сделал большие глаза.

—        Да-да, господин Турецкий. Я спрашиваю именно о том, о ком вы подумали. Об американском гражданине Нормане Кларке, известном издателе, убитом... или, скажем мягче, погибшем при загадочных обстоятельствах. У вас, кажется, крымский загар?

И что это всех так интересует мой загар? То он слишком незаметен, то он слишком крымский...

—        Собственно говоря, эта смерть не входит в сферу моих интересов... — Я принялся за свою котлету.

Все-таки по-киевски, а не нечто усредненное из соседней кулинарии.

—        Мне очень понятна и приятна в некотором смысле ваша профессиональная скромность. Но я позволю себе дать вам в этой связи один совет.

Он широко заулыбался. Я даже чуть не обернулся, подумав, что Броуди неожиданно увидел какого-то доброго давнего знакомого. Ну, к примеру, друга детства. Но он улыбался мне. Я стал усердно улыбаться в ответ, чуть не подавившись фирменной котлетой.

—        Совет? Как это кстати. Мне сегодня все дают советы. Прямо-таки настоящий день советов.

Броуди уже просто расплывался от счастья общения со мной, я прямо-таки испугался, что он сейчас вот так на глазах и растает, как сахар на влажном блюдце:

Весьма лестно, что я вхожу в понятие «все». И все же... Мне кажется, что лучше и в самом деле не очень увлекаться этой загадочной историей. Кларк мертв, а мы с вами все-таки живы. И неплохо будет, если этот расклад сохранится. Хотя бы какое-то время.

Ну как было не согласиться с таким предложением? Тем более изложенным столь изысканно и ненавязчиво — прямолинейно. Похоже, что и у американцев какие-то странные отношения с этим покойником.

Ой, не зря мне так не нравится и он сам, и его сладкая биография... Чует мой милицейский нос — так в подобных случаях имеет обыкновение выражаться Вячеслав Грязнов. Именно так.

Остаток обеда протекал в дружеской беседе о загадочной стране России и еще более загадочной любви к ней некоторых иностранных граждан.

Считая, что, пригласив меня на обед, он должен и платить, Броуди и попытался это сделать. Но я, уже зная, что не смогу последовать его доброму совету, все же настоял, чтобы мы расплатились по-американски. Пополам. Броуди пожал плечами, но вынужден был согласиться. Расстались мы почти добрыми друзьями.

После официальных встреч на высоком уровне, прошедших в подобной тональности, когда ничего впрямую не говорится, но стороны прекрасно понимают друг друга, в официальном коммюнике обычно сообщается, что встреча прошла в теплой, дружественной обстановке, сторонами был обсужден широкий круг проблем.

Мы пожали друг другу руки и разошлись. В прямом смысле — Броуди направился к выходу на Поварскую, я же через Пестрый зал и холл — на Никитскую.

В Пестром зале народ вовсю гулял, похоже, что это были все-таки писатели. Уже на самом выходе из зала я чуть не столкнулся с элегантной дамой. Наши взгляды встретились. Мне показалось, мы друг друга где-то встречали. Она как-то чересчур поспешно отвела глаза. Именно взгляд-то и был мне знаком: очень светлые зеленые глаза, как бы подведенные более темным по абрису радужной оболочки... Такие глаза не часто встретишь. Но вспомнить, кто это, я так и не смог — дама уже прошла в ресторан.

Я присел в холле и закурил. Мне нужно было собраться с мыслями. Не то наступала пора решительных действий, не то продолжалась затянувшаяся пора выжидания.

Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Что мы имеем с гуся? Жир, как говорилось в древнем анекдоте. Осталось определить, что считать гусем, а что — жиром.

В Москве убиты: Дэвид Ричмонд и его невеста Ольга Лебедева. Не удивлюсь, если к этому списку нам придется добавить еще кое-кого. Кого — пока покрыто мраком.

Исчезли документы Ричмонда. Среди самых нужных телефонов у Ричмонда фигурировали номера Нормана Кларка и Андрея Буцкова.

У Буцкова — Фонд воинов-интернационалистов. Среди его «боевых» товарищей — некий Волобуев, чей отпечаток пальца найден в квартире убитой балерины.

По рассказу балерины о ресторане «Самовар» можно предположить, что и Ричмонд и Кларк встречались с Буцковым по меньшей мере один раз. И встреча проходила не в самой теплой обстановке.

Кларк убит на своей яхте под Севастополем. За ним следуют на тот свет, не считая экипажа яхты, пострадавшего явно «за компанию», еще двое — лейтенант Сотников и некий Вася, предположительно убивший Сотникова. Приятный наборчик.

Представители спецслужб, причем и наши, и американцы, усердно советуют мне поберечь свое здоровье. У них иных забот, понимаете ли, нет, как о здоровье следователя Турецкого заботиться.

Завтра предстоит встреча с внучкой бывшего посла Спира. Тоже, кстати, очень странно погиб, хотя и давно, и не здесь... Что-то никак и ничего не желает выстраиваться в какую-нибудь стройную логичную версию.

А! Вот и еще одну загадочную личность чуть было не позабыл: Рути Спир, печальная вдовушка с ароматными сигаретами... А не позвонить ли мне этой вдовушке? А что я ей имею сказать? И что хочу услышать? Я этого не знал. Но решил все же прислушаться к внутреннему голосу, который настоятельно посылал меня к телефону.

Ну что ж, хорошо хоть ни куда подальше. А то ведь в жизни следователя, понимаете ли, всякое может приключиться. Всего и не предусмотришь.

—        Госпожа Спир?

—        Да, это я.

Вас беспокоит Турецкий. Следователь. Тот самый частный сыщик, что имел честь присутствовать недавно у вас на вечере.

—        Как же, как же. Я помню. Вы ведь были с Ольгой... Какая ужасная и дикая история. Я до сих пор не могу прийти в себя от всех этих смертей.