Десять басен смерти - Арно Делаланд

– Я многим рисковала, – сказала Сапфир. – И думаю, пора мне получить то, что мне причитается.

Уперев руки в бока, она приблизилась к Баснописцу. Свои пистолеты она уже убрала.

Стивенс и Баснописец переглянулись.

– В самом деле, – сказал Баснописец.

Он без колебаний достал оружие.

Мелькнула краткая вспышка, послышался выстрел, поднялось пороховое облачко.

– Вот, пожалуйста.

Сапфир еще мгновение продолжала стоять с открытым в ошеломлении ртом, с удивленными глазами, постепенно осознавая происходящее. Из звезды на ее лбу брызнула кровь.

– В конце концов, – сказал Баснописец, – вы упустили одну деталь. – Он улыбнулся. – Вы тоже агент Тайной службы.

Сапфир покачнулась и рухнула на землю.

Стивенс, Баснописец на коне и трое помощников обступили три трупа, проклятую троицу.

– Она становилась слишком опасной… и слишком требовательной, – проговорил Стивенс.

– Она хорошо служила.

– Недостаточно, по-моему.

Стивенс поглядел на своего союзника. У Баснописца был озабоченный вид.

– Какая неприятность…

– Что такое?

– Я не предусмотрел для нее басни.

Он почесал подбородок.

– Это потому что… я не был уверен, что убью ее.

Стивенс смотрел на него, не возражая.

– Nobody's perfect.[43]

В конце концов Стивенс повернулся.

Он кивнул своим людям, указывая на трупы.

– Обыщите их и закопайте.

Затем он улыбнулся и обратился к своему сообщнику.

– Дорогой мой, встретимся в особняке. Мы вместе отправимся в Реймс.

И он удалился.

Баснописец двинулся к лесу. Он бросил прощальный взгляд на Сапфир, ее закатившиеся глаза, полуоткрытый рот, устремленный на луну взгляд. Он попытался интерпретировать узор крови на снегу. Ему стало любопытно, как бы выглядел ее труп, если набить его соломой.

Люди Стивенса унесли тела.

Баснописец ощутил на лбу дуновение ледяного ветра; от мороза у него выступила слеза. «И ты тоже, Стивенс, – подумал он, – когда все будет кончено… Мне нужно будет избавиться от тебя. Ты сумасшедший еще в большей степени, чем я. Вся разница в том, что ты этого не осознаешь».

Затем он стиснул зубы, и его черты исказились новым приступом ярости…

Он натянул поводья.

Мученица из Сен-Медара

Тайные архивы, подвал Министерского крыла

Приход и кладбище Сен-Медар, Париж

Салон Мира и Зеркальная галерея, Версаль

«Ах нет, не может быть…»

Во время бессонницы на него снизошло озарение.

Шарль де Брогли был так близок к славе… Его злейший враг, герцог д'Эгийон, вернулся к своим любимым занятиям. С тех пор как Верженн занял пост в министерстве иностранных дел, один из агентов Тайной службы наконец приблизился к высшим эшелонам власти. Брогли сам надеялся получить пост, поэтому не мог не завидовать; но он хотя бы был уверен в том, что внешней политикой государства ведает союзник. Давнишним другом был и дю Мюи из военного министерства. И Сартин тоже. Большинство агентов Тайной службы вышли сухими из воды: Бретей находился в Вене, Дюран стал полномочным министром в Санкт-Петербурге, Сен-Прист – послом в Константинополе, что было досадно. В это время он, Шарль де Брогли, все еще должен оправдываться! Он по-прежнему хранил молчание (во имя интересов королевской четы) о форсированном им расследовании дела Баснописца и его смертоносных эпиграмм и велел Виравольте поступать так же. Все это для блага Короны! Можно ли было в большей мере проявить свою преданность! Несмотря на хорошие новости о назначениях, дела Тайной службы все еще пребывали в беспорядке. Король решил наконец забрать всю их знаменитую корреспонденцию. Он полагал, что эти письма таили в себе опасность. Дважды он безуспешно просил у Брогли произвести дешифровку их кода. Он предлагал выплатить июньское жалованье, после чего Черный кабинет будет распущен. Итак, все подходило к концу!

Людовик XVI желал покончить с Тайной службой.

Теперь он требовал уничтожения всех документов, имеющих отношение к деятельности службы, взамен предлагая Шарлю помилование. Но для Брогли уничтожение архивов казалось немыслимым. Ведь с их помощью можно было доказать, что они действовали по повелению самого Людовика XV, и поэтому архивы представляли лучшую защиту для него, как, впрочем, и для всех агентов. Кроме того, в них содержалась ценная для государства информация. Брогли предложил Верженну собрать все документы и подвергнуть их экспертизе. Он также намеревался лично уведомить всех своих агентов об окончании их службы и решить вопрос об их пенсии и содержании.

И затем все шифры будут переданы Верженну для уничтожения.

