Грядущие войны Китая. Поле битвы и цена победы - Питер Наварро

К «подрыву государственной безопасности» может быть приравнена любая деятельность независимых религиозных организаций. В государственных школах запрещено празднование религиозных праздников и изучение священных текстов. Более того, «государство контролирует состав мулл, определяет, какой версией Корана надлежит пользоваться в мечетях, назначает места проведения религиозных собраний и даже выступлений верующих». [343]

После удара террористов по США 11 сентября 2001 года репрессивные меры в Синьцзяне были ужесточены. Китайское правительство использовало эту трагедию для заключения крайне выгодного для себя договора с США. Китай согласился поддержать войну, объявленную США террористам, при одном условии: США признали действия уйгурских сепаратистов не восстанием коренной народности против тоталитарного режима, а террористическими атаками, инспирированными и подготовленным «Аль-Кайедой» и лично Усамой бен Ладеном. Сегодня под прикрытием знамени «борьбы с терроризмом»:

…Китай применяет антитеррористическое законодательство к любому, кто высказывает в Синьцзяне сепаратистские мысли. Число арестованных «террористов» в этом регионе за последние два года составило несколько десятков тысяч человек. Многие из них казнены. Комментируя это, официальный Пекин недавно заявил, что режим «антитеррористической борьбы» в регионе введен на неопределенный срок.

Столь жесткое наведение порядка само по себе уже переполняет чашу терпения местных жителей. Однако наиболее отвратительным с их точки зрения является усиливающийся процесс «китаизации» региона. Китай уже давно проводит политику переселения значительного числа этнических китайцев из бедных провинций в Синьцзян.

Сегодня их численность в регионе растет вдвое быстрее, чем численность уйгурского населения.

Но вместо подчинения китайцам, уйгуры все более и более радикализуются. В этом этническом конфликте в очередной раз заметна ирония истории. Уйгуры традиционно «отличались своим либерализмом в толковании ислама, но ныне среди уйгурских юношей крайне популярны идеи радикального исламизма». [344] Сегодня «по официальным данным в западных городах региона стычки между уйгурами и китайцами происходят практически ежедневно». [345]

Маловероятно, что эти конфликты перерастут в полномасштабное партизанское движение, подобное алжирскому или вьетнамскому времен их войн за независимость. Коренное население слишком мало, а численность китайских сил поддержания государственной безопасности слишком велика, и они хорошо вооружены. Однако не следует забывать, что на дворе — эпоха миниатюрных ядерных зарядов и биологических атак. Китай все более уязвим перед лицом террористических атак на такие объекты, как плотина «Три ущелья» и крупнейшие мегаполисы. Каждый из подобных терактов в состоянии спровоцировать обострение любой из вялотекущих «гражданских войн Китая», и именно поэтому жесткое подавление выступлений уйгуров сегодня крайне опасно для Китая.

Глава 10

О «Кровавых головах», «Серых драконах» и прочих «бомбах с часовым механизмом»

Давным-давно, 25 лет назад, жизнь в Китае была проста. Если вы жили в городе, то работали на государственном предприятии или в учреждении, а если в деревне — трудились в колхозе. Зарплаты были низкими, но это не имело значения: покупать было нечего. Выбор одежды был ограничен серым костюмом любимого фасона Председателя Мао или голубым костюмом того же покроя. Только партийным чиновникам полагались автомобили. Для остальных понятие личного транспорта ограничивалось дефицитным велосипедом марки «Летящий голубь». Но в качестве компенсации за серость и беспросветность существования, государство неплохо заботилось об основных нуждах своих граждан. Здравоохранение (несмотря на его низкий уровень) было гарантированной привилегией каждого китайца. То же можно сказать и о пенсионном обеспечении. Квартплата была крайне низкой, а образование — бесплатным.

Уже много столетий по страницам китайских летописей и исторических книг бродит призрак. Сами китайцы называют его «люань» — беспорядок, хаос. «Люань» описывает тот ужасный момент, когда общество рушится, все привычные структуры перестают работать, момент, и одна катастрофа тянет за собой другую. Китай слишком часто проходил эту точку на своем пути.

