Эра беззакония - Вячеслав Энсон

— Я тоже слышал о волне самоубийств. Говорят, ее кто-то специально инициировал… — закинул удочку Калмычков.

— Ерунда все! Если бы специально, эффект был бы в сотню раз больше, — ответила Инна Михайловна. — Как было с МММами, «Хопрами» и выборами.

— Можно людей подвигнуть на самоистребление вашими телевизионными штучками? — удивился Калмычков.

— А что они, по-твоему, делают? По миллиону человек за год. Если верить статистике.

— Так, может, и с самоубийствами — акция? — напрягся он.

— Брось ты! Сколько их самоубилось, человек пятьдесят? Тоже мне, акция… — отмахнулась Рамикович.

— Может, общественное мнение кто-то готовит? Под МВД копает? Ведь не перестали же эти ролики крутить? — вцепился в нее Калмычков.

— А ты откуда знаешь? — насторожилась Инна Михайловна.

— Пересекался с одним из самоубийств. Слышал, отправляли к вам бумагу с требованием прекратить показы. А ваше начальство в ус не дует. Кому-то нужно?

— Да никому не нужно, — ответила Инна Михайловна. — Получили команду до первого декабря с эфира не снимать. Хотят собрать статистические данные. Раньше по другим методикам вычисляли, а раз подвернулся наглядный индикатор, подсчитываем эффективность по стране и по регионам. Знаешь, как считаются индексы?.. Да тебе и не надо… Выть мне от всего этого хочется, Коленька. Не представляла, чем работа обернется. Вроде не я все придумала, я только результаты считаю, а тошно до изнеможения. Одна у меня искорка счастья — ты. Надолго ли? Прости, что проблемами загрузила. На работе об этом не поговоришь. Настучат и выгонят. Слабаков не держат. Вот я тебе занудой и показалась. А при близком рассмотрении я, ведь, баба — ничего?

— Зажигалка… — согласился Калмычков.

Шпионские игры. 25 ноября, пятница

С того ночного разговора только четыре дня оставил на любовь Инне Михайловне генерал Бершадский. В пятницу, получив очередной доклад от Калмычкова, генерал решил, что новых данных от Рамикович получить не удасться. Перепроверять придется по официальным каналам. Теперь хоть понятно, как вопрос сформулировать. А потому роман можно сворачивать.

— Тебе, Калмычков, через пару дней можно в Питер собираться. Придумай, как концы обрубить, — сказал генерал. Снова «тыкает». Хороший признак.

Пустельгин предложил разработать операцию по изъятию Калмычкова как «оборотня в погонах». («Телевизионный штамп» — отметил Калмычков). Имелись варианты и попроще. Но Калмычков отклонил предложения, сказав, что справится сам.

«Сам, так сам»… — согласились коллеги.

Калмычков не мог сказать, что испытывает какие-то чувства к Инне Михайловне. Просто провел разработку. Работа такая. Но уважения она заслуживает. Хватит с нее обманов. Надо расстаться честно.

Полдня он «рожал» отчет о проведенной операции. Вроде бы все просто и ясно — случайность. Никто не планировал копать под министерство. Сработала специфика восприятия населением телевизионной информации. Ну и ладушки! Все хорошо.

Если не считать двести тридцать три трупа.

Бершадский понесся с отчетом наверх. Не довелось раскрыть злодейский заговор. Может, и к лучшему? Проблем с его разоблачением не оберешься. Врагов наживешь. Нулевой результат — тоже результат!

Пустельгин оседлал любимого конька:

— Все, Николай Иванович, следующий раз на дело пойду я! А то — все бабы Калмычкову, нам с Лиходедом только бумажки и генеральские разносы.

Бершадский вернулся через час. Довольный, как лейтенант, которого похвалили за вычищенные шефу ботинки.

— Хвалил вас министр, оболтусов! Хорошо, говорит, поработали. Благодарность всем!

— А вам что, товарищ генерал? — встрял Лиходед.

— Не за благодарности работаем, — гордо ответил Бершадский. — Хотя доброе слово и кошке приятно. Вам, троим — премия в размере месячного оклада к благодарности.

— Служим Советскому Союзу! — стебанулся Лиходед.

— Шутки в сторону. На этом дело о самоубийствах перестает представлять для нас интерес. Пустельгин и Лиходед — приступить к своим обычным обязанностям. Калмычков — в распоряжение питерского начальства. Доскребайте там. Свободны!

И, как Мюллер, в известном сериале:

— Калмычков, задержитесь!

Калмычков вернулся к столу и по начальственному жесту присел в кресло.

— Николай Иванович, мне кажется, мы могли бы сработаться. Как думаете? — Бершадский загадочно улыбнулся.

— Хотите перевестись в Питерский ГУВД, товарищ генерал? — отшутился Калмычков.

