Как рушатся замки (СИ) - Вайленгил Кай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ведь не спасёт выполнение контрактов. Едва ли канцлер, поймав её снова (а он из-под земли достанет), отпустит по доброте душевной, выяснив, что Эйвилин с ней нет. Да он её на запчасти разберёт и повесит по конечности на двери наёмничьих контор в назидание: адреса-то ему, разумеется, известны!
Она с ума сойдёт дёргаться на всякий случайный шорох. Так дела не ведутся. Куда практичнее будет избавиться от причины стресса.
— Отличная идея, Лис. Молодец, – похвалила она себя.
Агенты не ввязывались в политику – и она бы продолжала придерживаться неписаного правила, если бы не исключительность положения. Прикончить второе лицо в Республике – то ещё приключение на голову. По принципу «нарушаешь – нарушай с размахом!». Старуха не похвалит. Вообще-то она первая нарушила собственную установку, спутавшись с Партланом и заказами на похищение архиважных государственных бумажек.
Совесть Лис чиста… насколько в целом может быть чиста совесть вора-убийцы.
Ощупав клинки для надёжности, девушка юркнула на узкую лестницу, скрытую за резким поворотом. Решимости добавляло воспоминание об изнурённом виде Катлера и тяжёлом, захлёбывающемся кашле, который согнул его пополам сразу после исчезновения Сонхи с принцессой. В беспорядке она не успела ничего толком разобрать – лишь вспышку, вскрики и белый парадный китель канцлера перед ней. На миг она почувствовала вкус смерти на языке и такой всплеск энергии, что заложило уши. Колдовство арканиста ощущалось совсем иначе: от него веяло твёрдостью, окутывало тепло, по телу разливалась лёгкость. Это же походило на взрыв: беспорядочный, давящий, пугающий невероятной мощью. Она сжалась на полу не в силах пошевелиться, хотя сковавший её лодыжки фокус Эйвилин испарился вместе с ней; раскалённый воздух опалял лицо, металлическая цепочка под одеждой обжигала кожу. Несколько осколков царапнули бедро и спину. В себя она пришла, когда Катлер упал перед ней на четвереньки, прижимая ко рту израненную руку. Кровь, смешанная со слюной, вязкими нитями срывалась на мраморные плиты. Он посмотрел на неё, и Лис нехотя поймала взгляд. От него сделалось жутко: тёмный, переполненный мукой, он будто выискивал в ней какой-то ответ. Через пару вдохов оцепенение спало: мужчина скорчился в приступе, она пустилась наутёк под свист пуль, на нервах радуясь косоглазию солдат. Либо их трясло не меньше, чем её. Одно из двух.
По мере того, как она удалялась от парка, спадал адреналин. Мысли прояснялись, с ними возвращалась способность трезво оценивать дерьмовые расклады. Сплетники не врали: у канцлера серьёзные проблемы со здоровьем. И он каким-то образом предотвратил детонацию. Обычно Лис не ошибалась в спорных суждениях: от него несло странной магией, которую ей не доводилось наблюдать никогда прежде. При этом его чары работали неправильно: они вредили хозяину, выжимая из него жизненную силу.
Следовательно, Катлер слаб. Да ещё получил травму. Попробуйте подержать оружие изрезанными в мясо пальцами – удовольствие не из приятных! Поразительно удачный случай для исполнения обещания. Она ведь заверяла, что доберётся до него после освобождения? Инцидент всё равно спишут на покушение, где виновник заранее рассекречен: юная принцесса закончила начатое – какая трагедия! Не смирившись с провалом, она с помощью сообщника-арканиста проникла в дом предателя, чтобы свершить кровавую месть. Печальная ночь для Сорнии…
Сгенерированная на ходу легенда придавала Лис уверенности. Оставалось малое: провернуть задумку грязно, непрофессионально – так, чтобы преступление, совершенное эмоциональной девочкой из-за обиды, не подумали бы спутать с почерком аса.
Она-то хотела от него избавиться не из-за синяков, наставленных ей в Сатгроте надзирателями – её банально не прельщала перспектива скрываться от преследования остаток дней. Такими темпами обратишься к религии.
Обещание подходило для прикрытия. Скажет ему напоследок, мол, сдержала. Неважно, что в действительности к рисковому шагу подталкивал страх перед его всемогуществом. Полумифическим – и всё ж таки проверять на своей драгоценной шкуре, что из россказней реально, – какой-то мазохизм.
