Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения - Василий Жуковский

Отрывки из «Илиады»*

Жертву принесши богам, да пошлют Илиону спасенье,Гектор поспешно потек по красиво устроенным стогнам;Замок высокий Пергама пройдя, наконец он достигнулСкейских ворот, ведущих из града в широкое поле.Там Гетеонову дочь Андромаху, супругу, он встретил;С нею был сын. На груди у кормилицы нежный младенецТихо лежал: как звезда лучезарная, был он прекрасен,Гектор Скамандрием на́звал его; от других он был прозванАстианаксом (понеже лишь Гектор защитой был града).Ласково руку пожавши ему, Андромаха сказала:«Неумолимый, отважность погубит тебя. Не жалеешьТы ни о сыне своем в пеленах, ни о бедной супруге,Скоро вдове безотрадной; ахейцы тебя неизбежно,Силою всею напав, умертвят. Для меня же бы лучшеВ землю сокрыться, тебя потеряв: что будет со мною,Если тебя, отнятого роком могучим, не станет?Горе! уж нет у меня ни отца, ни матери нежной;Мой отец умерщвлен Ахиллесом божественным; Фивы,Град киликиян, с блестящими златом вратами разрушив,Сам он убил Гетеона, но не взял оружия; чуждыйМысли такой, он с оружием вместе сожжению предалКости родителя, в почесть ему погребальный насыпалХолм, и платанами горные нимфы тот холм обсадили.Семеро братьев еще у меня оставалось в отчизне —Все они в день единый повержены в бездну Аида:Всех беспощадной рукой умертвил Ахиллес быстроногий.Матерь царицу от пажитей густолесистого ПлакаВ рабство добычей войны он увлек, но за выкуп великийСкоро ей отдал свободу, чтоб пала от стрел Артемиды.Гектор, ты все мне теперь: и отец и нежная матерь;Ты мой единственный брат, о Гектор, цветущий супруг мой.Будь же ко мне сострадателен, здесь останься на башне;Сыну не дай сиротства, супруге не дай быть вдовою;Там на холме смоковницы войско поставь: нападеньеЛегче оттуда на град; там открыты для приступа стены.С той стороны уже трикраты на нас покушалисьОба Аякса, Идоменей, Диомед и Атриды».Кротко ответствует гривистым шлемом украшенный Гектор:«О Андромаха, и я о том же печалюсь; но стыд мнеБудет тогда от троянских мужей и от жен Илиона,Если, как робкий, сюда удалюсь, уклоняся от боя;То запрещает и сердце; доныне привык я спокойноБодрствовать духом и биться у всех впереди, охраняяТрою, великую славу отца и мою; но предвидитВещее сердце и тайно гласит мне тревожное чувство:Некогда день сей наступит — падет священная Троя,С нею Приам и народ царя копьеносного бодрый.Но не Трои грядущее горе, не участь Гекубы,Ни же Приамова гибель, ни же столь многих, столь храбрыхБратьев моих истребленье, тогда неизбежно падущихВ прах под рукою врага, сокрушают ныне так сильноДушу мою, как мысль о тебе, Андромаха, когда ты,Вслед за одеянным медною бронею мужем ахейским,Плача, отсюда пойдешь, лишенная света свободы,Или в Аргосе будешь с рабынями ткать для царицы,Иль, утомленная, тяжким сосудом в ключе ГиперейскомЧерпая воду, будешь в слезах поминать о Пергаме.Может быть, видя, как плачешь в своем одиночестве, скажут:«Вот вдова знаменитого Гектора, бывшего первымВ войске троянском в те дни, как сражались у стен Илиона».То услыша, ты с новою вспомнишь тоской, что на светеНет уж того, кто от рабства надежною был бы защитой.Нет! я лучше хочу, чтоб меня бездыханного скрылиВ землю, чем слышать о плаче твоем и крушительном плене».