Человек из Санкт-Петербурга - Кен Фоллетт

На южной делянке работники косили сено. Сэмьюел Джоунс, старший из дюжины косцов, первым закончил свою полосу. Держа в руке косу, он подошел к Уолдену и поприветствовал его, коснувшись своей кепки. Уолден пожал его мозолистую ладонь. У него было ощущение, будто он сжал камень.

– Ваше сиятельство выбрали время, чтобы посетить ту выставку в Ланнане? – спросил Сэмьюел.

– Да, я был там, – ответил Уолден.

– Вы видели там сеноуборочную машину, о которой говорили? На лице Уолдена отразилось сомнение.

– Сэм, это великолепная техническая новинка, но я не знаю...

Сэм согласно кивнул.

– Машина никогда не выполнит работу так же тщательно, как человек.

– С другой стороны мы смогли бы закончить сенокос за три дня вместо двух недель и не бояться, что вдруг пойдет дождь. А потом могли бы сдать комбайн в аренду.

– И работников понадобится меньше, – проговорил Сэм.

Уолден сделал вид, что недоволен замечанием.

– Нет, – сказал он. – Я никого не собираюсь увольнять. Просто не станем нанимать цыган на время сбора урожая.

– Особой разницы не будет, милорд.

– Верно. К тому же, не знаю, как это воспримут люди, ты же знаешь молодого Питера Доукинса. Он всегда готов устроить бучу.

Сэм пробурчал что-то невнятное.

– В любом случае, – продолжил Уолден, – мистер Сэмсон на следующей неделе поедет взглянуть на эту машину.

Мистер Сэмсон был местным бейлифом.

– Послушай-ка! – воскликнул Уолден, будто ему в голову вдруг пришло озарение. – А ты не хотел бы отправиться вместе с ним, Сэм?

Сэм сделал вид, что предложение его нисколько не взволновало.

– В Ланнанн? Да я был там в 1888 году. Не очень-то понравилось.

– Ты мог бы поехать поездом вместе с мистером Сэмсоном, может быть, захватишь и юного Доукинса посмотреть на эту машину, пообедаешь в Лондоне и вернешься обратно. – Не знаю, что на это скажет моя хозяйка.

– Мне бы хотелось знать твое мнение об этой машине.

– Что ж, пожалуй, интересно было бы взглянуть на нее.

– Значит, решено. Я распоряжусь, чтобы Сэмсон все устроил.

С заговорщицким видом Уолден добавил.

– А миссис Джоунс дай понять, что будто я тебя чуть не силой заставил туда поехать.

Сэм усмехнулся.

– Так и сделаю, милорд.

Косьба почти закончилась. Работники сложили косы. Лишь на последних, еще не скошенных ярдах поля могли теперь прятаться зайцы. Подозвав Доукинса, Уолден дал ему ружье.

– Ты хорошо стреляешь, Питер. Посмотрим, сможешь ли подстрелить одного зайчишку для себя, а другого для поместья.

Чтобы не мешать стрелку, все встали на краю поля и вскоре была скошена последняя трава, так что зайцам уже негде было укрыться. Выскочило четыре зверька, и Доукинс уложил сначала двоих, а потом еще одного. От звука выстрелов Алекс поморщился.

Уолден забрал ружье и одного зайца, и они с Алексом направились к замку. Алекс был восхищен поведением Уолдена.

– Вы прекрасно умеете обращаться со своими работниками, – сказал он. – А вот мне никогда не удавалось найти нужную грань между строгостью и щедростью.

– Для этого нужна практика, – ответил Уолден. Он поднял зайца повыше.

– Собственно, он нам в доме не нужен – но я взял его, чтобы напомнить им: зайцы мои, а те, что им перепадают, это подарок от меня, а вовсе не принадлежит им по праву.

«Будь у меня сын, – подумал Уолден, – вот так я бы объяснил ему суть дела».

– Иными словами, следует идти путем дискуссий и компромиссов, – проговорил Алекс.

– Да, это наилучший способ, даже если приходится чем-то жертвовать.

Алекс улыбнулся.

– Что и возвращает нас к проблеме Балкан. «Слава Богу, наконец-то», – пронеслось в голове Уолдена.

– Так я подытожу? – сказал Алекс. – Итак, мы готовы сражаться с Германией на вашей стороне, и вы готовы признать наше право прохода через Босфор и Дарданеллы. Однако, нам нужно не только право, но и сила, чтобы осуществлять его. Наше предложение, чтобы вы признали весь Балканский полуостров от Румынии до Крита зоной интересов России, не было одобрено вами. Несомненно, вы решили, что таким образом даете нам слишком много. Моя задача состояла в том, чтобы сформулировать более сдержанное требование, которое бы обеспечило нам проход через проливы, одновременно не связывая Британию чрезмерно пророссийской политикой на Балканах.

– Правильно.