А Эйвилин подождёт. От Сонхи удрать затруднительно, и он же вполне способен обеспечить её безопасность в случае угрозы. Денег потом вытрясет будь здоров… При сложившейся картине это, опять-таки, волновало Лис в предпоследнюю очередь. Малси лимит доверия израсходовал – с ним она обязательно переговорит без свидетелей и растолкует, почему её нельзя разочаровывать. От рук отбился, засранец. И Ани хороша: выбрала момент для расплаты за его грешки! Прямо заговор удачных обстоятельств!
На улицах встречалось много прохожих. Весёлая молодёжь, сгрудившись у фонтана в сквере, завывала куплеты фривольных песен; люди постарше, поодиночке или парочками, разбредались по домам: час стоял поздний, завтра у работяг длинный день. Мимо, чуть-чуть не врубившись в девушку, протопала семейная чета карликов: бородач недобро зыркнул на неё, пока его спутница с младенчиком в нагрудной сумке сыпала ругательствами. Их тени потянулись к ней, размахивая кулаками, и Лис, недолго думая, наступила на одну из них каблуком. Карлик взвизгнул, схватившись за подбитый глаз. «То-то же», – злорадствовала она, спеша скрыться из их вида.
У бестий тени жили сами по себе, пусть и являлись нераздельной их частью. Сонхи говорил, будто те отражали их сущность, поэтому нередко не совпадали ни очертаниями, ни размерами. Иногда в их кромешной черноте угадывались силуэты безлистных деревьев, мелькали блёклые огоньки – так показывался Немир, отпечаток которого лежал на каждом его создании. У существ посильнее тени умели проделывать физические манипуляции: бить, царапаться, таскать вещи. В детстве Лис мечтала о такой: вот было бы здорово обворовывать разных богатеньких дуралеев! С возрастом… ничего не изменилось. Она по-прежнему не отказалась бы обзавестись столь неприметной помощницей. Полезная штука.
Тут её как молнией поразило. Она встала посреди дороги и уставилась на сапоги, словно на них сохранились обрывки колдовства Эйвилин. Материализовавшиеся из ничего оковы очень напоминали фишку бестий. Помнится, Сонхи уверял, что людям подобное не повторить: они не связаны с Немиром настолько крепко, чтобы тени подчинялись их прихоти, и уж конечно для человека невозможно придать им физическую форму. Означали ли это… Возможно ли, что любимая дочурка императора принадлежит миру духов? Он не мог не знать: у членов его рода от рождения проявлялась чуйка на чары, магию и нелюдей. Будь она подменышем, обман бы раскрыли на следующее утро. Вряд ли венценосный гордец принял на воспитание «ребёнка-уродца», как величали подброшенных деток-нелюдей. А если она его дочь, то загвоздка крылась в её матери, Амелис, – женщине, за которой церковь отказалась признавать титул императрицы. Владыка не позволил ей переступить порог храма, заявив, что этот брак Всевышнему отвратителен.
Скандал быстро замяли, но болтливым толпам языки не отрежешь: история превратилась в повод для насмешек и сплетен, кому-то достало дерзости окрестить событие карой за императрицу Иветт. Пускай то не оглашалось во всеуслышанье, сорнийцы считали Амелис причастной к её гибели.
Никому не приходило в голову, что резкое отношение церкви к молоденькой любовнице императора Адоэля II обусловлено не презрением к ней, забравшейся в постель к чужому мужу до отпевания похоронных плачей. У ортоканистов{?}[Ортоканизм (вера в Единого Бога) – основная религия в Сорнии.] с бестиями и колдунами-полукровками издревле диалог короткий.
Кажется, однажды пользовалась популярностью сказка с похожим сюжетом. Лис не помнила конкретно, о чём она: что-то о короле и его жене, об их детях, пророчестве – типичный вымысел для детей. Скорее всего, в ней путешествовали на драконах, любили до гроба и в финале побеждали злодеев. Однако какое-то навязчивое предчувствие подсказывало наведаться в городскую библиотеку. Она ненавидела оставлять зацепки непроверенными. Да и насчёт Эйвилин её логическая цепочка трещала по швам. Сонхи – не истина в последней инстанции. Мало ли, какие чудеса на свете случаются. Вдруг тени покорялись наследникам Арвелей? Тогда это всё объясняло без теорий заговора. И Амелис – обычная фаворитка, вовремя подстроившаяся под императора. Её прозорливость заслуживала какого-никакого уважения. Другие ведь не сумели.