Так ответствовал Гектор, и к сыну руки простер он;Робко от них отклонился и к лону кормилицы с крикомБросился милый младенец, дичася отца, устрашенныйЯрким блистанием лат и косматою гривою шлема,Грозно над ним зашумевшею с медноогромного гребня.С грустной улыбкой и мать и отец посмотрели на сына.Шлем с головы снимает поспешно блистательный Гектор;Бранный убор на землю кладет и, на руки взявшиСына, целует его с умиленьем и нежно лелеет.Громко взывает потом он к бессмертным богам и Зевесу:«Царь Зевес! вы, боги Олимпа! молю вас, да будетНекогда сын мой, как я, благолюбием первый в народе,Столько же мышцею крепок и мощно господствует в Трое.Пусть со временем скажут: Отца своего превзошел он!Видя его из сраженья идущего с пышною броней,Снятой с врага — и такая хвала да порадует матерь».Так сказав, положил он в объятия нежной супругиСына. Она, улыбаясь сквозь слезы, душистым покровомПерсей одела его; и, глубокой печалию полный,Гектор, ее приласкавши рукою, приветно сказал ей:«Бедная, ты не должна обо мне сокрушаться так много;Против судьбы я никем преждевременно сослан не будуВ темный Аид; но судьбы ни единый еще не избегнулСмертный, родившийся раз на земле, ни смелый, ни робкий.С миром же в дом свой пойди: занимайся порядком хозяйства,Пряжей, тканьем; наблюдай, чтоб рабы и рабыни в работеБыли прилежны своей; о войне же иметь попеченье —Дело троянских мужей и мое из всех наиболе».Кончив, свой гривистый шлем поднимает блистательный Гектор.Медленным шагом и часто назад озираясь и слезыГорькие молча лия, Андромаха пошла и достиглаСкоро обители Гектора; много служительниц былоСобрано там за работою; все сокрушалися с нею;Заживо Гектор был в доме оплакан своем. «Неизбежно, —Мнили они, — он погибнет; мы вечно его не увидим».Истину вещая скорбь предсказала им; время насталоСбыться тому, что давно предназначено было: но преждеСлавой великой покрылся могучий защитник Пергама.Пал Патрокл от руки благородного Гектора; втунеШлем Ахиллесов и щит покрывали его; неизбежныйЧас судьбы наступил — и с Патроклова хладного трупаГектор совлек Ахиллесову броню, и сеча зажгласяВкруг бездыханного юноши, прежде столь бодрого в битве.«Я к кораблям Антилоха послал возвестить АхиллесуГибель Патрокла; но знаю, что к нам не прядет он на помощь,Сколь ни кипел бы на Гектора злобою… Он безоружен.Нам одним защищать умерщвленного друга. УпорноБудем стоять за него; спасем бездыханное тело». —Так говорил Менелай Теламонову сыну Аяксу.«Правда, Атрид знаменитый, — Аякс отвечал Менелаю, —Ты с Мерионом Патрокла храни; наклонитесь и тело,Взяв на плеча, несите из боя. Мы ж, оба Аякса,Равные мужеством сердца, всегда неразлучные в битве,Будем стремленье троян и великого Гектора дружноГрудью своей отражать, охраняя отшествие ваше».Царь Менелай с Мерионом подъемлют Патроклово телоСильной рукою с земли: ужаснулись трояне, увидяТело во власти ахеян, и бросились с воплем за ними.Словно как псы, упредя звероловцев младых, на лесногоВепря, когда он поранен, кидаются вдруг, но лишь только,Бешеный, он, ощетинясь, на них обернется, в испугеВсе рассыпаются — так и трояне сначала стремятсяБодро вперед, подымая мечи и двуострые копья;Но лишь только Аяксы в лице им лицем обратятся —Все бледнеют и боя начать ни один не дерзает.

