Пленница кукольного дома - Надежда Зорина

Господи, как же я была не права! Месяца через три дядя Толя раскрыл мне тайну, сам, по собственной инициативе. Почему ждал так долго, не знаю, может быть, хотел увериться в моей надежности.

Я, как обычно прошла на кухню, и мы стали пить чай. И вдруг дядя Толя объявил:

— Все, Диночка, с сегодняшнего дня никакого гипноза.

Выдал фразу и замолчал. Как сейчас помню: сидит, пялится в окно, жует губами, словно хочет распробовать что-то вкусное, но у него насморк, и потому не получается, и молчит. Убил наповал и отступил, даже не удосуживается никаких объяснений дать. А мне-то что теперь делать? Без того, к чему я уже успела привыкнуть, без его глубокого-глубокого, как пропасть, кресла, без своих глубоких-глубоких, как бездна, снов, без наших с ним разговоров, которые отчасти смогли заменить…

— Почему? — Я резко вскочила, чашка моя опрокинулась набок, покатилась, расплескивая чай, докатилась до края стола, упала на пол и разбилась на множество осколков. — Почему? — закричала я и топнула — один осколок глубоко впился в ногу, но я не обратила на это внимания и снова топнула. — Почему, почему, почему? — Под ногой образовалась лужица крови, но боли я так и не почувствовала и все била и била ногой, как заводная лошадка, у которой испортился механизм, и потому остановить ее никак не удается.

— Дина! — Дядя Толя наконец соизволил повернуться ко мне. — Дина, прекрати! — Он поднялся с табуретки, подошел, присел на корточки, поставил мою бешеную ногу себе на колено. — Что ты делаешь, дурочка? Вон как глубоко вошел осколок.

— Почему больше не будет гипноза? — Я потянула ногу к себе, но он не выпустил.

— Я все тебе объясню, но сначала успокойся. Пока ты в таком состоянии, разговаривать невозможно. Сядь!

Он усадил меня, стянул носок, ловко вытащил осколок, залил рану какой-то белой жидкостью, залепил пластырем.

— «Вот и вылечил он их, Лимпопо!» — продекламировал дядя Толя и поцеловал меня в коленку. — Сумасшедшая девочка! Ну чего ты так взбеленилась? Вон и чашку разбила, а ведь это была твоя чашка.

— Если вы больше не хотите со мной заниматься, какая разница? — Я заплакала. — Если я больше сюда не приду… если мы больше… — Я со всего размаху плюхнулась лицом на стол. — Все равно, все равно, все равно! — Теперь рука моя, как заводная, билась о стол.

— Успокойся, Дина! Немедленно успокойся! — Дядя Толя накапал в рюмку валерьянки, заставил выпить — все совершенно спокойно. И его спокойствие особенно выводило меня из себя. — Вот так, умница. Ладно, посиди пока, я сейчас приду. — Он чему-то усмехнулся и вышел из кухни.

Куда он пошел, черт возьми? Да ясно куда: звонить папе, чтобы приехал и забрал свою сумасшедшую дочь, которая устроила истерику точно так же, как всегда устраивала ее сумасшедшая мать. Но почему, почему, почему он не хочет больше со мной заниматься? Я ему надоела? Но он ведь ко мне относился, как… может быть, я и правда его дочь… Наверное, Димка наплел что-то папе, а тот поговорил с дядей Толей, и они решили все отменить. Какая же сволочь Димка! Всегда он вмешивался в мою жизнь, всегда ее портил! Вот приду домой и убью его!

Дядя Толя вернулся на кухню. В одной руке он держал веник, в другой почему-то магнитофон.

— А он зачем? — ткнула я пальцем в магнитофон. — Мы будем слушать музыку?

— Нет, не музыку. — Дядя Толя поставил магнитофон на холодильник. — Мы будем слушать нечто совершенно другое. Думаю, тебе понравится то, что мы будем слушать, но сначала… Требуется небольшое предисловие. И маленькая артподготовка.

— Какая еще артподготовка? — Я хмуро на него посмотрела, покачивая ногой с пластырем на пятке — носок лежал у меня в кармане джинсов, и ноге было холодно. — Вы позвонили папе?

— Папе? Нет. Зачем бы мне ему звонить?

— Я подумала…

— Он нам здесь совсем ни к чему, твой папа. — Дядя Толя мне подмигнул, нагнулся, чтобы подмести осколки, выбросил их в ведро, поставил веник в угол. — Налить тебе еще чаю?

— Так ведь чашка разбилась, — тоже подмигнула ему я. — Разбилась чашка-то.

— Разбилась. Можно даже посчитать это символом. Не знаю вот только, хорошим или плохим. Но будем считать, что хорошим. А чашек, — он повернулся, открыл шкаф, — у меня еще много. Посмотри, тебе какая больше нравится?

Я подошла, прихрамывая, к шкафу, на полке стояло штук десять самых разнообразных чашек, но все они были совершенно обыкновенные.