Население Китая стремительно стареет. На горизонте замаячила перспектива пенсионного кризиса такого масштаба, в сравнении с которым грядущие проблемы пенсионного обеспечения в США, Японии или Германии кажутся легкими дуновениями ветерка.

Кроме того, здоровье населения Китая становится все хуже и хуже. Загрязнение окружающей среды стало причиной тяжелейших заболеваний у сотен миллионов жителей страны. Это происходит на фоне агонии системы гарантированного медицинского обслуживания, рухнувшей под напором волны приватизации социальных услуг и других масштабных экономических реформ.

На систему здравоохранения, и без того доживающую свои последние дни, наваливается еще и бремя грандиозной эпидемии СПИДа, грозящей стать самой массовой в мире. Она началась с самого серьезного скандала на планете, связанного с переливанием зараженной донорской крови, но сегодня ее обостряет и быстрорастущее число наркоманов, вводящих отраву внутривенно, запоздалая сексуальная революция в духе 60-х годов и расцвет проституции.

Именно в силу этих причин руководителям страны вовсе не нужно быть ясновидящими, чтобы понимать, что под главенствующую роль КПК и само китайское «экономическое чудо» подложены сразу несколько бомб с часовым механизмом. Механизм обратного отсчета запущен и в отношении все нарастающего дефицита пенсионного фонда, и для гибнущей системы бесплатной медицины, и даже для грядущего «девятого вала» заболеваемости СПИДом. Если эти бомбы не обезвредить, любая из них в состоянии запустить целую цепочку экономических, социальных и политических потрясений. И если на них наложатся все те проблемы, о которых говорилось в предшествующих главах книги, то с высокой долей вероятности Китай вновь придет к самому страшному — моменту «люань», когда прервется связь времен.

Количество пенсионеров в Китае сегодня составляет 48,2 млн человек.

К 2010 году эта цифра вырастет до 70 млн, а к 2020 — до 100 млн.

Эти данные приводятся в отчете Министерства КНР по вопросам труда и социального страхования. Но в отличие от США и европейских государств, переживших момент наивысшего экономического процветания до начала периода стремительного старения населения, Китай рискует состариться, не успев по-настоящему разбогатеть.

Китайские пенсионеры пока еще не успели превратиться во влиятельную политическую группу, подобную Американской ассоциации пенсионеров или «Серым пантерам». Однако поводов для социального протеста у них куда больше.

Слом существовавшей ранее системы «железной миски риса» привел к тому, что десятки миллионов людей оказались без работы, а сотни миллионов вступили в предпенсионный возраст без каких-либо надежд на нормальную пенсию или медицинское обслуживание. В «старые добрые времена» Председателя Мао размер пенсий был действительно велик. Рабочим начислялось до 80 % их зарплаты на последнем месте работы. Но сегодня объем существующих пенсионных обязательств государства оказывает серьезное давление на систему государственных финансов Китая. Ситуация ухудшается и тем, что пенсионный возраст китайских мужчин — 60 лет, а женщин — 55, то есть ниже, чем в большинстве стран мира.

Как и в случае США и Японии, основной проблемой китайского пенсионного фонда является то, что он формируется из отчислений сегодняшней рабочей силы. Все люди, занятые в экономике Китая, регулярно перечисляют часть своих зарплат в фонд, содержащий пенсионеров. Но с течением времени количество пенсионеров существенно возрастет, а число трудоспособных рабочих — снизится до критического уровня. Между ситуацией в развитых странах и положением в Китае существуют очевидные различия. Китаю труднее содержать эту систему, поскольку доход на душу населения в КНР ниже. Особенно критичной ситуация стала после вхождения в ряды трудоспособных граждан детей, рожденных позже 1979 года, когда была введена «политика одного ребенка в семье». Ее критиковали и консерваторы, и либералы внутри самого Китая, но КПК сочла, что без этих мер справиться с бесконтрольным ростом населения Китая невозможно. Сегодня мы видим все странные экономические и социальные плоды этого эксперимента.