Царь Менелай с Мерионом бесстрашно, медлительным шагом,Идут вперед, унося из сраженья Патроклово тело;Их защищают Аяксы; блистательный Гектор с ЭнеемРвутся, как львы разъяренные, силясь добычу похитить;Страшной грозой к кораблям приближается шумная битва.Робко меж тем Антилох к Ахиллесовой ставке подходит.Он сидел впереди кораблей недалеко от моря,Мрачен, тревожимый думой о том, что уже совершилось.«Горе! — он мыслил. — Зачем к кораблям в беспорядке теснятсяСнова ахейцы, покинув сраженье? Страшусь, что со мноюСбудется то, что давно предсказала мне матерь: что долженПрежде меня от троян мирмидонец погибнуть храбрейший.Сердце дрожит; уж не пал ли Менетиев сын? НепреклонныйДруг! а я умолял уйти к кораблям, отразившиВражий пожар и отнюдь не испытывать с Гектором силы».Так размышлял Ахиллес — и пред ним с сокрушительной вестьюСын престарелого Нестора, слезы лиющий, явился.«Горе мне! сын благородный Пелея, ты должен о страшнойСлышать беде, какой никогда не должно бы случиться!Пал Патрокл: уж теперь за его бездыханное телоБьются; он наг — оружие Гектор могучий похитил».Мрачное облако скорби лице Ахиллеса покрыло.Обе он горсти наполнивши пеплом, главу им осыпал;Лик молодой почернел, почернела одежда и сам он,Телом великим пространство покрывши великое, в прахеБыл распростерт, и волосы рвал, и бился об землю.Девы, им купно с Патроклом плененные, в страхе из ставкиВыбежав, громко вопили над ним и перси терзали.С ними стенал Антилох; заливаясь слезами, всей силойОн Ахиллесовы руки держал, чтоб в безумии горяСам он себе не пронзил изощренным оружием груди.С страшным воплем он плакал. Его услышала матерь,В доме седого отца, на дне глубокого моря.Громко она зарыдала, и к ней собрались Нереиды,Сестры младые, морской глубины златовласые девы.Полон был ими подводный серебряный дом, поражалиВсе они перси, печалясь с сестрой. Им Фетида сказала:«Милые сестры, Нерея бессмертные дочери, много,Много печали на сердце моем; о, горе мне бедной!Мне, Ахиллеса великого матери! Мною рожденныйСын, столь душой благородный, столь мужеством славный, в герояхПервый… он цвел, как младое прекрасное древо; с любовьюНежной воспитанный, вырос и, мной наконец к ИлионуПосланный, поплыл туда в кораблях острогрудых… и вечноМне уж его не увидеть в отеческом доме Пелея;Но доколе и жив он, сиянием дня озаренный,Он осужден на страданье, и матерь ему не поможет.Милые сестры, покинем глубокое море; мне должно,Должно сына увидеть, мне должно проведать, какоеНовое горе ему, не вступавшему в бой, приключилось».Так сказав, из пещеры выходит Фетида, и с неюСестры, Нереевы дочери, слезы лиющие. ВолныМоря кругом их шумят, разделяясь. Достигнувши Трои,На берег всходят одна за другою в том месте, где зрелисьВсе корабли мирмидонян кругом Ахиллесовой ставки.Матерь к нему подошла, зарыдала над ним и, обнявшиНежной рукой преклоненную голову сына, сказала:«Что же ты плачешь? Что бодрую душу твою сокрушило?Будь откровенен со мною! Зевес Громовержец исполнилВсе, о чем ты молился, подъемля здесь руки. АхейцыМного стыда претерпели, утратив тебя, и, теснимыСилой врагов к кораблям, безнадежно тебя призывали».Тяжко, тяжко вздохнув, отвечал Ахиллес быстроногий:«Матерь, не тщетно молил я, исполнил Зевес ГромовержецВсе; но какая в том польза, когда потерял я Патрокла,Друга нежнейшего, милого мне, как сиянье дневное?Он погиб, и оружие Гектор-убийца похитил,Крепкое, дивное, дар от богов олимпийских ПелеюВ оный день, как тебя сочетали, бессмертную, с смертным.Было бы лучше, когда б ты осталась богинею моря,Лучше, когда бы простой, не бессмертной супруги супругомБыл Пелей: бесконечной тоской по утраченном сынеБудешь ты ныне крушиться; уж вечно его не увидишьВ доме отца. Да и сердце мое запрещает мне долеЗдесь меж живыми скитаться; но прежде Гектор заплатитМне за Патроклову жизнь, под моею ногой издыхая».Матерь, лиющая слезы, ответствует: «То, что сказал ты,Мне возвещает, что жизни твоей прекращение близко:Сам ты за Гектором вслед неминуемо должен погибнуть —Так повелела судьба». Ахиллес возразил ей угрюмо:«Пусть я погибну теперь! Что в жизни, если ПатроклаМне защитить не дано? Далеко от любимой отчизныПал он, а я не пришел отразить ненавистную гибель.Что я? Родительских мирных полей суждено не видать мне;Жизни Патрокла спасти я не мог; не мог быть защитойСтольким друзьям благородным, от сильного Гектора падшим.Здесь я сижу, позади кораблей, бесполезное бремяСвету, я, Ахиллес, из всех меднолатных ахеянВ битве храбрейший, хотя на совете другим уступаю.О! да погибнут вражда и гнев, отемняющий частоРазум мудрейшим! сначала он сладостней меда, но скороПламень снедающий в сердце, вкусившем его, зажигает.