— Можно вон эту, с ромашками? — равнодушно ткнула я в одну из них.

Он налил мне чаю — вода успела остыть, и чай был еле теплый, я такой не люблю, в нем сахар плохо растворяется, на дне остается сиропный осадок. Но пришлось пить — не хотелось понапрасну нервировать дядю Толю, и так я тут устроила черт знает что.

— Ну ты как? Успокоилась? Или, может, еще валерьянки накапать?

— Не надо, все в порядке. — Я независимо шмыгнула носом. — Совершенно успокоилась и готова выслушать, почему больше не будет гипноза и зачем нам магнитофон.

— Умница! Ты верно связала магнитофон и отмену наших сеансов. Одно с другим действительно связано. Гипноза больше не будет, но будет нечто принципиально иное. — Дядя Толя немного помолчал. — Я о тебе узнал все, что было не так-то просто: ты очень цеплялась за свою тайну, ни за что не хотела ее выдавать. А о том, что тайна у тебя имеется, я понял сразу.

— Тайна? — Я ужасно испугалась. — У меня нет никакой тайны.

— Есть, Диночка, есть. Теперь о ней узнал еще и я. Теперь ведь нас трое, да? Или, кроме меня и твоего брата, ее еще кто-то знает? Отец? Нет?

— Папа не знает. И… я не понимаю! Что я вам рассказала под гипнозом?

— Все.

— Неправда! То есть… Не знаю, что я вам рассказала, но все равно — неправда!

— Правда, Диночка, правда. Хотя все зависит от того, что именно считать правдой. Правду ведь всегда можно перевернуть, да? — Он меня обнял одной рукой, наклонился к самому уху. — Я теперь о тебе знаю все, абсолютно все. И то, что больше всего на свете ты боишься несчастных случаев, но любишь играть в смерть, упиваться ею, жить в смерти. Тебе нравилось разговаривать с мамой, и с Юлей ты подружилась только для того, чтобы говорить с ней о смерти.

— Неправда! Я Юлю любила! Мне нравилось играть с ней в мяч, мне нравилось просто с ней быть, она меня понимала!

— Ну, ну, ну… — Он похлопал меня по спине. — Что могла понимать больная девочка?

— Она все понимала! Побольше многих!

— Юля была удобной жертвой для твоих разговоров, только и всего. Ее проще всех было приручить. Ты хотела взлелеять в ней любовь к смерти, но не успела. Да у тебя все равно бы ничего не получилось — Юля для такого совершенно не годится. Видишь, — улыбнулся дядя Толя печально, — я в самом деле все знаю, даже больше в чем-то, чем ты сама. А с мамой у тебя… Ты очень любила маму, и она тебя очень любила, и потому…

— Нет! Все было не так! Все было совсем не так! Это и в самом деле был несчастный случай! Димка…

— Ты хочешь сказать, что Дима тут ни при чем? Не надо, Диночка, переворачивать правду. Еще раз повторяю: я знаю все, — жестко проговорил он.

— И что теперь?

Зачем спрашивать? Ясно и так: он все расскажет, всем все расскажет, и отцу, и милиции, а значит, Димку посадят в тюрьму, и Димка в тюрьме умрет. А может, отец этого и хотел, — узнать правду, потому и отправил меня к дяде Толе, чтобы он ее вызнал.

— А сама-то ты как думаешь?

— Вы уже вызвали милицию?

— Милицию? — кажется, он удивился. — Зачем?

— Не притворяйтесь! Вы вызвали милицию, Димку, наверное, уже увезли.

— Димку?

— Но тогда вот что: ведите в милицию и меня, пусть меня тоже посадят в тюрьму, вместе с Димкой. Нет, не так! Я скажу, что убила их я, пусть меня одну посадят, а Димку выпустят. Потому что он ведь из-за меня, из-за меня…

— Не надо, Диночка, к чему идти на такие жертвы? — Он погладил меня по волосам. — Глупая моя девочка, сумасшедшая моя девочка… Как же ты похожа на свою маму, просто оторопь иногда берет!

— В смысле, я такая же сумасшедшая, вы хотите сказать?

— Прекрасная сумасшедшая! Самая интересная, самая умная, самая разумная из всех известных мне интересных-умных-разумных безумцев. — Он поцеловал меня в макушку. — Неужели ты подумала, что я могу выдать твою тайну, да еще и в милицию позвонить?

— А вы разве…

— Нет, конечно, нет! К чему нам милиция? Мы ведь сами справимся, со всеми нашими проблемами разберемся.

— Нет никаких проблем! Был обычный несчастный случай!

— Конечно, несчастный случай, ситуация, вышедшая из-под контроля. Но теперь я стану контролировать все ситуации, и больше никаких непредвиденных случаев не будет. Только ты должна мне полностью довериться, хорошо? Что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю… я думаю, что я ваша дочь, — вдруг ни с того ни с сего брякнула я.

— Дочь? — Дядя Толя наморщил лоб. — В каком смысле?