Королева Ортруда - Федор Сологуб

— Говорю тебе, Астольф, послушайся меня, избегай королевы Ортруды. Смотри, чтобы и с тобою не было того же, что с Карлом Реймерсом. Королева Ортруда любит красивых. Найдется человек красивее тебя, и более подходящий к ней по возрасту.

Астольф молчал упрямо, и уныло склоненное лицо его не выражало ничего, кроме скуки.

Теобальд Нерита досадчиво говорил ему:

— Что же ты молчишь? Скажи что-нибудь. Или сказать тебе нечего, и ты сам сознаешь, как нелепо твое увлечение?

Тогда Астольф поднимал на отца упорный взгляд широких глаз, и говорил коротко:

— Ортруда меня любит, и я люблю Ортруду. Я не могу жить без Ортруды. Для Ортруды я готов на всё.

Гофмаршал, покачивая головою, говорил:

— Глупый! Только и знаешь твердить: Ортруда, Ортруда, люблю, люблю. Скоро бросит тебя твоя Ортруда.

Астольф улыбался и отвечал отцу:

— Не знаю. Пусть бросит, если захочет. Пусть будет, что будет. Теперь я счастлив. А потом хоть умереть, мне всё равно.

Отец горько упрекал Астольфа.

— Не жалеешь ты старого отца, — говорил он. — Ты еще так молод. Тебе надо учиться.

Астольф отвечал угрюмо:

— Я учусь

— Как ты учишься! — говорил Теобальд Нерита. — Голова у тебя набита глупыми мечтами, только Ортруда у тебя на уме. Не до книг тебе теперь. Хоть и тяжело мне будет на старости расставаться с тобою, но я все-таки отправлю тебя на днях доучиваться в Италию или во Францию.

Астольф отвечал решительно и резко:

— Ни за что не уеду отсюда. Лучше в море брошусь.

По мрачному блеску его глаз видел отец, что Астольф не задумается сделать, как говорит.

Такие разговоры повторялись часто, и нередко заканчивались бурными сценами.

И другие невзгоды скоро стали омрачать счастие Астольфа.

Глава шестьдесят пятая

Афра томилась в эти дни странною, жестокою ревностью. И раньше досадовала Афру любовь королевы Ортруды, сначала к принцу Танкреду, потом к покойному Карлу Реймерсу. Относительно принца Танкреда эта ревнивая досада находила себе оправдание еще и в том, что Танкред обманывал королеву Ортруду, и в том, что он был ненавистен Афре. Любовь королевы Ортруды к Карлу Реймерсу жалила Афру больнее, и уже Афра понимала истинную причину этого темного чувства. И вот теперь нестерпимо горька стала Афре любовь королевы Ортруды к красивому, страстному мальчишке.

Уже давно поняла Афра, как сильно то странное чувство, которое привязывает ее к королеве Ортруде, и которое влечет ее нежные уста к целованию Ортрудиных ног. Но только теперь эта неясная дотоле влюбленность в королеву Ортруду зацвела в Афре багряным цветом. Любовью разжигалась в ее сердце ревность, — ревностью еще пламеннее разжигалась любовь.

Одиноко переживала Афра свои ревнивые муки, гордо скрывая их ото всех. Да и кому же о них рассказать? Разве самой Ортруде пожаловаться? Но какая же в том польза! Да еще и поймет ли королева Ортруда признания Афры? Может быть, только удивится этой неожиданной страсти. Может быть, только улыбнется.

Но все-таки порою Афра не могла удержаться, и невольно проявляла свою ревность, — неловкостью движений, смущенностью взглядов, и даже иногда неожиданно-резкими словами, вызывавшими недоумевающий взор королевы Ортруды.

Тихий вечер, мглисто-золотой и алый, плыл над землею, облелеянною теплою влагою. Солнце быстро склонялось к закату. Королева Ортруда и Афра одни шли медленно по ясным аллеям королевского сада. Как тихий сон, всё было вокруг них. Земля и трава казалисъ синевато-красными в скользящих косвенно и низко лучах багряного заката. Листва деревьев окрасилась пепельно-голубыми и сероватыми тонами.

Восхищенными глазами смотрела Афра на королеву Ортруду, и любовалась ею, идущею тихо в багряных лучах заката. И знала Афра, что нежная мечта в душе королевы Ортруды зажжена образом милого пажа Астольфа, и потому так мечтательно мерцают глаза тоскующей Ортруды. Тихою тоскою и ревнивою грустью полно было смятенное сердце Афры.

Королева Ортруда сказала:

— Посмотри, Афра, какая здесь красная земля, и какая здесь угрюмая зелень! Словно кровавый дождь прошел здесь недавно, и еще не выпила крови пресыщенная земля.

Афра отвечала:

— Сквозь легкий дым и пепел вулкана так багрово светит солнце. Твоя белая одежда, Ортруда, вся пламенеет, как багряница.

