Японская олигархия в Русско-японской войне - Сюмпэй Окамото
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Чувство бессильного негодования» простого народа было отражено в некоторых письмах к редактору, опубликованных в «Токио асахи симбун» и «Осака асахи симбун».
«Мы требуем компенсации за потери, которые мы понесли
Услышав о мире в первый раз, я не мог в это поверить. Я не принял это всерьез, просто потому, что не мог. Но я слышу, что это правда. Я не знаю подробностей, но то, что я знаю, говорит мне, что это не что иное, как перекраивание результатов войны, и наши затраты в два миллиарда иен, и наши потери в сто тысяч человек — это все, что мы получили! Это ерунда! Мы должны потребовать от правительства оплатить наши потери».
«Отвратительно!
В Портсмут отправились не только представители, но и секретари и переводчики, всего семь или восемь человек — и что вы думаете, кто оплатил их переезд и проживание? Это отвратительно!»
«Соглашение деревенских жителей [конкретной деревни в префектуре Канагава]
Мы, добровольцы нашей деревни, вместе решили, что в случае будущей войны мы не будем покупать облигации внутреннего займа. Если за эти действия народ обвинит нас в том, что мы — российские шпионы, мы готовы показать, у кого мы учились быть идеальными российскими шпионами. Если этот ответ не удовлетворит наш народ, мы уедем на родину великого миротворца Толстого».
«Неуклюже, неуклюже, неуклюже, неуклюже!
Какой провал! Какая ошибка! Они заставили победоносную страну, равной которых нет в мире, испытать самое великое унижение в мире. Гэнро продали страну. Министры кабинета опозорили Его Величество. Кого можно назвать предателями, если не их?»
«Распределение российских наград
Российский наградной список представлен в следующем порядке: на первом месте — начальник генерального штаба японской Маньчжурской армии Кодама Гэнтаро, на втором — начальник штаба Японии Ямагата Аримото; на третьем — премьер-министр Японии Кацура Таро; и на четвертом — министр иностранных дел Японии Комура Ютаро. Эти четверо представляют для России большую ценность, чем даже Линевич».
«Увы, полномочный представитель Комура!
В итоге Комуре лучше бы принять гражданство России, чем возвращаться домой. Если он вернется домой, какие извинения сможет он принести за свой провал Его Величеству, фельдмаршалу Ояме, адмиралу Того и нам, пятидесяти миллионам своих соотечественников?»
«Заключение мира? Что это?
От ветерана: нам было за что воевать, за что выступать, что выигрывать и получать. Что же делают представители власти? У нас есть Того на море и Ояма на суше. Наша стратегия установлена. Разве гэнро и министры кабинета растеряли смелость?
От рабочего: нам сказали, что мы должны вытерпеть войну. Наши заработки, которые должны были быть подняты к концу прошлого года, не поднялись. Я с нетерпением ждал мира, чтобы выпить чашечку саке. Но этот мир, с его плохими условиями, ничего не изменит в нашей жизни. Мы будем только продолжать страдать.
От фермера: мы каким-то образом умудрились пережить сезон бурь, но мы чрезвычайно озабочены, потому что урожай риса в этом году будет плохим. Мы ждали каких-то перемен от окончания войны. Нас предали! Плохой урожай риса, сплошная депрессия, фермеры только страдают.
От коммерсанта: это плохо. Мы временно испытали облегчение, восстановление деловой активности, но нас ждет плохой урожай. Мы ожидали каких-то перемн от мира. Но теперь, когда мир заключен, дела не исправятся. Заказов будет мало. Платежи будут нескорыми, магазины — пустыми. Мы не можем с этим справиться.
От горожанина: чего ради мы терпели горькую жизнь, покупая соль по непомерной цене? Это не шутка. Если они не думают о нас, сделав большие деньги на биржевых спекуляциях, я их не прощу. Нет, не прощу».
Люди связывали с мирными переговорами большие надежды, считая, что их тяжелая жизнь получит облегчение. Теперь же они чувствовали себя преданными своим правительством.
Однако разозлен был не только народ. Некоторые лидеры бизнеса, надеявшиеся, что контрибуция обеспечит капитал для послевоенной экономической экспансии и опору для восстановления экономики, которая начала оправляться в середине войны, также были крайне разочарованы, узнав, что контрибуции не будет.