Тем временем Людовику XVI сообщили о новых документах, свидетельствующих о верности Брогли королевству. Он стал более сговорчивым. Была составлена комиссия по изучению архивов, в которую вошли Верженн и дю Мюи, что вполне устраивало Шарля. Вопрос о вознаграждении агентов нельзя было более откладывать, и вот наконец с этой целью был составлен список их имен – по крайней мере, всех тех, кто еще был активен. Король подписал список 10 сентября, ратифицировав план вознаграждения. Польский патриот Мокроновский получит 20 тысяч фунтов. Дюран, Ла Розьер» Дюбуа – Мартен – по шесть тысяч. Для Сен-Приста, отца и сына Кретьенов, Фавье, Друэ и еще нескольких человек тоже предусматривались солидные пенсии. Особое упоминание о заслугах Виравольты и десять тысяч фунтов. Д'Эону достанется даже больше – двенадцать тысяч фунтов; однако он начал возмущаться. В самом низу списка значилась Сапфир. Что касается этого господина Бомарше, вновь уехавшего в Лондон, то…

В этот момент он вспомнил об одной важной детали.

«Покопайтесь в старых делах, – сказал ему Виравольта во время их беседы в садах. – Вновь откройте дело Сен-Медара». Для этого Шарлю не надо было бы дожидаться его советов. Но у Черной Орхидеи были причины для того, чтобы настаивать. Возможно, Брогли о чем-нибудь позабыл… К нему пришло смутное, далекое воспоминание о том, что происходило в то время, когда Виравольта устранил угрозу, исходящую от первого Баснописца, – во время свадьбы Марии Антуанетты…

Шарль вдруг раскрыл глаза и сел на кровати в своей белой ночной сорочке.

Затем в страшной спешке он оделся и направился в Версаль.

Он явился в архивы Королевского ведомства еще до рассвета, пользуясь дружеским расположением Августина Марьянна.

Запыхавшись, Шарль прибыл в архивные помещения, расположенные в подвале, и, сняв свой шейный платок, разложил перед собой груду дел, которые он только что получил. Взял одно, открыл его, пролистал и отпихнул. Затем он схватил другое, третье.

Как будто запах тысячи цветовСладчайший до меня дошел.Но я, раскрыв корзинку Вашу,Один бессмертник там нашел.Для Мари.

«Возможно ли, что…»

И вот он отыскал ее внутри коричневой, перетянутой кожаным ремнем папки, среди сотен пожелтевших от времени листов. Ту самую деталь. Фразу, которая заставила его подскочить во сне и проснуться, как будто его мозг, сам того не сознавая, никогда не прекращал работу. Ту фразу, затерянную в океане бумаг…

Вот она. Иначе не может быть.

Его палец остановился на следующем абзаце одного из рапортов:

«По всей вероятности, аббат Жак де Марсий, принявший прозвище Баснописец, посещал круги янсенистов-конвульсионистов прихода Сен-Медар. По слухам, он активно заботился о бедных, сиротах и проститутках этого прихода, несмотря на возможную двусмысленность подобных поступков, учитывая неопределенность его ситуации, хотя клевета в его адрес не была подкреплена доказательствами. Он мог, например, сожительствовать с некой Мари Дезарно, проституткой из Сен-Медара…»

У Шарля пересохло в горле. Он поднес руку к губам. Постепенно он осознавал истинные размеры катастрофы. Его глаза готовы были выскочить из орбит.

Боже мой… Боже мой…

Невзирая на проливной дождь, он ринулся в Сен-Медар. Он сообщил о себе через одного из своих осведомителей, который легко смог связаться с кюре и отыскать нужную ему особу Брогли выпрыгнул из кареты прежде, чем она остановилась. Он прошел под колокольней, целиком находящейся в тени небольшой церквушки. Брогли обратил внимание на профили химер с отверстыми пастями на водосливных трубах: они выпустили все свои когти и, казалось, готовы были обрушиться на него. Крыльцо было обрамлено несколькими рядами арок с изображениями апостолов и священных книг; арки символизировали холодные круги Чистилища.

Приход, который в течение краткого периода возглавлял аббат Марсий, имел особую славу. В первой половине века здесь вершились чудовищные дела. Вокруг могилы дьякона, расположенной на кладбище по соседству с церковью, происходили чудесные исцеления; верующие бились здесь в конвульсиях Дьякон, Франсуа де Пари, умер в 1727 году. Этому кумиру бедняков ставилось в вину то, что он был янсенистом, активным членом партии «протестующих». С момента издания буллы Папы Римского «Unigenitus»[44] янсенистов считали еретиками по отношению к католической вере на основании их положений о благодати и предопределении. Теологический спор вовлек всю элиту и даже затронул низшие слои общества, в которых янсенисты пользовались почтением из-за своей прямоты и благотворительности. Во времена Регентства группа епископов, монахов и священников при поддержке многих светских сторонников опротестовала буллу «Unigenitus», за что мятежников стали называть «протестующими». За десять лет поступило множество протестов, в свою очередь приводящих к многочисленным отлучениям от церкви, и в каждом из них речь шла о Франсуа де Пари. Перед смертью он составил завещание, по которому все его имущество отходило к беднякам Сен-Медара.