Так и меня раздражил Агамемнон, царей повелитель.Но пусть будет прошедшим прошедшее; сколь ни прискорбноСердцу оно — раздраженное сердце должно покориться.Я иду — не избегнешь меня ты, Патроклов убийца,Гектор. Свой жребий принять я готов, когда ни назначатВечный Зевес и бессмертные боги Олимпа; и мне лиНыне роптать на судьбу, когда и Алкид благородный,Сын Громовержца любимый, был некогда ею постигнут?Если подобный удел и меня ожидает, пусть лягуВ землю, дыханье утратив; но славу великую преждеЗдесь соберу, быстротечныя жизни в замену; здесь многихДев полногрудых дарданских принужу крушиться и слезыС юных ланит отирать, закрывши рукамиЛица и вздохи спирая в груди, раздираемой горем.Скоро узнают, что я отдохнул. А ты не надейся,Матерь, меня удержать: никогда я не буду покорен».«Истину ты говоришь, — отвечала Фетида, — похвальноБыть для друзей от беды и от смерти защитой. Но ТрояНыне владеет твоими блестящими латами; хищныйГектор, украшенный ими, ликует — хотя и недолгоВ них величаться ему: предназначенный час недалеко;Но безоружный, мой сын, не бросайся в тревогу Арея;Здесь помедли, доколе меня опять не увидишь.Завтра сюда на рассвете, лишь только подымется солнце,С пышной бронею, искованной богом Ифестом, приду я».Так говорила богиня и с сыном могучим простилась.К юным сестрам, среброногим богиням, потом обратяся,«Милые сестры, — сказала, — теперь погрузитеся в море,В дом возвратитесь Нерея и старцу седому пучиныВсё возвестите. А я на вершину Олимпа к ИфестуПрямо отсель полечу умолять, чтоб оружие дал нам».Кончила; в лоно зыбей погрузились младые богини.Быстро к вершине Олимпа от них полетела Фетида.Тою порою ахейцы от грозного Гектора с громкимВоплем бежали к своим кораблям, на брега Эллиспонта,Силясь напрасно исторгнуть из боя Патроклово тело;Гектор, как бурное пламя, гнался за ним; уж трикратыЗа ногу мертвого сзади хватал он, готовый добычуВырвать из рук у ахеян, и кликал троян, и трикратыСилою всею Аяксы его отражали от трупа.Яростный, пламенный, все низвергал он; то, бегая быстро,Бился в толпе; то, стоя недвижим, сзывал громогласноВ битву своих и рвался неотступно на хладное тело.Так над растерзанной ланью, голодный, очами сверкая,Лев космолапый сидит, не тревожася пастырей криком.Тщетно Аяксы отважные борются с ним; овладел быОн неизбежно Патроклом с великою славой, когда быИра с небес не послала Ириду к Пелееву сыну:«Сын Пелеев, беги, беги на помощь к Патроклу;Битва уже подошла к кораблям. Посмотри: убиваютСтрашно друг друга, одни — отбиваясь, другие — стремясяТело схватить; одолеют трояне; блистательный ГекторСкоро похитит Патрокла, и в Трою умчит, и на башнеВыставит голову, снятую с плеч в посрамленье ахеян.Полно медлить: иль псам напитаться Патрокловым телом.Встань, безоружный, взбеги на раскат; покажися троянам;Образ твой ужас нагонит на них; ободрятся ахейцы».Так Ахиллесу богиня Ирида сказала и скрылась.Гласом ее возбужденный, вскочил Ахиллес. И АфинаМощные плечи ему облачила эгидой ужасной,Огненной тучей главу обвила, и с нее заблисталиГрозно лучи, озаряя окрестность. Как дым, извиваясь,Всходит далеко на острове, ратью врагов обложенном(Бодро весь день осажденные бьются, но сядет лишь солнце,Всюду костры зажигают, и с яркими искрами пламяВсходит великим столбом и, окрест отраженное морем,Светит, чтоб видели путь корабли, приносящие помощь),Так с головы Ахиллеса блистанье в эфир подымалось.Он взбежал на раскат и, став на виду у ахеян,Крикнул… пронзительный крик повторила Паллада АфинаОтзывом громким: троян обуял неописанный ужас.Так оглушительный гром боевыя трубы, возвещаяПриступ, незапно мутит осажденных. Едва АхиллесовГолос послышался, дрогнуло каждого сердце; все кони,Гибель почуя, подняли гривы и с топотом громкимВспять понесли колесницы; правители их в исступленье,С бледным лицем, обратяся назад, неподвижным смотрелиОком на грозный лица Ахиллесова блеск. ТроекратноКрикнул он с валу на них — троекратно, разбитые страхом,Войска троян и союзных назад в беспорядке бросались.Тут от своих колесниц и от собственных копий двенадцатьХрабрых дарданян погибло. Ахейцы, похитив Патрокла,В ставке простерли его на одре, и друзья окружилиТело. Пришел Ахиллес. Залился он слезами, увидяДруга, пред ним на одре неподвижно лежащего, остройМедью пронзенного: сам он недавно его на сраженье,Броней своею облекши, послал: но назад не пришел он.Тою порой, постоянный в течении Гелиос, волюИры свершая, сошел неохотно к водам Океана,В них потонувшее солнце исчезло, и войско ахеянПосле губительной брани в глубокий покой погрузилось.

