Бычки в томате - Иоанна Хмелевская

Что герр Мульдгорд из всего этого понял, один господь ведает, но слушал он чрезвычайно внимательно и, как оказалось, очень даже понял.

— Список оный иметь? — обратился он к Магде, которая, выпустив пар, выбирала напиток из стоявших на столе.

— Имею.

— Могу аз обресть?

— Без проблем. Но комментарии по-польски.

— Аз уметь читать. Каково время обретения?

— Прямо сейчас. Пожалуйста.

Она отставила бокал с вином, порылась в своей сумочке и вручила господину Мульдгорду два сложенных листка бумаги. Остальные участники слета на Лысой горе продолжали увлекательное обсуждение.

— Не мешало бы хорошенько поразмыслить, кто же, в конце концов, его укокошил, — предложила Алиция, ужасно недовольная тем, что поляка Арнольда оставили в числе подозреваемых. — Эта ваша собака не могла бы еще чего пронюхать?

Господин Мульдгорд печально покачал головой:

— Собака уж нет. Юноши вельми поздно обретены, место преступно зело много визиты топтать. Инаковых злокозненные персон довлеет искати.

— А другой ухажер веселой девицы? Тот норвежец?

— Не уверен такожде. Такожде гневен, бдел, отроки и отроковицы зело подвижны, пред битва то суть, то нет. Сие проблем.

Алиции очень понравилась сама возможность переложения ответственности сразу на двух подозреваемых. Заигрывания с девушками могли норвежца взбесить не меньше, и у него были все возможности врезать наглому Водолею, после чего налетел с разбегу и на соперника. Одно от другого буквально минуты отделяли, а кто там из них в такой ситуации на часы смотрел? Вот только откуда у норвежца социалистическое орудие убийства, эта пресловутая сетка для камней? Впрочем, мог позаимствовать у любого нашего соотечественника…

Обсуждение, что такого могут молодые туристы таскать с собой по Европам в сетках: картошку, банки с тушенкой, грязные носки, а может, и спортивное снаряжение — заняло у нас некоторое время. Герр Мульдгорд, наморщив лоб, изучил комментарии и, оказалось, прекрасно справился с пониманием нюансов польской речи. Хотя суть происходящего немало его озадачила, чему трудно удивляться.

Ну какой западный европеец с ходу разберется, почему при нашем замечательном социалистическом строе такую ценность представляют талон на холодильник, отпуск на Золотых Песках или, предел мечтаний, «фиат 126р», а изменой Родине считается раскрытие сроков поставки партии югославских сапог? И ради чего-то подобного стоит идти на подлость?

— Многих смыслов здесь не можно зрети, — сделал вывод господин Мульдгорд, читая с видом явного осуждения листочки Магды. — Ужели единственно интриги?

— Точно, — сердито поддакнул Стефан. — Ерунда сплошная, и впрямь одни интриги, мышиная возня за жалкие гроши. Стыдно признаться, но это даже болотом не назовешь, а так, просто грязная лужа.

Поразмыслив, полицейский сочувственно вздохнул и покачал головой:

— Тут зрю, однако, боле солидны…

Магда поспешила добавить:

— Вот именно! Здесь фигня, а здесь солидная афера! К примеру, это Йот Вель, — она постучала пальцем по списку, чуть не пробив в нем дырку, — псевдоним себе придумал. Знаю гниду! Мне даже известно, сколько…

И в этот самый интересный момент вернулась Юлия. Не сказать, чтоб мы отнеслись к ней доброжелательно. Магда переждала церемонию приветствия и выпустила стрелу с уже натянутого лука:

— Сколько и в какой форме jot vel заплатил за дифирамбы на тему его бездарной поделки. А также сколько сам за нее огреб. Пани Юлия тоже в курсе, не правда ли?

Юлия стояла опершись руками на спинку кресла и, по своему обыкновению, молчала. Герр Мульдгорд с большим вниманием опять погрузился в изучение списка.

— Воистину многообразие есть налицо, — признал он. — Принуждение зрю, дамска персона, Ханна Се…дец…ка. Она, разумею, одно творение куплено, иное нет вовсе. Велено писати сызнова…

— Еще бы, пан Буцкий хотел и редактором быть, и предисловия-послесловия писать, а она не согласилась. Вот второй том у нее и не приняли в печать…

— Вот черт, а я так ждала этого второго тома! — не сдержала я злости.

— Похоронил ее своей критикой…

Юлия не выдержала нервного напряжения, обошла кресло и присела к столу. Алиция тоже не выдержала, подсунула ей лишнюю чашку, поставленную на стол по ошибке и дожидавшуюся пользователя, налила кофе из термоса. Юлия глубоко вздохнула, она уже была не в силах притворяться, что не замечает всеобщего внимания к своей особе.