— Ценю шутку, ценю. А сам в Москву не планируешь?

— Наше дело подневольное, куда прикажут. Клерков и без меня хватает… — Калмычков доигрывал безразличие.

— Почему — клерком? Полковничья должность и звание досрочно, — Бершадский как фокусник доставал из шляпы интересные вещицы.

— Серьезно предлагаете, товарищ генерал?

— Куда серьезней! С министром обсуждал.

— Так это разговоры… — странно, Калмычков не почувствовал радости.

— Это официальное предложение! — изобразил гнев генерал. — Только питерские придурки не понимают преимуществ службы в Москве. Не все, конечно.

— Я готов, если берете. С семьей поговорю… — согласился Калмычков.

— Езжай, поговори. Но учти! Беру, можно сказать, в соратники. Зарплату будешь получать от министерства, а служить — мне. Устраивает? — Бершадского разочаровала прохладная реакция на предложение. Нет, благодарно лобызать ладони не надо. Но хоть обрадоваться…

— Устраивает. Вы не хуже других… — Калмычков изобразил радость.

— Неправильно. Я лучше! Потому что умею людей подбирать. И зарабатывать им — даю! Держись меня, Калмычков. Карьеру сделаешь. У тебя есть способности. Главное — их в правильном направлении приложить.

— Буду стараться… — ответил Калмычков.

— Ну, иди. Долго со своим самоубийцей не возись. Я бумаги в понедельник запущу. И буду подталкивать! Ты мне скоро понадобишься. Работы много… — Бершадский махнул рукой и Калмычков вышел.

Поехал в гостиницу в состоянии некоей пустоты. Неожиданно быстро и легко исполнились самые смелые мечты. А радости нет!.. В чем же она — радость? Собрал вещи. Перед отъездом на вокзал позвонил Инне Михайловне.

— Я уезжаю. Больше не будем встречаться…

— Думаешь, я надеялась на другое? — помолчав, спросила она. — Прощай.

Ни он, ни она не положили трубки.

— Прости… — промямлил Калмычков. — Плохого я тебе не сделал.

— А я хорошего и не ждала. Прощай. Кстати, телевизор совсем не мой, прислал бы кого забрать.

— Прощай…

Калмычков забыл Инну Михайловну уже на подъезде к Питеру И не вспоминал почти никогда.

Он никогда не узнал, что на второй день их знакомства, дисциплинированная Инна Михайловна доложила в свою службу безопасности об имевшем место контакте. И эта очень грозная служба, через тридцать часов знала о Калмычкове все.

Инне Михайловне разрешили продолжить контакты, но предупредили, что основной интерес Калмычкова сводится, скорее всего, к расследуемому его группой самоубийству. Еще через день эта служба безопасности установила, что нет никакой операции «Свежий глаз», и приказала Рамикович прекратить встречи с Калмычковым.

Плохо они знают женщин! Инна Михайловна закусила удила. Гори она огнем, ее постылая работа! Именно в эту ночь она слила Калмычкову информацию по интересующему его делу. Хоть одному человеку выплакалась, раз ему интересно. Сердце так приказало! Об одном лишь переживала в последние их три дня. Не шлепнули бы Калмычкова. Ночами держала у себя, а днем по двадцать раз перезванивалась. Пронесло. Уехал живым.

И еще не узнал Калмычков, что в первый день Нового, 2006 года приехавшая на каникулы дочь нашла Инну Михайловну в ванной с перерезанными венами. А несколькими часами раньше таджика-дворника чуть не убил выброшенный с шестого этажа телевизор.

В Москву?

26 ноября, суббота

Генерал Арапов радовался как ребенок.

— И полковника досрочно обещал? — переспрашивал он Калмычкова.

— Обещал…

— Посмотрим, посмотрим… Благими намерениями, как говорится… С министром якобы согласовано?

— Не верите ему, Серафим Петрович?

— Ему-то верю. А в легкую удачу — боюсь! — Генерал мерил шагами кабинет, обдумывая калмычковский доклад. — Ладно, подождем официальных движений. Давай обмозгуем позицию по делу о самоубийстве. Как следует из твоих слов, министерство потеряло к нему интерес, поскольку исчезла угроза атаки неизвестных структур. Все поимели с него барыши, даже мы, и гори оно синим пламенем. Я правильно понял?

— Так точно. Хотя барыши невеликие… — согласился Калмычков.

— Как посмотреть. Бершадский — кто? Пешка! Заместитель больного начальника Управления. Министр о нем еще лет пять не услышал бы. А теперь в кабинет к себе приглашает. Лишнюю головную боль с министерской макушки снял. Начальство это любит. Помяни мое слово, Бершадский пойдет в рост. Так что, если действительно потянет тебя в круг доверенных лиц, удача выше всяких ожиданий.