Чудовища рая - Хермансон Мари

— А где доктор Оберманн? — спросил он.

Фишер, однако, лишь молча оглядывал комнатку, словно ничего подобного доселе не видел. Его бледно-голубые глаза бегали словно маленькие рыбки в сети морщин и странным образом казались на несколько десятков лет моложе всего остального тела. Наконец взгляд врача остановился на брошюре, что Даниэль положил себе на грудь. Фишер взял проспект и, хлопнув им себе по ладони, с улыбкой проговорил:

— Доктор Оберманн больше не является вашим лечащим врачом. На последнем собрании решение об этом было принято единогласно.

— Почему? — поразился Даниэль. — Я прекрасно с ней ладил.

Карл Фишер рассмеялся и бросил брошюру обратно ему на грудь. Даниэля охватила острая неприязнь к этому человеку.

— Нисколько не сомневаюсь, Даниэль. Ее-то вам удалось обвести вокруг пальца, верно? Вот только никто кроме нее не верит в эту чепуху насчет новой личности, зарубите себе на носу.

Даниэль сел на кровати, однако движение оказалось чересчур резким. Бок тут же пронзило болью, и ему пришлось на секунду закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов.

— Я ни слова не говорил о новой личности, — раздраженно бросил он. — А лишь сказал, что я не Макс, а его брат-близнец.

Доктор Фишер словно в мольбе соединил ладони и кончиками пальцев прикоснулся к губам. Хитро глянув на Даниэля, он ответил:

— Так ведь нет никакого близнеца, друг мой.

— Нет? Кто же тогда приезжал в клинику и записался в журнале на стойке регистрации?

— Ваш старший брат, я полагаю? — подмигнул ему врач.

Даниэль издал исполненный отчаяния стон.

— Макс назвал вам неправильную дату рождения. Не знаю зачем, но так он поступил. И кто-то из персонала должен был заметить, насколько мы похожи. Кто-то должен был заметить, что мы близнецы!

Доктор Фишер пожал плечами и принялся изучать свой ноготь.

— Меня не спрашивайте, я вашего брата в глаза не видел. Насколько мне известно, у вас обоих темные волосы, вот и все. Но моим пациентом являетесь вы, и ваш брат меня совершенно не интересует. Он уехал, и впредь я намерен ограничить вас в плане посещения гостей. От них вы лишь вдохновляетесь сумасбродными идеями, никакой пользы. В Химмельстале вы оказались неспроста, и вам суждено пробыть здесь до конца жизни. И чем скорее вы это усвоите, тем легче вам станет.

Даниэль ахнул и вцепился в кровать, словно Фишер пытался столкнуть его в глубокую яму.

— Мне нужен настоящий телефон, — заявил он, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Я хочу позвонить в Швецию.

Он понятия не имел, кому собирается звонить. У него и друзей-то не было. Кому-то, кто сможет подтвердить, что он действительно тот, за кого себя выдает. Школа, где он работал? Летом там никого не застанешь. Тогда в службу регистрации населения?

Доктор Фишер хлопнул ладонью по кровати и сухо произнес:

— Резидентам запрещается пользоваться внешними телефонными линиями.

— Тогда я хотел бы поговорить с доктором Оберманн.

Даниэль продолжал отчаянно бороться с дрожью. Сломаться перед доктором Фишером он позволить себе не мог. Перед доктором Оберманн еще куда ни шло, но только не перед этим типом.

Врач снисходительно улыбнулся.

— Отныне вы мой подопечный и доктора Оберманн больше не увидите. В палате будете оставаться еще неделю. Если ожоги за этот срок заживут и вы перестанете докучать окружающим своей чушью, вам позволят вернуться к себе в коттедж. Чтобы больше никакого вздора о близнецах! — повысил он тон. — Ничего подобного я не потерплю.

Нагнувшись над обожженным боком Даниэля, он зашипел прямо ему в лицо — дыхание его пахло озоном, как воздух после грозы:

— А сунетесь во Вторую зону еще раз, вас переведут в подвал. Это понятно?

Даниэлю было непонятно, однако он счел за благо кивнуть.

Часть III

35

Ягненок среди волков, думал Даниэль, стоя на крыльце медицинского центра и оглядывая раскинувшийся перед ним парк.