— Во всем этом больше сплетен и преувеличения, чем правды, — слова давались ей с явным трудом — Не хотелось бы об этом говорить, но теперь скажу. Вацлаву не везло. Возможно, терпения не хватало. Ему ужасно хотелось выделиться, стать кем-то значительным, важным, но он всегда чуть-чуть опережал события, принимал воображаемое за действительное…

— Что и зовется мифоманией, — напомнила с ядовитой вежливостью Магда.

— Пожалуй. Только он был как ребенок, мальчишка. Ему все время казалось, что он уже видит свою вершину, поднимается на пик успеха… У меня духу не хватало его сдерживать, гасить его порывы… Ведь это так трогательно…

Боже мой, что за нежности, прямо-таки маменькины муси-пуси. Все мы просто обязаны были в этом месте ее истории разрыдаться!

— А иного пути на вершину, как только на чужом горбу, он не видел?

— Он этого не понимал, видел только желанную цель, а не дорогу к ней, не оглядывался назад и людей обижал неосознанно. Да, я пыталась его как-то направить, показать иные возможности, но почему-то все никак не получалось. Уж слишком он торопился, постоянно спотыкался о препятствия, которых вовремя не замечал, завел себе врагов…

Она отпила кофе, в глазах ее блеснули слезы. Магда прикусила язык и вопросительно посмотрела на погруженного в чтение господина Мульдгорда. Тот взгляд почувствовал.

— Тут пан Кры…во…пел, — начал он по слогам

— Кшивопелский, — машинально подсказал Стефан.

— …пелски. Аз тут читать. Неизмеримо долго времена писание его возлежать и ожидать. Юлия Варбель реляция не давать. Почто?

Чего у Юлии не было, так это недостатков ее обожаемого панголина. Уж она точно не рвалась с объяснениями, а вела себя невозмутимо и по-деловому.

— Потому, что автор не соглашался внести незначительные изменения, на которых настаивало издательство. И, к сожалению… цензура. Без одобрения цензуры ничего издать невозможно. Я редактировала этот текст, но повлиять на цензуру не в моих силах. Кшивопельский в конце концов книгу забрал и издал ее в Париже.

— Но ранее пан Буцкий опубликовал в прессе фрагменты этого произведения, чуть-чуть подправленные, под собственной фамилией, — ровным голосом заявила Магда, обращаясь к едва видневшейся за окном яблоне.

Юлия молчала. Мажена примчалась с очередным кофе.

— А ведь кто-то предоставил пану Буцкому текст. Интересно, кто бы это мог быть? Кофе, господин инспектор?

— Многия врази! — вздохнул герр Мульдгорд, подавая ей чашку.

Я не удержалась от комментария:

— В Париже выгоднее, чем у нас, таким врагам только спасибо сказать.

— Такой уж он был, — произнесла тихо Юлия. — Совсем ребенок…

Магда не сдавалась:

— А мне вот любопытно, откуда у вас «Бычки в томате», я уже давненько ничего подобного в продаже не встречала. Теперь это раритет.

— Не знаю. Вацлав принес откуда-то… Где-то ему попались, из старых запасов…

Мажена вдруг неожиданно для себя посочувствовала ей:

— Скуповат он был, правда?

— Нет. Просто экономный. Детство провел в бедности…

Я открыла было рот, чтобы возразить, но сдержалась. Зато неожиданно к разговору подключилась молчавшая до сей поры Эльжбета:

— Скажите, Юлия, а полиция вас обследовала? Я имею в виду по медицинской линии?

— Да. Рентген. Оказалось, я в лучшем состоянии, чем думала. Ведь эта трасса… у озера… Я еще удивилась, что столько смогла пройти…

Тут со всей свойственной ей дипломатичностью к допросу присоединилась Алиция.

— А в полиции разве не поднимался вопрос о двух парнях из тургруппы, которые подрались? Может, вы хотя бы случайно что-то слышали? Они меня очень интересуют, так как у всех остальных есть алиби.

— Не знаю. Между собой они говорили по-датски.

— А о сетке вас не спрашивали?

— Какой сетке?

— Той, что с камнем Говорят, она наша, в смысле, польская. У вас сетки не было?

— Не знаю, — беспомощно пожала плечами Юлия. — Вацлав вещи укладывал… А я уже давно по магазинам не хожу, у нас третий этаж без лифта.

Датский гость смотрел, слушал и впитывал в себя информацию…

Утром следующего дня я поймала Алицию на кухне.

— Никуда я отсюда не уеду, пока атмосфера в доме не очистится и все не вернется в норму, — заявила я категорическим тоном за завтраком — Не буду яйцо! Вроде эта наша «безутешная вдова» и сломалась, только я не верю ни единому ее слову. Может, полправды она нам и сказала, а остальное где?