Но трояне вкусить не могли ни покоя, ни пищи,Смутно они собрались на совет. Опершися на копья,Все стояли, и сесть не дерзал ни единый, и всем имСердце тревожила мысль о явившемся в бой Ахиллесе.Полидамант благомыслящий, Гекторов друг осторожный,Первый подал совет: покинув поле сраженья,В Трою войти. «Нам теперь благовонная ночь благосклонна. —Так он сказал. — Ахиллеса держит она. Но заутра,В поле увидя нас, выйдет он в битву. Тогда неизбежноМногие будут добычею псов. Удалимся же в Трою, покудаВремя, на торжище ночь проведем под небом открытым;С первым же блеском денницы сберемся на стены; пускай онБоя отведать приближится к ним; лишь напрасно могучихКоней своих утомит; но в Трою ему не ворваться».Сумрачен, брови нахмуря, ответствовал пламенный Гектор:«Полидамант, осторожный совет твой теперь бесполезен;Нам ли, как робким, бежать в огражденную башнями Трою?Мы ль не устали еще, за стенами теснясь, укрываться?Некогда город Приамов, меж всеми народами славный,Был знаменит на земле изобилием меди и злата;Но уж давно из печальных жилищ изобилие скрылось.Мы раздражили Зевеса: во Фригии, в крае союзномПышной Меонии, проданы лучшие утвари наши.Ныне ж, когда мне могучий Кронион, Зевес Вседержитель,Славу послал отразить к кораблям меднолатных ахеян,Я ли укроюся в Трое? Какой же совет подаешь ты?Кто из троян покорится ему? Здесь я повелитель.Слушайте ж слово мое и мою исполните волю:Пищу пускай по дружинам разделят; насытьтесь, но каждыйБудь осторожен, и страж да не дремлет на страже. ЗаутраС первым сияньем денницы, оружие медное взявши,Мы побежим к кораблям на решительный приступ. И еслиПравда, что встал Ахиллес, то недоброе время он выбрал;Я не страшуся его, беспощадного, встретить; отважноСтану пред ним, не заботясь, меня ли, его ли украситСлавою бой… неподкупен Арей, и разящих разит он».Гектор сказал, и трояне, согласные с ним, отвечалиПлеском шумящим… слепцы! им Паллада затмила рассудок:Злое благому они предпочли и осталися в поле.В горе и плаче ту ночь над Патрокловым телом ахейцы,Глаз не смыкая, всю провели. Ахиллес, положившиМощные руки на грудь неподвижную друга, со стономПлакал. Так львица грозная рычет, когда звероловецЛьвенка младого ее из глубокого лога похитил:Злобяся, рыщет она по ущелиям с жалобным ревом.Так Ахиллес вопиял, окруженный толпой мирмидонян:«Боги! сколь были надежды мои безрассудны, когда я,Тщась утолить сокрушенье Менетия, дал обещаньеВместе с украшенным славой Патроклом в Опунт возвратиться,Трою разрушив и много богатой добычи скопивши.Смертный замыслит одно, а Зевес совершает иное!Оба единую землю мы кровью своей напитаемЗдесь, в отдаленном Троянском краю. И меня не увидятВечно в жилище отцов ни Пелей, мой родительДряхлый, ни матерь Фетида. Здесь лягу, покрытый могилой.Если же после Патрокла назначено в землю сойти мне,О мой Патрокл! я твое совершу погребенье, повергнувГолову Гектора с броней его пред тобой и двенадцатьЮношей пленных, сынов благороднейших Трои, заклавшиВ почесть твою и обиженной тени твоей в утешенье!С миром же спи у моих кораблей в ожидании мести;Пусть троянки, плененные нами, и денно и нощноПлачут дотоле над телом твоим и перси терзают».С сими словами друзьям повелел Ахиллес благородный,Чистой водою огромный котел треножный наполнив,Прах с запекшейся кровию смыть с Патроклова тела.Ставят треножник на яркий огонь, и шумящей струеюЛьется в него ключевая вода и хворост бросаютВ пламя: оно обхватило котел, и вода закипелаВ медном звенящем сосуде. Омытое теплою влагой,Тело умаслили тучным елеем; потом, ароматнойДевятилетнею мазью наполнивши раны, простерлиТихо его на одре и, покрыв полотном драгоценным,Купно и тело и ложе блестящею тканью одели.