«А у него ум точный, как скальпель, – подумал Уолден. – Лишь минуту назад я давал ему отеческие советы, и вот вдруг он ведет себя как ровня, не меньше. Видимо, так и происходит, когда твой сын взрослеет».

– Сожалею, что все тянулось слишком долго, – продолжал Алекс. – Мне пришлось через русское посольство отправлять в Петербург шифрограммы, а на это уходит больше времени, чем мне бы хотелось.

– Понимаю, – согласился Уолден, а про себя подумал: «Ну, давай же, выкладывай».

– Между Константинополем и Андрианополем расположена территория примерно в десять квадратных километров – это почти половина Фракии – принадлежащая в настоящее время Турции. Береговая линия ее тянется от Черного моря через Босфор, Мраморное море и Дарданеллы и заканчивается у Эгейского. Другими словами, она закрывает проход из Черного в Средиземное море. – Тут он сделал паузу. – Отдайте нам эту землю и мы на вашей стороне.

Уолден постарался скрыть волнение. Вот это уже настоящий предмет для переговоров.

Вслух же он сказал:

– Проблема по-прежнему в том, что мы не можем отдавать то, что нам не принадлежит.

– Подумайте об открывающихся возможностях в случае войны, – сказал Алекс. – Первая: если Турция будет на нашей стороне, мы и так получим право прохода. Однако, это маловероятно. Вторая: если Турция нейтральна, мы будем рассчитывать на то, что Британия настоит на нашем праве пользоваться проливами, чтобы подтвердить нейтралитет Турции, а если ей это не удастся, то поддержит наше вступление во Фракию. Третья: если Турция окажется на стороне Германии, что наиболее вероятно, то Британия согласится с тем, что Фракия принадлежит нам, как только мы ее завоюем.

– Интересно, как жители Фракии отнесутся к этому, – с сомнением проговорил Уолден.

– Они предпочтут быть частью России, нежели Турции.

– Полагаю, они предпочтут быть независимыми.

Алекс улыбнулся мальчишеской улыбкой.

– Ни вы, ни я, и безусловно, ни одно из наших правительств ни в коей мере не интересуются тем, что могут предпочесть жители Фракии.

– Совершенно верно, – сказал Уолден.

Ему пришлось с этим согласиться. Сочетание юношеского обаяния и зрелой хватки и ума в Алексе постоянно сбивало с толку. Ему все время казалось, что это он направляет ход переговоров, но тут вступал в дело Алекс, и становилось ясно, что направлял все он.

Они поднялись на холм по другую сторону замка Уолденов. Уолден заметил в лесочке охранника, осматривающего окрестности. Его тяжелые коричневые ботинки были покрыты пылью. Стояла сушь – уже целых три месяца не было дождей. Контрпредложение Алекса привело Уолдена в волнение. Что на это скажет Черчилль? Безусловно, часть Фракии могла бы быть отдана русским – кому, собственно, дело до этой Фракии?

Они пересекли огород, где младший садовник поливал салат. Он поприветствовал их, коснувшись кепки. Уолден напрягся, вспоминая имя этого работника, но Алекс опередил его.

– Прекрасный выдался вечер, Стенли, – произнес он.

– Но дождь не помешал бы, ваша светлость.

– Только не слишком сильный, верно?

– Совершенно верно, ваша светлость.

«Алекс быстро учится», – подумал Уолден. Они вошли в дом. Уолден вызвал лакея.

– Пошлю телеграмму Черчиллю о встрече с ним завтра утром. Отправлюсь в Лондон пораньше, на машине, – объяснил он.

– Правильно, – сказал Алекс. – Времени осталось мало.

Лакей, открывший Шарлотте дверь, воскликнул:

– Слава Богу, вы вернулись, леди Шарлотта!

Шарлотта отдала ему пальто.

– Не понимаю, почему вы так говорите.

– Леди Уолден ужасно беспокоится из-за вас, – ответил он. – Она распорядилась, чтобы вы пошли к ней, как только вернетесь.

– Сначала пойду приведу себя в порядок, – сказала Шарлотта. – Леди Уолден сказала «немедленно».

– А я говорю, что пойду сначала приведу себя в порядок.

Шарлотта поднялась в свою комнату.

Она вымыла лицо и распустила волосы. От полученного удара в живот ощущалась тупая боль, руки саднило. Колени, наверняка, были ободраны, но ведь их никто не видел. Зайдя за ширму, она сняла платье. Оно как будто не пострадало. «Никто и не догадается, что я попала в потасовку», – решила она. Тут дверь ее комнаты отворилась.

– Шарлотта!

Это был голос мамы.

Набрасывая халат, Шарлотта подумала: «Бог мой, сейчас у нее будет истерика». С этой мыслью она вышла из-за ширмы.

– Мы просто с ума сходили от беспокойства, – проговорила мать.