Изумруды пророка - Жюльетта Бенцони

Для той, что прежде звалась Стеллой и сейчас еще продолжала втайне исполнять обряды своей религии, эти слова звучали богохульством. И она решила завладеть «Светом» и «Совершенством». Это было нелегким делом, и она, возможно, даже рисковала жизнью, но ей представлялось, что она нашла способ заполучить камни: Мурад был хорошим правителем, он берег своих солдат, заботился о благоденствии своего народа и чтил свой религиозный долг, но очень любил вино и вкусную еду. И, пока она раздумывала над тем, как ей поступить, однажды вечером султан вернулся во дворец в страшном волнении: когда он шел по мосту через Тунджу, дервиш из ордена Мевлеви, к которому он относился с большим почтением, предсказал ему скорую смерть. Жена увидела в этом знак судьбы и решила подождать. Несколько дней спустя после обильного застолья Мурад приказал позвать свою любимую жену, желая удостоить ее своей любви, но среди ночи она позвала на помощь: Мурад начал задыхаться. Через час он умер, а Хума-хатун, Райская Птица, вернулась в свои покои, унося с собой снятые с цепи изумруды.

Это еще не было окончательной победой: она не могла ни хранить их при себе в гареме, ни тем более покинуть дворец и добраться до маленькой еврейской общины, существовавшей в Адрианополе. И тогда она отважилась рискнуть и рассказала свою историю первой жене, не зная, какие чувства может питать к ней истинная принцесса.

Но она нашла у той понимание…

Мара, дочь сербского деспота, была христианкой и страдала оттого, что отдана безбожнику, пусть даже и султану. Конечно, она не знала унижений рабства, а ее брак был заключен в результате политической комбинации. Мы ничего не знаем о том, какие чувства она питала к Мураду, но известно, что после смерти сына, которого она ему родила и который должен был править после него, она утратила всякий интерес к придворной жизни. Единственным человеком, который вызывал ее сочувствие, была вторая жена султана, несчастная женщина, раздираемая между голосом крови, который пытались в ней заглушить — позже Мех-мед Второй распространит слух, будто его мать была французской принцессой! — и любовью к сыну, воспитанному в строгом соответствии с законами религии, которая для нее оставалась ненавистной.

После смерти Мурада Мара добилась от нового правителя, знавшего, чем обязана ей его мать, разрешения увидеть родные края, отца и братьев. Она и увезла с собой изумруды, намереваясь передать их еврейской общине своей страны. Ей и в голову не приходило оставить их у себя: она знала, какое проклятие тяготеет над этими драгоценными камнями. Кроме того, она знала, как драгоценна дружба, завязавшаяся между ней и второй женой покойного султана: новый правитель бесконечно любил свою мать, так что лучшего союзника и представить себе было нельзя. И она была исполнена твердой решимости исполнить обещание. К несчастью…

— Ну вот! Значит, опять произошло какое-то несчастье?

— Несчастья всегда случаются, когда речь идет о священных предметах, запятнанных кровью. На отряд, сопровождавший принцессу к отчему дому, напал самый грозный из всех, кто разорял страну, и вообще самый страшный человек из всех, кто жил в те времена: валахскии воевода Влад Дракул, о жестокости которого ходили такие легенды, что даже турки дрожали перед ним. Его прозвали Цепеш — «сажающий на кол» — за особое пристрастие к этой пытке. Рассказывают, он любил есть, окруженный, словно частоколом, рядом несчастных, умирающих на заточенных кольях.

— Ну и человек! — поежился от отвращения Морозини. — И что, принцессу постигла та же страшная участь?

— Нет, этого он все-таки не посмел сделать. Последствия могли оказаться слишком серьезными — Бранкович был могущественным правителем. Влад удовольствовался тем, что велел своим людям ее ограбить, а потом сделал вид, будто разыскивает преступников. Так что, когда Мара добралась до Семендрии, изумрудов в ее сундуках уже не было…

Морозини поморщился. Только этого ему и не хватало — неужели ко всем прежним сложностям теперь придется еще и разыскивать эти проклятые камни в неразберихе балканских стран? Но тут же ему в голову пришел другой вопрос.

— А ты-то откуда можешь все это знать?

Я происхожу по прямой линии от любимой служанки Хумы-хатун, той, которая обеспечивала связь между ней и принцессой Марой. Последняя, кстати, окончила свои дни в Константинополе, как только Мехмед, относившийся к ней с искренней симпатией, завладел этим городом. Ее вроде бы привела туда давняя любовная история. Моя прабабка, та самая служанка, тоже обладала даром ясновидения, и три женщины часто встречались. Хума очень страдала из-за того, что священные камни попали в такие плохие руки — уж лучше им было оставаться у турок! — и без конца уговаривала сына выступить против Влада, который был его вассалом с тех пор, как Мурад покорил Валахию. И она, и Мара знали, что этот демон — Дракул означает дьявол! — украсил изумрудами пряжки, которые носил на шляпе.

— Ей не стоило так из-за этого терзаться: разве проклятые камни не должны были погубить того, кто обладал ими и украшал ими себя?

Только не в этом случае. Я уже сказала тебе, что этот человек был истинным воплощением дьявола: казалось, удача была с ним неразлучна. Никогда его грабежи не приносили столько добычи, и никогда им не владела такая яростная и неукротимая жажда власти и богатства. Она до такой степени им овладела, что в один прекрасный день он решил перестать платить ежегодную дань в две тысячи дукатов, которую должен был приносить султану как его вассал. Мехмед пять лет это терпел, а затем собрал войска и выступил в поход против наглеца; но на самом деле невыплаченная дань была лишь предлогом. У него были две тайные причины: во-первых, он хотел вернуть Раду, младшего брата Влада, настолько же прекрасного, насколько тот был безобразен. Во время завоевания Валахии Мурадом Вторым мальчик был взят в заложники и воспитывался в Адрианополе, и Мехмед с тех пор был в него влюблен. Впрочем, это была любовь без взаимности: Раду боялся Мехмеда и при первом удобном случае от него бежал, оставив нового султана безутешным. Во-вторых, ему стало известно, что Дракул владеет драгоценностью, похищенной у его отца в момент смерти, — правда, имени похитителя он не знал и так никогда и не узнал! И Мехмед решил, что как Раду, так и изумрудам настало время вернуться в Сераль. Ты, наверное, догадываешься, с каким ужасом Хума-хатун наблюдала за приготовлениями сына. Конечно, она оплакивала утрату священных камней, которых лишился ее народ, но при мысли о том, что когда-нибудь они засверкают на груди или на тюрбане Мехмеда, ее охватывал непреодолимый ужас.