Эос младая в одежде багряной, бессмертным и смертнымДень приносящая, встала из вод Океана. ФетидаС дивной, Ифестом ей данной бронею пришла к Ахиллесу;Он распростертый лежал над бездушным Патроклом и громкоПлакал; окрест мирмидоняне в мрачном молчанье сидели.Тихо меж ними прошла среброногая матерь богиняК сыну и, за руку взявши его, умиленно сказала:«Сын мой, оставим покоиться мертвого, сколько б о нем мыВ сердце своем ни крушились: он силой бессмертных постигнут.Я принесла невредимую броню от бога Ифеста,Чудо красы: ни на ком из людей не бывало подобной».Так сказав, положила Фетида к ногам АхиллесаБроню; громкий оружие звук издало: мирмидонянУжас проникнул: взглянуть не посмел ни единый богинеПрямо в лице, и все трепетали. Но гневом сильнейшим,Броню узря, закипел Ахиллес; глаза засверкалиИскрами, вспыхнув под тенью ресниц, как ужасное пламя;Жадной рукою он броню схватил и, даром чудеснымБога Ифеста плененный, им стал любоваться; но скороСнова сделался мрачен; потом, обратяся к Фетиде,«Матерь, — сказал он, — оружие дивно твое, и немедляВыйду я в битву. Но сердце мое неспокойно; он будетЗдесь бездыханный лежать; насекомые жадные могутВ раны влететь, в них червь поселится и может гниенье,В тело проникнувши, образ его опозорить прекрасный».«Будь, мой возлюбленный сын, беззаботен, — сказала Фетида, —С ним неразлучная, стану сама разгонять насекомых,Жадно снедающих тело убитого мужа; хотя быМедленный года над ним совершился полет, я нетленнымТело его сохраню, и еще он прекраснее будет».С сими словами она проливает на раны ПатроклаСок благовонный амврозии с нектаром светло-пурпурным.

Берегом моря поспешно потек Ахиллес благородный;На голос звучный его собралися ахейцы. ПрискорбноРуку он подал Атриду, и был примирительной жертвойПоздний меж ними союз утвержден. Агамемнон могучийДал повеленье дары отнести к Ахиллесу. НемедляЦарь Одиссей с сыновьями почтенного Нестора, с славнымСыном Филия Мегитом, с Фоантом и с ними КреоновСын Ликомед, Мерион, Меланипп к Агамемнону в ставкуИдут и, выбрав семь драгоценных треножников, двадцатьСветлых сосудов, двенадцать коней и семь рукодельныхПленниц с осьмой Бризеидой, отходят в шатер Ахиллесов,Царь Одиссей впереди с десятью талантами злата.Все потом, окружив Ахиллеса, его приглашаютС ними обед разделить: но, тяжко вздохнув, отвечал он:«О друзья! умоляю вас, если хоть мало я дорогВашему сердцу, не требуйте ныне, чтоб я насладилсяВашею пищею: горе всю душу мою раздирает.Нет, не коснусь ни к чему до самыя поздния ночи».Все полководцы простились тогда с Ахиллесом; осталисьОба Атрида, Идоменей, Одиссей благородный,Нестор и старец Феникс. Прояснить омраченную душуДруга старались они разговором веселым; но тщетно.Сумрачен был он, лишь битвы единой алкал, непрестанноДумал о мертвом, об нем лишь одном говорил непрестанно:«О, сколь часто бывало, что сам ты заботливо, бедный,В ставку мою прибегал с подкрепительной утренней пищей,Мне возвещая, что войско ахеян шатры покидало,Снова с троянами в битву готовое выйти: а нынеЗдесь ты лежишь, бездыханный! Не может мое услаждатьсяСердце ни пищей, ни сладким вином без тебя. Я толь сильнымНе был бы горем сражен, и услышав о смерти Пелея,Льющего слезы во Фтии своей обо мне отдаленном,Бьющемся в чуждом краю за обиду Елены презренной,Ни же печальную весть получивши о сыне, в СкиросеМне расцветающем, богоподобном Неоптолеме,Если он жив! — Я доныне всегда упованием тайнымСердце свое утешал, что погибну один, разлученныйС славным конями Аргосом, в Троянской земле, что, в пределыФтии родной возвратяся, ты сам в кораблях белокрылыхСына в Скиросе возьмешь и ему покажешь в отчизнеВсе богатства мои, рабов и царевы чертоги.