На смену июлю пришел август. Трава на склонах по-прежнему оставалась неестественно зеленой, но что-то в воздухе уже говорило о приближении осени.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он так жаждал выбраться из опостылевшей палаты, но теперь, после выздоровления и выписки, вдруг ощутил себя изгнанным, и ему остро захотелось вернуться. Короткая прогулка до коттеджей на пригорке внезапно показалась долгим и опасным переходом.

Даниэль обернулся к зданию центра. В стеклянном фасаде отражались голубое небо и бегущие облака.

Наконец он сделал глубокий вздох, покрепче вцепился в лямки рюкзачка — словно тот его и нес, а не наоборот — и, не оглядываясь по сторонам, устремился через парк, а затем вверх по склону. Как и раньше, возле бассейна, теннисных кортов и столовой ему встречались люди, вот только больше они не выглядели туристами в роскошном отеле. Теперь-то он знал, что каждый не одетый в голубую форму суть хищник в человеческом обличье. Прожорливое зверье, так и норовящее вонзить зубы в настоящего ягненка вроде него.

К своему коттеджу Даниэль намеревался подойти спокойно, однако не сдержался и последние метров пятнадцать преодолел едва ли не бегом. К счастью, соседа Марко было не видать.

Дрожащими руками он отпер замок, тут же устремился к нише с кроватью и отдернул штору. Никого. И в ванной тоже. Все выглядело в точности, как он и оставил. Заперев дверь, Даниэль рухнул в деревянное кресло, задыхаясь, словно после марш-броска. Наконец-то он в безопасности. Пока.

Следующие несколько дней он провел словно узник собственного домика. Питался исключительно консервированной тушеной фасолью, воду пил из-под крана. Дверь так и держал запертой, предоставляя сотрудникам во время утренних и ночных обходов пользоваться собственным ключом. К этим улыбающимся мужчинам и женщинам в форме, согласно проспекту, «преимущественно следует относиться как к обслуживающему персоналу, который неизменно к вашим услугам». Вот только «из соображений безопасности» они вооружены тазерами и всегда ходят по двое. И действительно, вне зданий клиники Даниэль ни разу не встречал хозяек и хозяев поодиночке. Признаков наличия у них парализующих пистолетов тем не менее он не замечал. По-видимому, оружие они прятали под своими голубыми курточками.

Шторы у него оставались задернутыми, так что в коттедже постоянно царил полумрак. Осторожно выглядывая в щелочку, по вечерам он всегда наблюдал Марко, подпирающего стенку своего коттеджа. За что, интересно, его упекли в Химмельсталь?

Большую часть дня сосед проводил внутри своего жилища, и лишь около семи часов вечера с крылечка доносилось его шарканье, а затем топот по ступенькам, после чего Марко весь вечер так и сидел перед коттеджем. И даже когда Даниэль по ночам выходил в туалет и тайком выглядывал наружу, толстяк все равно продолжал нести дежурство и таращиться в темноту, словно затаившееся огромное ночное животное. Днем, в его отсутствие, можно было разглядеть, что стена на его излюбленном месте потемнела от засаленной одежды.

Что же Марко видел со своего наблюдательного пункта? Потому что даже с наступлением темноты, когда большинство, по-видимому, ложились спать, территория клиники отнюдь не была безлюдной. Согласно правилам, необходимо находиться в своем жилище в полночь и восемь утра, чтобы сотрудники во время обхода удостоверялись в присутствии резидента. «А уж чем ты занимаешься в промежутках, это касается только тебя одного», — как объяснял когда-то Макс.

Именно так, похоже, дело и обстояло. Где-то около половины двенадцатого обязательно поднималась суматоха — через парк и вверх по склону люди спешили в свои коттеджи и квартиры. Стоило всем оказаться в своих жилищах, тут же устанавливался период странного затишья, нарушаемого лишь гулом приближающегося электромобильчика, стуком хозяек и их бойкими окликами в соседних домиках.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Где-то через полчаса спокойствия территория клиники оживала вновь, хотя и заметно сдержаннее, нежели днем. Медленно открывались двери коттеджей, тьму оглашал шепот, по лужайке мелькали тени. То и дело окрест доносился осторожный стук в дверь — а однажды, к ужасу Даниэля, постучались и к нему. «Пест!» — прошипел кто-то, словно гигантское насекомое, а потом медленно и очень тихо несколько раз повернул дверную ручку. Даниэль лежал за занавеской, едва смея дышать. Затем последовало раздраженное фырканье, которое сменила тишина.