Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945. - Артем Драбкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
—Для прикрытия отставших, подбитых над целью штурмовиков истребители прикрытия выделяли?
— Если обстановка и наша численность позволяли, тогда выделяли. Обычно пару. Если — нет, то… нет.
— Ил-2 действительно очень живучий самолет?
— Действительно, иногда прилетал не самолет, а решето. 20-мм снаряды от иловской брони рикошетировали — это внушало уважение. «Летающий танк» — лучше и не скажешь.
— Аэродромные службы работали нормально? На ваш взгляд, в достаточном ли количестве они были обеспечены соответствующей инженерной техникой?
— БАО — нормально. Поля готовили в срок и качественно, особенно под конец войны.
Насчет техники ничего не скажу, не знаю. Не мое это было дело. Мое дело прилететь — сесть — улететь.
— Вот такой вопрос: как вас кормили? В училище, в запе, на фронте?
— Кормили хорошо. В училище чуть похуже, в запе хорошо, на фронте — очень хорошо. Полная летная норма.
— Вопрос «бытовой»: сколько водки или спирту мог выпить самый «тренированный» летчик?
— Чистый спирт не давали, давали или разведенный 40%-ный, или водку. 100 граммов за боевой вылет. Четыре вылета сделал — вечером дают тебе 400 граммов. Хоть залейся.
Выпить летчик мог много. Были и такие, кто много выпивал. Только такие долго не жили. Вечером выпил — утром ты «негожий», а надо лететь. Полетел — сбили. Не мог человек в таком состоянии взять от своего самолета все, что тот мог дать.
Потом командир полка своей волей «полную» выдачу прекратил. Сколько бы ты вылетов ни сделал, вечером не больше 150 граммов.
— На праздники и на переформировании пили больше или меньше?
— На праздники тоже не очень, особенно если ты в дежурном звене. Те же 150 граммов.
В тылу, конечно, пили побольше, но тут тоже все зависело от человека. В нашем полку летчики, в большинстве своем, пили умеренно. Я же говорю: те, кто к этому делу пристрастился и начинал пить помногу и часто (пьяницы, одним словом), долго не жили. Сбивали их. Мой «предел» был 150 граммов. Я пить не любил.
— «Ликер-шасси» пили? Ну, спирто-глицериновую смесь?
— Ты что?! Пить летчику эту гадость — унизительно! Эту дрянь пил исключительно техсостав.
— Были ли на фронте занятия по физической подготовке?
— Не было. Других дел было по горло.
— Курили на фронте много?
— Большинство курило, я — нет.
— Такой вопрос, может, не совсем тактичный, но могли ли пилоты договориться и сбить в воздухе «плохого» командира?
— Конечно могли.
— И такие случаи были?
— В нашем полку точно не было. В других?.. Был слушок… Достоверный… Очень…
Бывают такие командиры-мудаки, которые летчиков не ценят, хотя вроде и сами летчики… Есть любители на чужом горбу в рай въехать. На мой взгляд, лучше такого командира-мудака в клещи зажать и самим завалить. Раньше, чем он тебя, ради своего шкурного интереса, на смерть пошлет.
— Летали ли вы на разведку?
— Летал, и не раз.
— Фотоаппарат вам в «як» ставили?
— Ставили. В отсек за кабиной. Я не только с этим фотоаппаратом на разведку летал, я и фотоконтроль им осуществлял. «Илы» отработают, я еще немножко над целью оставался и фотографировал. Неприятное дело. Курс ровный — «мечта зенитчика». Вот эти зенитчики по тебе и лупят, мечту воплощают.
— До какой высоты видны следы гусениц танка и до какой высоты виден сам танк?
— Танк — до тысяч 2,5—3,0. В зависимости от того, какой танк — средний или тяжелый. Его следы — где-то до 1,5 тысячи.
— Опять-таки, может, не совсем тактичный вопрос — национальные трения среди летчиков полка какие-нибудь были?
— Никаких! Вообще на национальность никакого внимания не обращали. Русский ты или узбек, украинец или еврей, грузин или осетин, не имело никакого значения, все как братья. Я же сам украинец! Не уверен точно, но не сильно ошибусь, если скажу, что на 36 летчиков полка у нас было где-то 13 национальностей.
Летчики ведь нормальные люди, не лучше и не хуже других, и на земле у каждого свои симпатии и антипатии, но это все на земле оставалось. В воздухе, в бою летчики верили друг другу больше, чем самим себе. (Только замполит, сволочь, из этого правила выбивался.)
— Как «половой вопрос» решали на фронте?
— Да кто как мог. В основном с помощью дружелюбно настроенного к нам гражданского населения. Правило было одно — никакого насилия. Договаривайся как можешь. Нам, летчикам, было чуть полегче, чем остальным, — официантки, оружейницы, девчата из службы ВНОС. Договаривались.
Начальству было еще легче, можно было солдатку завести, ППЖ (аббревиатура, принятая на фронте, — походно-полевая жена. —А.Д.). Было и такое, чего там…
«Половой вопрос» вставал, когда боев нет, а когда бои идут, то есть только одно желание — выспаться.
— Сажали ли летчиков на гауптвахту?
— У нас в полку нет.
— Как наша пехота (артиллерия, танкисты и т.д.) к летчикам относилась? Любили или считали, что плохо воюете и вас даром шоколадом кормят?
— Хорошо относились. Нас любили. Мы их с душой прикрывали.
Когда меня сбили, меня танкисты с переднего края вывезли. Ко мне проявили неподдельное уважение: «Мы здесь, внизу, знаем, что, если что, вы нас обязательно прикроете!» Это ведь 1943 год был, мы уже господствовали.
— Как у вас сложились отношения с полковыми политорганами?
— Всяко бывало. С низовым звеном — комсоргами и прочими — нормально. А вот с замполитом…
Замполит наш был дрянной мужичок. Хотя он был «летающим».
Полетел я как-то с замполитом. Дело было над Сандомирским плацдармом. Я ведущий, он — ведомый, хотя я лейтенант, а он майор: «Давай, Иван, ты — главный. Ты же с опытом». Дали нам задание парой на «свободную охоту». К немцам слетали нормально, отбомбились. На обратном пути нам попалось четыре «мессера». Я в бой, а он — в стороночку!.. («Я место для атаки выбирал…» — это он потом заявлял.) Я покрутился с этой четверкой на виражах минут пять, а потом увидел дырку и на кабрировании на солнце и ушел. Потеряли меня «мессера».
— На каком истребителе вы были? На какой высоте вы вели этот бой? И еще вопрос: почему, на ваш взгляд, немецкие летчики не перевели бой на «вертикаль»? Вы же сами говорите, что у «мессера» на «вертикали» преимущество.