Лиса. Личные хроники русской смуты - Наталья Уланова

Привезшая каталку медсестра крутнулась на пятках, и не успела Лиса опомниться, как дверь палаты захлопнулась. Только пола белого халата мелькнула.

— А мне?.. — тихий голос и неуверенная улыбка одураченного человека.

А потом и слёзы — тихие, беспомощные.

В палате не реагировали — ни на секунду не прерывающееся благоговейное сюсюканье и спокойное равнодушие к нарушающей установившуюся идиллию чужой трагедии. Почти тишина, лишь чей-то счастливый женский голос нашёптывает ласковую колыбельную.

Наконец, одна из мамаш не выдержала.

— Чего нюни распустила? Ночью родила?.. В двенадцать принесут твоего ребёночка. Никуда не денется! Отдыхай, пока есть возможность, и ему отдохнуть дай! Успеешь ещё…

Тут и другие мамаши, удобно расположив детишек у груди, подключились к разговору, принялись успокаивать молодую неопытную маму, уже вполне искренне реагируя на ситуацию. Лиса немного успокоилась. Обида постепенно отступила, но её тревожное послевкусие осталось. Лиса то и дело вздыхала, завистливо поглядывая на кормивших малышей женщин. Именно из-за него, этого послевкусия, она чувствовала себя среди них чужой и одинокой, даже лишней. И это несмотря на то, что тоже прошла через все испытания!

По молодости и неопытности ей казалось, что самое сложное уже позади.

Наивная… Всё только начиналось.

Живот нестерпимо тянуло, то ли от холодной грелки со льдом, то ли от позыва в туалет. И что ей теперь в этой ситуации делать? Опять приставать к соседкам с вопросами? Но они и так добры к ней чрезвычайно и уже достаточно привнесли ясности и разгадок в мир местных странностей. Хватит выглядеть дурочкой! Теперь сама. Всё сама.

Лиса поднялась с постели. Как тут всё несуразно устроено — чуть ли не до дыр застиранная ночнушка до пят, а поверх неё — халатик много выше колена. Но так, вроде, у всех…

Вот и учись теперь всему непонятному, а как это делать, если даже ходить тяжело? Голова безбожно кружилась, и это неприятное обстоятельство очень мешало сосредоточиться.

Выбраться в туалет ей не удалось. В палату, толкая перед собой непонятного вида каталку, зашла одна из медсестёр и устроила Лисе промывание швов и серию уколов в живот. Прямо на месте. Странно. Ей казалось, что для таких дел существует процедурный кабинет. Происходящее смущало Лису, но, слава Богу, никто на неё не смотрел. Надо полагать, такое здесь не было в диковинку.

— А это зачем?.. — всё же уточнила она.

— Руки убери!!! — но глаза у медсестры из-под нахмуренных бровей добрые, располагающие.

— А ребёнка мне принесут?.. Покормить?..

— Конечно, принесут. У тебя, деточка, всё нормально. Ты пока отдыхай и расхаживайся понемногу. А за ребёночка не волнуйся. Всё будет хорошо!

— А где он?

— В детской. Спит, как все.

— Тётя… а если молоко ещё не пришло, что делать?

— Так ему ещё рано быть. Оно, при первых родах, только на третий день появится. А пока просто прикладывай к груди, пусть привыкает.

— Но ведь он голодный будет!

— Не будет! Их в детской глюкозой поят.

— Как? — удивилась Лиса. — Из чего поят?!

— Из соски.

— Из соски?! — ужаснулась она, и в памяти тут же всплыло однажды услышанное, что если ребёнок первой попробует соску, то грудь уже не возьмёт в жизни…

«Ну вот, испортили мне сына…»

Вскоре малышей увезли, и заскучавшая Лиса поковыляла в коридор.

Расхаживаться, как посоветовали.

Три часа, до следующего кормления, поначалу казавшиеся бесконечно долгими, пролетели мгновенно. Из детской снова начали вывозить детей, — надо скорее мчаться в палату! Боже мой, через пару минут встреча состоится…

Когда подали её сына, Лиса оробела и впала в неописуемую слабость, и оттого побоялась взять его на руки. Суетясь и волнуясь, взбила подушку и жестом показала, чтобы её ребёнка положили сюда, рядышком с ней. Сын спал, а она никак не могла насмотреться на него. Любовалась и удовлетворённо вздыхала: симпатяга получился, безусловно — симпатяга! Глаза невольно увлажнились… Лиса по очереди потёрла их тыльной стороной ладошки и, немного успокоившись, принялась придирчиво рассматривать своего малыша.

Так… Непонятное пятнышко с пухлой щёчки бесследно исчезло. Это хорошо. Но почему-то совсем нет бровей — так, видимость какая-то… А остальное? Всё ли в порядке? Нестерпимо захотелось развернуть сына и осмотреть его и там, под скрывающей тело пелёнкой, но она побоялась, что не сумеет спеленать его такой же аккуратной куколкой, и поэтому не стала рисковать. Лишь приподняла с лобика пелёночку, рассмотреть волосики.

