Альманах гурманов - Александр Гримо де Ла Реньер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому заведение его никогда не пустеет; покупатели тянутся туда днем и ночью, ведь самый роскошный чайный стол покажется бедным без замысловатых и бесконечно разнообразных изделий, выходящих из рук сего превосходного мастера.
Господин Перье
Неподалеку, в доме 28 по улице Монторгёй, трудится юный воспитанник господина Руже господин Перье. Снедаемый тягой к совершенству и жаждой славы, господин Перье готов на все, лишь бы сравняться с первейшими мастерами. Превосходные холодные паштеты и отменные паштеты горячие, макаронники, рисовые пирожные, нежное и разнообразное печенье, весьма недурные бисквиты ежедневно разлетаются по всему Парижу из этой скромной лавки, которая начинает привлекать внимание любителей, и во многих отношениях совершенно заслуженно, тем более что при лавке открыта ресторация, где можно отведать только что вынутые из печи пироги и бесподобные скоросваренные макароны: другого такого заведения не сыщешь во всем Париже, и в руках господина Перье не может оно не процветать.
«Канкальская скала» и «Парк Этрета»
Теперь наш путь лежит на улицу Манда́ра[248], в «Канкальскую скалу» и «Парк Этрета», где во всякое время года можно получить лучшие в Париже устрицы. Их здесь съедают так много, что в скором времени одни только раковины образуют настоящую скалу, которая поднимется выше самых высоких домов на этой улице. Хозяева обоих заведений торгуют не только устрицами; и тут, и там можно получить превосходный обед. Особой тонкостью и изысканностью блюда, подаваемые в «Канкальской скале», не отличаются, хотя, если судить по некоему горячему паштету из перепелок с малагой, настоящей пище богов, господин Бален может поспорить с такими искусниками, как Робер и Вери[249]; но тому, кто хочет отведать лучшей во всем Париже морской рыбы и лучшей живности,– тому вне всякого сомнения прямая дорога в «Канкальскую скалу». Постоянные сношения с Нормандией и Бретанью, откуда господин Бален получает устриц, служат порукою его превосходства в этой области, а вместе с устрицами доставляют ему из этих двух провинций всю тамошнюю дичь, так что содержимое его кладовой поистине не имеет цены. Наконец, «Канкальскую скалу» выгодно отличает от «Парка Этрета» погреб, полный отменных вин. Впрочем, оба почтенных заведения ежедневно заполняются посетителями, желающими иметь стол вкусный и здоровый[250].
Покойный господин Дюте и господин Корацца
Теперь дойдем до улицы Малой площадки, не для того, чтобы по дороге навестить сварливую колбасницу с Новой улицы святого Евстахия[251], которая, унаследовав от бессмертного Дюте его лавку, нимало не унаследовала его мастерства, но для того, чтобы взглянуть на магазин, который господин Корацца недавно открыл на пересечении Рыбной улицы и бульвара[252]. Здесь собрано все лучшее, что присылает нам древняя Авзония[253]. Здесь не переводятся сыр из Пармы, колбасы из Болоньи, макароны из Неаполя, лимонные цукаты из Генуи, золотая вода из Турина, мараскин из Задара и Триеста, росолис – анисовый ликер из Болоньи и проч., и проч., причем все эти лакомства тем более притягательны, что господин Корацца, постоянно бывающий в Италии, сам привозит их из родных мест. Посему магазин этот заслуживает нынче не меньшего доверия, чем в те времена, когда всем этим занималась госпожа Корацца.
Господин Колладон
Достаточно сделать всего несколько шагов, чтобы оказаться на улице Бурбона-Вильнёва[254], где нам предстоят две остановки: первая – в магазине соломенных шляп господина Колладона, который торгует также превосходной сердечной и желудочной водой своего родственника, господина Колладона из Женевы. Многообразные достоинства этого ликера общеизвестны. Он исправно предупреждает несварение желудка и вдобавок весьма приятен на вкус.
Господин Жорж
Вторую остановку мы сделаем в лавке пирожника-кондитера господина Жоржа, прошедшего превосходную школу на улице Ломбардцев, где его научили печь булочки, делать украшения из сахара и прочие лакомства, без которых немыслим ни чайный стол, ни легкий завтрак. Однако на улице Ломбардцев не у кого было ему научиться изготовлять холодные паштеты с куропатками и перепелками, которые доказывают, что создатель их глубоко постиг свое искусство и, несмотря на молодость, выбился в первейшие парижские пирожники. Видно, что господин Жорж семимильными шагами движется по пути, проложенному такими умельцами, как Руже и Лесаж, Кошуа и Леблан, Лафор и Мульта, и мы совершенно уверены, что в самое ближайшее время получит он известность, которой достоин, как никто иной. Мы же будем радоваться тому, что приложили руку к его возвышению.
Господин Делоне
Вернувшись на Монмартрскую улицу, мы бы с удовольствием остановились перед мясной лавкой господина Делоне прямо напротив кордегардии у Перепутья святого Евстахия. Мы охотно полюбовались бы и превосходным мясом, выставленным в окне этой лавки, и удивительным зрелищем, предстающим покупателю за ее конторкой[255], но поскольку нас заверили, что, с тех пор как были введены новые меры, в этой лавке ни один товар не взвешивают точно, мы предпочтем обойти ее стороной. Возможно, конечно, что хозяйка просто ошибается, но несомненно, что ошибается она всегда в свою пользу и никогда – в пользу покупателей. С такими ошибками разорение ей не грозит.
С тех пор как увидели свет два первых издания нашего альманаха, в этой лавке стали взвешивать мясо немного точнее, но все-таки еще не настолько точно, чтобы мы убрали эти строки из третьего издания. Впрочем, судя по всему, господин Делоне обвешивает покупателей не больше и не меньше, чем другие мясники. Эта рассеянность достойна самого пристального внимания полиции, ведь когда торговцы ошибаются так охотно и так постоянно, цена мяса, и без того немаленькая, увеличивается не меньше чем на три процента.
Кстати, рассеянностью такого рода страдают не только мясники; это – общая болезнь почти всех торговцев, продающих съестные припасы первой необходимости. Пожалуй, было бы полезно на страницах нашего альманаха назвать всех этих торговцев поименно, но тогда рассказ наш затянулся бы слишком надолго, поэтому мы ограничимся лишь одним примером и пожалуемся на булочников, торгующих у ворот Сент-Оноре: у них с незапамятных времен длинный четырехфунтовый хлеб весит не больше трех фунтов и девяти-десяти унций[256].
Примерно таким же образом дело обстоит у колбасников; вот господин Дюкро на Следовой улице[257]:
