Перо динозавра - Сиссель-Йо Газан

Клайв был потрясен до глубины души. Когда разговор был закончен и он вышел из участка, молодой полицейский помог ему сесть в такси, как будто Клайв был дряхлым стариком. Полицейский осторожно держал руку между его затылком и проемом двери в машине, Клайв видел раньше, что полиция поступает так с преступниками. У них были все его письма. Этот высокий темноглазый полицейский, Мархауг, положил их перед ним на стол. Клайв как раз собирался воскликнуть, что это незаконно, но тут же понял, что наверняка ничего незаконного в этом нет. Ларс Хелланд был мертв, полиция прослеживала все его связи, по дипломатичному выражению Мархауга, и Клайв прекрасно знал, что это значит. Это значит, что Хелланда убили. Мархауг долго смотрел на него, с любопытством, как показалось Клайву.

— Мы знаем, что вы не имеете никакого отношения к смерти Ларса Хелланда. Я проверил график ваших поездок, в последний раз вы приезжали в Европу в 2004 году, правильно? — Клайв послушно кивнул. — Нынешний ваш приезд связан с орнитологическим симпозиумом в «Белла-центре»? — Клайв снова кивнул. — Вы выступаете с докладом в субботу?

— Да, в субботу вечером.

— Где вы были в июне этого года? — спросил вдруг полицейский.

Клайв задумался. Июнь был до того, как Джек его предал, а Кэй переехала.

— Нигде, — сказал он, подумав. — Вообще нигде.

Июнь был ветреным, ему хотелось только работать, и ничего больше. Кэй сказала, что ему нужен отпуск, и они уехали на дачу, где пробыли целых две недели. Кэй делала салаты, он разводил гриль. У них бывали разные гости, но во всех случаях это были пары, женская половина которых была знакома Кэй, а мужская оказывалась смертельно скучной. У Джека и Молли не было времени заехать. В конце концов он начал наводить порядок в сарае, и Кэй сказала, что это странное времяпрепровождение для отпуска. Тогда Клайв рассердился.

— Мне не нужен отпуск! — кричал он. — Моя работа слишком важна. Вспомни, что случилось в прошлый раз. Стоит закрыть глаза на три секунды, как они тут же найдут пернатого тираннозавра!

И Кэй разрешила Клайву вернуться домой и работать.

— А что вы делали в июле? — продолжал полицейский.

Тут уже он сидел дома в одиночестве и жил на банках, сосисках и рулонах.

— Работал, — сказал он. — Я, например, подготовил доклад, который буду читать в субботу на Двадцать седьмом международном орнитологическом симпозиуме.

Полицейский протянул ему распечатку. Клайв прочел: «For what you have done, you should suffer».

— Это вы написали?

— Нет, конечно, — негодующе ответил Клайв. — Я не угрожаю людям.

Наконец ему разрешили идти.

Вернувшись в гостиницу, Клайв без сил упал на кровать. Ему снились собственные похороны. Кэй выглядела очень несчастной в черной вуали, мальчики угрюмо стояли по обе стороны от нее. Она как раз собиралась броситься к гробу с рыданиями, когда сон вдруг начался с начала. На этот раз в церкви было пусто. Белый одинокий гроб стоял у алтаря, священник поспешно вошел в церковь и сказал много всего о земле. Клайв пробовал крикнуть из гроба священнику, чтобы тот сосредоточился, но его не услышали. Вдруг в глубине церкви открылась дверь, одинокий гость зашел и сел в заднем ряду. Священник попросил его подойти поближе, впереди было много свободных мест.

— У умершего было не так уж много друзей, — прошептал священник. — Даже его жена не смогла прийти. Я очень рад, что вы здесь.

Гость подошел ближе. Клайв вдруг увидел, что это Тюбьерг. Он сел в первом ряду, на место Кэй.

Сначала Клайву показалось, что Тюбьерг захлопал, но постепенно он понял, что кто-то стучит в дверь его номера. Он поднялся, едва соображая, и открыл Майклу дверь. Майкл предложил пропустить по стаканчику в баре гостиницы и вместе поехать на симпозиум. Они долго говорили об убийстве, прежде чем отправиться в «Белла-центр». Был вечер среды, они как раз могли успеть обойти ярмарку.

Майкл вдруг толкнул его в бок.

— Посмотрите туда, — сказал он.

Клайв проследил за его пальцем, указывающим на электронное табло с информацией о программе на субботу и воскресенье, и прищурился:

— Что такое?

— Тюбьерга сняли с программы. Смотрите, — он постучал по стеклу. — Написано: «Отменен. NB. Новый докладчик» во всех тех четырех случаях, когда он должен был выступать.

Клайв уставился на экран.