Больше всего её умиляли яркие выразительные губки малыша. Глазки он не открывал, упрямился. Какого же они цвета?! Так хотелось, чтобы голубые… Как у Саши… Едва касаясь, она поглаживала своего спящего сыночка, замирала от восхищения, гордилась собой, соглашаясь внутренне, что такое счастье стоит и страданий, и мук, и невыносимой боли.

Ещё как стоит!

Вскоре детей стали забирать. Как же так… Почему так быстро?

Расставание оказалось сложным… Невозможно понять, смириться с тем, что твоим собственным ребёнком распоряжаются другие. А ты здесь — вроде как никто. Пустое место.

В первую встречу Лиса так и не смогла взять сына на руки, не решилась потревожить его сон… Как нянечка положила его на подушку, так и забрала с неё обратно. Теперь Лису мучила мысль, что она не разбудила его покормить и оставила маленького человечка голодным. Нерадивая она мать, не чета тем, что вокруг!.. Она представила, как малыш проснётся там, в далёкой детской, и будет заходиться в крике. А она сидит тут и ничем не может ему помочь. Беспомощность проступила слезами отчаяния и усеявшими лоб бисеринками холодного пота. Вдруг вспомнились рассказ мамы об её, Лисы, появлении на свет, не вовремя, в пересменку. На тот момент у Лисы уже был брат, и поэтому роды у уже рожавшей мамы были лёгкими. Настолько лёгкими, что персонал их толком не запомнил. В итоге дело кончилось странной пропажей только что родившейся девочки, и маме Лисы попытались внушить, что она никого не родила… Мама тогда разбушевалась так, что чертям стало дурно. И дочку свою нашла! Где-то в закутке. Ответов на вполне законные вопросы — как такое могло произойти — не нашлось ни у кого, но перепуганный происшествием медперсонал до самой выписки был с ней чрезвычайно предупредителен.

«Мама, когда понадобилось, смогла меня спасти! А я ничего не могу, ничего… Я трусиха, слабачка, и я тут — никто!» — вздохнула Лиса.

Самоуничижение — мощный стимул. Справившись с нерешительностью, она встала и направилась к дверям детской. На её пороге смелости заметно поубавилась, но там, за стеклянной створкой двери, малыши совершенно одни. Если она будет немного поосторожнее… Лиса потянула ручку двери на себя и, шагнув в незнакомый прежде мир, застыла на его пороге. Младенцев было не сосчитать, и все они спали… Этот факт сразу успокоил взвинченное воображение, но не уходить же просто так? Недоверие жило внутри и продолжало нашёптывать несуразности, будоража дремавшие до поры инстинкты и фобии. Нет, надо убедиться, что сын здесь, где положено, а не в каком-то закутке! Лиса попыталась издали высмотреть знакомые щёчки. Тщетно. Подгоняемая страхом быть пойманной, она торопливо пошла между рядами, поражаясь, какие они разные, эти новые маленькие люди! И кто придумал, что все младенцы на одно лицо?.. Своего она узнала сразу. Он лежал такой же невозмутимый, как и во время кормления. «Приходит в себя…» — вспомнила Лиса объяснение этого его сонного настроения. Забывшись, она опять залюбовалась спящим сыном. И, наверное, её можно было понять. Расслабилась, забыв об осторожности … А потом всем телом вздрогнула от грозного окрика.

— Это что за самовольство?! Кто разрешил сюда войти?! Ну-ка, марш в палату!

— Я, я, — зачастила Лиса, оправдываясь, — Я только посмотреть… И покормить, если что… Я его не трогала…

— Мы сами знаем, кого и когда кормить! Дома будешь командовать, а тут нечего порядки устанавливать! Марш в палату!!!

Перетрусившая Лиса стремглав ретировалась в коридор, вполголоса бурча, что и не думала командовать и порядки устанавливать тоже не собиралась, что пришла совсем не за этим… Оказавшись в палате, она уселась на койку и принялась старательно корить себя за непростительную недисциплинированность, из-за которой, вполне возможно, изменится отношение к её дитятке. Изменится в худшую, разумеется, сторону. Все её мысли крутились вокруг крошечного существа, роднее, милее, любимее которого не было теперь никого на свете. Вкус нового состояния, без остатка поглотившего её естество, пришёлся Лисе по душе. Она теперь мама, она теперь взрослая, и больше никто не посмеет называть её маленькой! До сих пор к ней всерьёз относился лишь её Саша. Сашечка… Уже засыпающей Лисе вдруг пришло в голову, что сегодня она о нём почти не вспоминала. Словно бы его и нет у неё. Только она и ребёнок. В этом присутствовала некая неправильность и несправедливость, о которой стоило бы поразмышлять. Но не сейчас. Когда-нибудь потом. Или лучше спросить у Саши? Он всегда знает ответы на любые вопросы. Интересно, а он одобрил бы её самоуправство и поход в детскую? Лиса покрутилась в постели, перевернулась на живот и провалилась в блаженный сон. Снова спать на животе — это такое наслаждение!