Чувствовал я, что тогда уж Пелей иль в земле, бездыханный,Будет лежать, иль, может быть, грустно свой век доживая,Будет согбен от печали и лет, все боясь, что от ТроиВестник придет и скажет ему: «Ахиллеса не стало».Так говорил он и плакал. Сидевшие с ним воздыхали,Каждый о том помышляя, что в доме далеком оставил.Взор сострадательный с неба Зевес на печальных склонивши,Быстро к богине Палладе крылатую речь обращает:«Или, Паллада, покинут тобой Ахиллес благородный?Видишь, как он на брегу, у своих кораблей черногрудых,Плача о мертвом Патрокле, сидит одинокий. ДругиеУтренней пищей себя подкрепляют; но он не приемлетПищи. Лети ж и во грудь Ахиллесу амврозии сладкойС нектаром влей, чтоб от голода сил он своих не утратил».Так Зевес говорил, упреждая желанье Афины.Быстро она — как орел с необъятными крыльями, с звонкимКриком — к шатрам полетела с небес. Уж ахейцы толпились,В бой ополчаясь. Во грудь Ахиллеса амврозии сладкойС нектаром тайно Афина влила, чтоб от голода силыОн не утратил, и снова потом возвратилась в обительЗевса. Ахейцы волнами текли, корабли покидая.Словно как частый, клоками сыплющий снег, уносимыйСеверным, быстро эфир проясняющим ветром, из ставокСыпались шлемы бесчисленны, рой за сверкающим роем,Круто согбенные латы, из ясеня твердого копья,С острою бляхой щиты; до небес восходило сиянье;В блеске оружий смеялась земля; под ногами бегущихБерег гремел. Посреди их броней Ахиллес облекался.Зубы его скрежетали, и очи, как быстрое пламя,Рдели, сверкая; но сердце его нестерпимой печальюБыло наполнено. Злобой кипя, на троян разъяренный,Взял он доспехи, чудесное бога Ифеста созданье;Голени в светлые, гладкие поножи прежде облекши,Каждую пряжкой серебряной туго стянул он; огромнымПанцирем мощную грудь обложил; на плечо драгоценныйМеч с рукоятью серебряной, с лезвием медным повесил.После надел необъятный, тяжкий, блеском подобныйПолному месяцу щит: как далекий маяк мореходцамСветит во мгле, пламенея один на вершине утеса —Буря же вдаль от друзей их несет по шумящему морю —Так лучезарно светился божественный щит Ахиллесов,Чудо искусства. Потом на главу он надвинул тяжелыйГривистый шлем; он сиял, как звезда, и густым златовласымКонским хвостом был украшен на нем воздымавшийся гребень.Броней одеянный, силу свою Ахиллес испытует:Двигался в ней он свободно, и члены обнявшая броняЛегче казалася крыл и как будто его подымала.Тут он отцово копье из ковчега прекрасного вынул,Тяжкоогромное — в сонме ахеян его ни единыйДвинуть не мог, но легко им играла рука Ахиллеса:Ясень могучий с гордой главы Пелиона срубивши,Создал Хирон то копье для Пелея, врагам на погибель.Автомедон и Алким на коней возложили поспешноСветлую сбрую и удила силой втеснили им в зубы;Туго потом натянувши бразды, впереди колесницыИх укрепили. Автомедон в колесницу с блестящимПрянул бичом. Ахиллес, изготовясь в кровавую битву,Стал позади, как Гелиос дивной бронею сияя.Тут громогласно к Пелеевым бодрым коням он воскликнул:«Ксанф и Валий, славные дети Подарги, вернее,Добрые кони, вы ныне правителю вашему будьте;Сытого боем его к кораблям возвратите; не мертвымВ поле оставьте, подобно Патроклу». На то легконогий,Дышащий пламенем Ксанф отвечал, до копыт наклонившиГордую голову — пышная грива упала на землю;Ира лилейной рукой разрешила язык — он промолвил:«Так, мы живого еще тебя принесем, сын Пелеев;Но предназначенный день твой уж близко. Не нашейВолей, но силою бога и строгой судьбой то свершилось;Нет, не мы замедленьем своим и безвременной леньюДали троянам похитить Патроклову крепкую броню;Сын густовласыя Литы, бог неизбежный постигнулВ битве его и Гектора честью победы украсил.