Образы убитых и умерших опять вставали в душе королевы Ортруды. Больно и горько ожили воспоминания дел порочных и жестоких. Какая грусть!

— Мы несчастны и порочны, — говорила королева Ортруда, — и земля наша залита кровью. Но придут иные поколения, — на земле будут жить счастливые, чистые люди.

Утешающая мечта, тебя зовут настойчиво, тебя творит печаль!

— Они придут, эти счастливые, чистые люди, — сказала Афра, — только потому, что мы живем. И они будут такими, какими мы их воображаем, потому что это наша воля хочет воплощения нашей мечте.

Радостно развивая радостное оправдание зла и несовершенств нашей жизни, говорила королева Ортруда:

— Так, Афра, это верно и радостно. Всю звериную злобу первобытной, дикой земли мы изжили, а тех, кто приходит после нас, мы, хотя и злые сами, увлекаем в наше устремление от зверя к божеству. Жестокую нашу душу мы преобразим в дыхание ароматов, потому что смрад наших дел сгорит в огне наших непомерных страданий.

— Всё, что мы можем дать будущим, — сказала Афра, — это наша суровая и прекрасная работа, подвиг нашего устремления.

Королева Ортруда сказала с мечтательною улыбкою:

— О чем я мечтаю всегда, это о воспитании суровом и прекрасном.

— Путь сурового и прекрасного воспитания один, — сказала Афра, — в простодушной телесной наготе.

— В моем Лакониуме, — говорила Ортруда, — мальчики и девочки будут жить вместе, всегда нагие, как первые люди в раю. Кардинал жестоко упрекал меня за это.

Афра улыбнулась презрительно, и сказала:

— Он не может и не хочет понять, что земной рай не в прошлом, а в будущем человечества. Нагие отроки и девы будут невинны и простодушны, как первые люди в раю, и нагота их будет целомудренна.

— Рай — сад, насажденный людьми, — тихо сказала королева Ортруда.

Солнце коснулось мглистой черты горизонта. Багровым и унылым стал его догорающий свет, и грустные наводил мысли. Королева Ортруда призадумалась. Спросила:

— Афра, а что мы скажем, если в их душах зажжется страстность? И если сладострастие затлеется в их крови?

— Разве это страшно? — сказала Афра. — Я верю в целительные силы природы. Пусть сладострастие и похоть зажгутся, когда придет жестокая, страстная пора. В жестокости истощится сладострастие, суровое станет радостным, и, истощаясь в жестокости, само себя умертвит сладострастие. Разум человечества, вечно ведущий его вперед сквозь мрак и облак дымный к незакатному свету Истины, верховный Разум, которому мы поклоняемся и служим, светозарный и благостный, говорит нам, — и не ложно его слово, что экстазы пламенные есть и будут для очищений человека.

Опять обрадованная, слушала Афру королева Ортруда, и опять милая в ее душе зажглась мечта, и радостная.

— Как прекрасен Астольф! — мечтательно сказала королева Ортруда.

Жестокая! Она и не знала, какою болью сердечною ужалили эти слова Афру, так утешавшую ее в этот мглисто-тихий вечер.

— Ты любишь, Ортруда, этого мальчишку? — спросила Афра.

Голос Афры был сурово-жесток, и ревнивая злость зажглась в ее глазах.

— Люблю, — сказала Ортруда. — Люблю так, как еще никого никогда не любила. Словно полюбила в первый раз, и в первый раз узнала, что значит любить. Но почему ты так опечалилась, Афра? Почему ты спросила меня об этом таким гневным голосом? Почему так бледно и сурово твое лицо?

Афра молчала. Ревнивые слезы блеснули на ее ресницах.

— Ты ревнуешь? — печально спросила Ортруда. — Какая же ты глупая, Афра! Ведь я же и тебя люблю. Разве чувство наше не свободно? Разве душа у нас не широка, как мир? И даже больше мира она, и вмещает в себя все творимое ею по воле. Я люблю тебя, Афра. А ты меня любишь?

Королева Ортруда нежно склонилась к Афре, и целовала ее жаркие щеки, ее влажные от слез глаза.

— О, милая Ортруда, как я люблю тебя! — воскликнула Афра.

И целовала руки и лицо королевы Ортруды. И к ногам Ортруды склонилась Афра, милые лобзая стопы.

Солнце скрылось; быстро темнело. Бесшумно и внезапно, в белой одежде пажа, подошел к ним Астольф. Он бродил задумчивый и грустный по аллеям, где сумрак сгущался, и увидел королеву Ортруду и Афру только тогда, когда подошел к ним совсем близко.

Увидел Астольф их поцелуи, слова любви услышал. И убежал, ревниво плача, и звук быстрых ног его по песку дорог был подобен плеску и шороху легких волн на песчаном берегу морском.

Недолго наслаждался Астольф счастием любви. Испуганный страстными ласками королевы Ортруды, отравленный легкими дымами далекого вулкана, скоро затосковал Астольф.