«Токио нити-нити симбун», в статье, озаглавленной «Как нам преодолеть послевоенные финансовые трудности?», писала, что, «поскольку мы не получили единственного средства, которое могло бы исцелить народную экономику и обеспечить капитальные фонды для послевоенной экономической деятельности, перед нами неизбежно стоит перспектива банкротства». Ватанабэ Сэнтаро, исполнительный директор компании «Мицуи буссан», утверждал, что без контрибуции Япония не сможет планировать никакой послевоенной деятельности. Икэда Кэнзо из «Даяку гинко» (Банка Даяку) говорил по поводу условий мира: «Когда я думаю о финансах и экономике будущего, у меня мурашки по коже идут». Он считал, что именно большая контрибуция, полученная после Китайско-японской войны, обеспечила капитальные фонды для послевоенного экономического развития. Если Япония не получит контрибуции от Русско-японской войны, в которую вложила в десять раз больше, чем в Китайско-японскую, то «финансовые круги Японии окажутся в большой беде и расширение деловых предприятий просто остановится. Что же касается заморских предприятий, то в свете огромных трудностей обеспечения фондов, необходимых для экономической деятельности дома, мы и думать не можем о том, чтобы после этой изматывающей войны вести еще какую-то экспансию». Влиятельный экономический журнал того времени, «Тайхэйе», пессимистически рассчитывал количество капитала, которое потребуется после войны, в статье «Какой будет послевоенная экономика?»:
«С начала Русско-японской войны задолженность страны, как внутренняя, так и внешняя, достигла 1300 миллионов иен. Даже несмотря на это, мы все еще не выплатили 50 миллионов иен внутреннего и долга и 250 миллионов иен внешнего долга, недавно полученного в Лондоне, этого не хватит даже на то, чтобы вернуть наши войска домой из Маньчжурии. К тому времени, как мы выведем наши военные силы с поля боя, наши военные расходы увеличатся с 1,7 до 1,8 миллиарда иен. Более того, проценты по этим займам составляют 100 миллионов иен. Как нашей стране удастся заплатить и проценты, и сам долг? Или правительство собирается оплатить все это за счет роста налогов? Налоги чрезвычайно высоки с самого начала войны. И мы уверены, что, как бы высоки они ни были, больше чем до 400 миллионов иен годовой доход не поднять».
Другой ведущий экономический журнал того времени, «Токио кэйзай засси», утверждал, что Россия легко оправится после войны, поскольку на нее не было наложено контрибуции. Также в «Токио кэйзай засси» говорилось, что, обладая мощной военно-морской базой во Владивостоке и сохранив на Дальнем Востоке военно-морской флот, Россия будет продолжать представлять собой угрозу для Японии. Япония же, с другой стороны, окажется перед лицом больших финансовых трудностей, поскольку, наряду с грузом военных долгов, ей придется еще и поддерживать военные силы, достаточные, чтобы соответствовать российской угрозе.
Такой пессимизм в деловых кругах привел к серьезному падению курса акций. «Токио асахи симбун» от 2 сентября описывала биржевую деятельность предыдущего дня так:
«Из-за унизительного мира сделок крайне мало. Банки все осторожнее предоставляют займы для выпуска акций и облигаций. Вчерашняя биржевая деятельность показала все признаки депрессии. Мир привел к исчезновению покупателей и в то же время — к появлению отчаявшихся продавцов, и, следовательно, биржевые котировки резко упали. Это был опустошенный рынок. Более того, мы боимся, что, когда те, кто еще лелеет надежду на пересмотр результата переговоров и кто еще не верит, что нас ждет мир без контрибуций, лишатся своих иллюзий, произойдет дальнейшее падение биржевой активности».
На рынке потребительских товаров активность была тоже очень низка. Писали, что «рынок потребительских товаров как будто выключили. Это несчастное зрелище — более несчастное, чем когда-либо». Некоторые лидеры коммерции, будучи тоже неудовлетворенными, выражали свое недовольство спокойнее. Барон Сибусава, президент Первого национального банка и председатель Торговой палаты Токио, который всегда с оптимизмом смотрел в будущее, «особенно сожалел» о разделении Сахалина и о том, что дипломатию правительства «трудно назвать успешной».
Стоит отметить, что организаторами первой крупномасштабной демонстрации против мирного договора — 3 сентября в Осаке — были по большей части бизнесмены. Но даже несмотря на то, что изначальная реакция делового сообщества выражала в целом неудовлетворение, по мере того, как общественный протест начал приводить к беспорядкам, бизнесмены быстро сменили свое отношение на поддержку договора. Они начали подчеркивать преимущества, полученные в ходе войны, и важность концентрации на послевоенном экономическом восстановлении. Здесь вновь, как и в вопросе провоенной агитации до начала войны, можно видеть, что лидеры бизнеса действовали в основном в согласии с правительством.
