Подари мне семью - Алекса Гранд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не угрожаю. Просто факт констатирую. Располагаю достаточными доказательствами, чтобы поставить жирный крест на мечтах шурина. Спасибо, Багиров на днях подсуетил, как будто чувствовал, что схлестнемся.
– Отпусти, псих! Задушишь.
Побледнев, натужно хрипит Сема и пытается высвободиться. Понторез несчастный, разом теряет спесь и начинает напоминать нашкодившего щенка, получившего пинок от хозяина.
Я же неимоверным усилием разжимаю онемевшие пальцы и отшагиваю. Не имею права дать слабину – отвечаю за Киру с Митей. Порву за них и закопаю.
– Ты меня понял, гнида?
– Да понял, понял.
– Рыпнешься – пожалеешь.
Заключаю весомо и не вижу больше причин здесь находиться. Тем более, уже подтягиваются другие хоккеисты. Оплаченный мной час давно подошел к концу.
Вернувшись к лавке, я цепляю мешок с коньками, перчатки, шлем и сваливаю. В спину врезается едва различимое «сука», но я не оборачиваюсь. Доказал все, что хотел. Пусть Семен переваривает новые вводные, а мне пора возвращаться к действительно важным для меня людям.
Раздевалка. Короткие сборы. Спешка.
Вываливаюсь торопливо в просторный холл и неуклюже приглаживаю встопорщившиеся волосы. У кофейного аппарата с пластиковым стаканчиком в руке мнется Кира. Митя стоит чуть поодаль – изучает многочисленные кубки, расставленные на полках за стеклом.
Отпускает. Накрывает невыразимым облегчением. Переключает из аварийного режима в нормальный.
– Все в порядке?
Ощупав меня тревожным взглядом, спрашивает Ильина и нервно закусывает нижнюю губу.
Уязвимая такая, слабая. Трогает ее искренняя забота до самого дна души. Размазывает. И укрепляет в принятом решении.
До последнего вздоха буду защищать свое. А они с Митей – свое.
– Все хорошо, не волнуйся.
Подавшись вперед, мажу ладонью по ее щеке, подбородка касаюсь, скольжу пальцами по предплечью. Хочу, чтобы верила. Хочу, чтобы улыбалась и сияла ярче тысячи солнц.
И, если придется воевать за них с медвежонком с семьей больных ублюдков, то я готов прибегнуть к самым подлым методам. Сам в грязи измажусь – лишь бы Киру не трогало.
– Ну, чего застыли? Поехали скорее в пиццерию. Я голодный, как волк.
– Я тоже!
Отлепившись от витрины с трофеями, соглашается Митя и первым устремляется к выходу. Мы, как приклеенные движемся следом. Закинув сумки в багажник, трамбуемся все вместе в салон Ауди и через каких-то тридцать минут уплетаем горячую пиццу.
Вилками не пользуемся. Хватаем горячее тесто руками прямо с тарелок, вымазываемся в томатном соусе, ловим пытающийся убежать расплавленный сыр и громко хохочем, не обращая внимания ни на кого вокруг.
В этом простеньком совсем не пафосном кафе много похожих семей. Люди за соседними столиками так же заливисто смеются, не парятся о навязанных кем-то правилах приличия и ощущают себя по-настоящему счастливыми.
Да и я впервые за долгое время чувствую себя на своем месте.
Остаток вечера пролетает стремительно. Гораздо быстрее, чем мне бы того хотелось. Закрыв счет, я заказываю услугу «трезвый водитель», чтобы отогнал Кирину Хонду по нужному адресу, и отвожу Киру с Митей домой. Провожаю их до самой двери и какое-то время мнусь неподалеку от детской площадки. Никак не могу избавиться от мыслей, что мог бы гулять здесь с сыном за руку, мог бы возиться с ним в этой песочнице и мог бы следить, как он радостно скатывается с горки и играет с другими пацанами.
Мог бы, если бы дал Кире высказаться до того, как вывалил на нее новость о расставании. Или если бы случайно столкнулся с ней в каком-нибудь гипермаркете или в коридоре в больнице. Или если бы забил на принятое решение не лезть в жизнь бывшей девушки и набрал ее номер.
Но история не терпит сослагательного наклонения.
– Привет, мам. Как день провела? Как обследование?
– Здравствуй, сынок. Все хорошо. Анализы в норме. С Людой виделась, кофейку попили. У отца была. Медленно, но верно идет на поправку.
Промчавшись по полупустой вечерней Москве, я проскальзываю в прихожую и сгребаю маму в осторожные объятья. На днях Катерину выписали, Маришка вернулась к себе, и мы остались вдвоем в родительской квартире.
Пусто теперь. Непривычно. Как будто отняли что-то важное.
– Прическа у тебя новая, что ли?
– Ага. Кончики подровняла немного.
Подмечаю малейшие изменения в мамином облике и получаю благодарную улыбку. Мешкаюсь недолго. Задерживаю дыхание, прокачиваю резервы и выдаю приглушенно.
– У меня к вам с батей серьезный разговор. Смотаемся к нему завтра?
– Конечно. На работе проблемы?
– Да, нет. С фирмой порядок. Не переживай.
Обозначив намерения, успокаиваю маму и запираюсь в ванной. Подставляю спину под прохладные струи воды, а перед глазами проносятся события сегодняшнего вечера. Хрипящий Сема с перекошенным лицом. Взволнованная Кира со стаканчиком кофе. Радостный Митя с перепачканным подбородком и с треугольником Пепперони в руке.
Картинки настолько яркие, что отрубиться удается не сразу. Какое-то время гоняю засевшие на подкорке фразы. Гадаю, что ответила бы Кира, если бы я изъявил желание остаться у них на ночь, и проваливаюсь в неглубокий сон.
А утро встречает запахом маминых оладий и проливным дождем. Хороший хозяин пожалеет собаку и не выгонит ее на улицу. Но у меня на горизонте маячит цель, воплощение которой не хочется откладывать.
Поэтому я натягиваю на голову капюшон серой толстовки, спускаюсь на парковку и терпеливо жду, пока мама займет пассажирское сидение, хоть внутренний огонь поджигает кровь и требует скорее утопить педаль газа.
– Проходи. Я сейчас.
Пропускаю маму вперед и замираю рядом со входом в палату. Осторожно трогаю папиного лечащего врача за локоть и, помявшись, задаю тревожащий меня вопрос.
– Извините. А отцу можно сообщать новости? Не скажется плохо на его