Пусть на бегу мы полет опреждаем Зефира, из легкихВетров легчайшего веяньем крыл благовонных — но ведай:Ты от могучего бога и смертного мужа погибнешь».Он сказал, и язык обезмолвила сила Эринний.Сумрачен ликом, ему отвечал Ахиллес быстроногий:«Ксанф, для чего бесполезно мне смерть прорицаешь? И сам яЗнаю, что мне, далеко от отца и от матери, должноЗдесь по закону судьбы умереть. Но я все не престануБиться и мучить троян ненасытною битвой».Звучно он крикнул, и с топотом громким помчалися кони;Следом за ним из заград побежали ахейцы. ТроянеЖдали их в поле, густыми толпами построясь на холме.Вечный Зевес с многоглавой вершины Олимпа ФемидуВсех богов пригласить на совет посылает. БогиняИм повелела собраться в обителях неба. ПредсталиВсе, и самые боги потоков и в тенистых рощах,В темных долинах, в источниках тайных живущие нимфы;Древний один Океан не явился. В чертогах, ИфестомСозданных с дивным искусством по воле Зевеса, на тронахБоги сидели кругом Громовержца. Призванью ФемидыСам Посидон покорился. Он вышел из вод и с другимиСел на совет. Наконец вопросил он владыку Зевеса:«Бог громоносный, зачем ты призвал нас в чертоги Олимпа?Или решить замышляешь ты участь троян и ахеян,Вышедших в поле и снова исполненных яростью битвы?»В тучах гремящий Зевес, отвечая, сказал Посидону:«Бог, колебатель земли, ты мои помышления знаешь,Знаешь, о чем сей совет. И о гибнущих ум мой печется.Здесь я буду сидеть, на скале высочайшей Олимпа,Зрелищем боя себя услаждая. Но вам позволяюК войскам троян и ахеян идти, и можете помощьТой стороне подавать, на которую склонит вас сердце.Если один Ахиллес нападет на троян — ни мгновеньяВ поле они не подержатся против Пелидовой силы;Трепет их всех поразил при едином его появленье.Ныне ж, когда он так сильно разгневан погибелью друга,Я страшусь, чтоб, судьбе вопреки, не разрушил и Трои».Так говорил Зевес, и вспылали бессмертные боем.С неба они, разделясь, ко враждующим ратям слетели.Мощная Ира пошла к кораблям с Палладой Афиной;С ней Посидон, облегающий землю, и Эрмий, обильныйКознями, щедрый податель богатства, и медленно-тяжкий,Пламенноокий Ифест, чрез силу влекущий хромуюНогу. Но шлемом блестящий Арей обратился к троянам,С ним полнокудрый Феб и меткостью стрел АртемидаГордая, Лито, и Ксанф, и Киприда с улыбкой приветной.Были надменны ахейцы, пока не вмешалися богиВ бой — Ахиллес появленьем своим, по долгом покое,Их ободрил, а трояне при виде Пелеева сына,Блеском брони Арею подобного, все трепетали, —Но лишь только сошли олимпийцы ко смертным, ЭриннисСтрашно свирепствовать вдруг начала. То стоя на вале,Подле глубокого рва, то на бреге шумящего моряГласом могучим Афина кричала. И черной подобенБуре, Арей завывал, то с горней вершины ПергамаКлича троян, то бегая взад и вперед у высокойКаликолоны, вне стен, не вдали Симоисова брега.Так олимпийские боги рать на рать возбуждали.Скоро везде запылал разрушительный бой истребленья.Страшно гремел всемогущий отец людей и бессмертныхС неба; внизу колебал Посидон необъятную землю;Горы тряслись; от подошвы богатой потоками ИдыВсе до вершины ее и Пергам с кораблями дрожало.В царстве глубокой подземныя тьмы Айдоней возмутился;Бледен с престола сбежал он и крикнул, страшася, чтоб свышеТвердой земли не пронзил Посидон Сокрушитель, чтоб окуСмертных людей и богов неприступный Аид не открылся,Страшный, мглистый, пустой и бессмертным самим ненавистный.

Сид