— Он, наверное, сам не свой, — задумчиво сказал он. — Хелланд был его наставником, помимо прочего. Представь, как бы ты себя чувствовал, если бы меня вдруг убили.

Майкл улыбнулся:

— Да уж, приятного мало.

В четверг утром Клайв шел по продуваемой холодным ветром улице. Он сверился с картой и теперь целеустремленно шагал к университету, где договорился встретиться с Йоханом Фьельдбергом. Через полчаса быстрой ходьбы естественно-научный факультет вырос у него по левую руку. Господи, ну и уродливые здания! Три высоких корпуса, построенных в шестидесятых годах, и еще несколько зданий из желтого кирпича — пониже, одно страшнее другого. Он срезал дорогу, пройдя через парк. На входе в музей он сказал, что пришел к Йохану Фьельдбергу, и тот через пару минут вышел к нему.

Йохан говорил без остановки и вел Клайва по лабиринту связанных между собой коридоров. Какая же ужасная вся эта история с Хелландом. Такой хороший коллега. Такой талантливый парень. Клайв улыбался и кивал. Фьельдберг рассказал, что ходят слухи, что Хелланда убили, но сам он абсолютно в это не верит.

— Все совсем параноиками стали, — спокойно продолжал Фьельдберг. — Говорят, что его убили паразиты.

Клайв ошеломленно посмотрел на Фьельдберга:

— Паразиты?

— Да, какая-то стадия паразитов; шепчутся, что они размножились в большинстве его тканей, — фыркнул Фьельдберг.

Они дошли до лифта, вызвали его, и Фьельдберг с любопытством посмотрел на Клайва:

— Насколько близко вы вообще-то были знакомы?

— Ну, — сказал Клайв, заходя в лифт, — довольно близко. В профессиональном смысле мы были как кошка с собакой.

Фьельдберг кивнул.

— Но за пределами профессиональной жизни мы были, можно сказать, хорошими приятелями, — соврал Клайв. — По крайней мере, я обязательно приду в субботу на похороны.

— Я вообще никогда не понимал людей, которые не умеют разграничивать профессиональную и личную жизнь, — задумчиво сказал Фьельдберг. — А вы? Хелланд превосходно умел разделять эти вещи. Он ссорился со всеми подряд, но никогда не позволял разногласиям как-то влиять на его мнение о людях. Мне даже казалось порой, что больше всего ему нравятся люди, с которыми у него были профессиональные конфликты. Он любил динамику. Я уверен, что в субботу придет множество народу. Он был популярным человеком. Даже среди своих идейных врагов.

Клайв продолжал улыбаться.

— А Эрик Тюбьерг сейчас в музее? — невинно спросил Клайв. — Я хотел бы выразить ему свои соболезнования. Ну знаете, по старой дружбе. Да, мы с молодым Тюбьергом воевали, конечно, но только в профессиональных вопросах. Мне бы очень хотелось сейчас пожать ему руку.

Фьельдберг выслушал его объяснения, и когда они вышли из лифта, обернулся вдруг и бросил на Клайва быстрый взгляд.

— Любопытно, что вы об этом заговорили, — сказал он после секундных колебаний. — Потому что Тюбьерг, похоже, исчез.

— Исчез?

— Да. Его многие ищут. Полиция в том числе, — Фьельдберг таинственно посмотрел на Клайва. — Но он не отвечает на письма, не подходит к телефону и не появляется на работе.

— Может быть, ему нужно расслабиться дома? — сочувственно предположил Клайв. — После такой новости, я имею в виду.

Что происходит? Наверняка, когда число твоих внезапно умерших или бесследно исчезнувших заклятых врагов достигает определенного предела, тобой начинают пристально интересоваться власти.

— Да, может быть, — ответил Фьельдберг. — Ну, вот мы и пришли.

Клайв был наслышан о коллекции позвоночных Зоологического музея и многого от нее ждал, но все-таки у него мурашки пробежали по коже, когда они с Фьельдбергом зашли в зал. Высоченные потолки, и все помещение начинено красивыми оригинальными деревянными шкафами со стеклянными дверцами. Ручки и на шкафах, и на ящиках фарфоровые, с выдавленными надписями на латыни, указывающими, каких животных можно найти за дверцами. В тех редких местах, где шкафов не было, висели потрясающие стенды ручной работы. Все было старинным и красивым. Тут и там стояли рабочие столы из темного ухоженного дерева и старые обитые кожей кресла с деревянными подлокотникам. На каждом столе возвышалась настольная лампа, которой было не меньше пятидесяти лет.

— Вы хотели посмотреть на скелет моа, правда? — спросил Фьельдберг, остановившись у одного из шкафов, вытаскивая стремянку и поднимаясь на нее. — Так вот, так вот, — сказал он, открывая дверцы.