Труллион. (Аластор 2262) - Джек Вэнс

Узнав человека за рулем катера, Дюиссана сразу перестала прыгать и махать руками. Глиннес спрыгнул на берег, рывками вытащил моторную лодку на песок и привязал швартов к корявому корню, после чего огляделся по сторонам. Далекая низкая береговая линия смутно темнела в нерешительном, почти сумеречном свете. Поверхность моря медленно и тускло переливалась, будто сдерживаемая пленкой маслянистого шелка. Глиннес повернулся к хранившей неприязненное молчание Дюиссане: «Здесь очень тихо. Даже мерлинги, наверное, так далеко не заплывают».

Дюиссана смотрела на катер: «Если ты явился, чтобы меня забрать, я готова ехать».

«Спешить-то некуда, — заверил ее Глиннес. — Времени хоть отбавляй. Я привез хлеб, вареное мясо и вино. Можно испечь паннаны и кворлей[31] — если повезет, найдем пару курсетов[32]. Устроим пикник — скоро взойдут вечерние звезды».

Капризно поджав губы, Дюиссана смотрела на берег. Глиннес подошел к ней на расстояние протянутой руки — ближе, чем когда-либо. Девушка недружелюбно повернулась к нему, ее золотисто-серые глаза бегали — Глиннесу казалось, что он угадывает в них торопливую смену противоречивых влечений. Наклонившись, он обнял ее за плечи и поцеловал в холодные неотзывчивые губы. Дюиссана с силой отпихнула его кулаками и внезапно обрела дар речи: «Все вы, трилли, кобели одной породы! От всех каучем разит, в голове ничего, кроме похоти! Что тебе не можется? Никакого уважения ни к себе, ни к другим!»

Глиннес рассмеялся: «Есть хочешь?»

«Нет. Меня пригласили на ужин. Если мы не уедем сейчас же, я опоздаю».

«Неужели? Ты стащила челнок, чтобы не опоздать на вечеринку?»

«Ничего я не тащила. В любом случае челнок не твой, ты сам его украл. Кто виноват, что ты глаз не мог оторвать от этой холеной стервы, как ее там? Удивительно, что ты с ней до утра не провалялся».

«Она боялась, что ты обидишься».

Брови Дюиссаны высоко взметнулись: «Почему я вообще должна замечать, что ты делаешь и с кем якшаешься? Ее заботливость оскорбительна!»

«Ерунда все это, — подвел итог Глиннес. — Пойду поищу паннаны, а ты собери пока сухой плавник, костер разведем».

Дюиссана открыла рот, чтобы возмутиться, но решила, по-видимому, что неповиновение ничему не поможет. Сделав пару шагов, она соизволила подобрать несколько сухих веток и высокомерно кинула их на песок, при этом поглядывая на катер. Но Глиннес почти целиком вытащил моторную лодку из воды — у Дюиссаны не хватило бы сил столкнуть ее обратно. Кроме того, коварный Глиннес забрал ключ от замка зажигания.

Глиннес принес две грозди паннанов, развел огонь, выкопал из песка четырех кворлей покрупнее, почистил их, промыл в море и положил на угли вместе с паннанами. Захватив хлеб и мясо из лодки, он расстелил на песке небольшую скатерть. Дюиссана наблюдала издали.

Глиннес откупорил бутыль вина и предложил Дюиссане выпить.

«Я предпочитаю не пить вина».

«Может быть, ты что-нибудь все-таки съешь?»

Дюиссана прикоснулась к губам кончиком языка: «А что ты собираешься делать после еды?»

«Будем отдыхать на песке и глядеть на звезды, потом... кто знает, что потом?»

«О! Ты просто мерзавец, вот что! Знать тебя не хочу! Неряха и обжора, как все трилли».

«Бывают трилли и похуже меня. Устраивайся. Поедим, полюбуемся на закат».

«Я хочу есть и буду есть! — заявила Дюиссана. — А потом мне нужно домой. Ты знаешь, как треваньи относятся к неразборчивым интимным связям. Кроме того, не забывай, что я — шерль «Танчинаров» и девственница!»

Глиннес жестом дал понять, что приведенные доводы не слишком убедительны: «В жизни нередко наступают перемены».

Дюиссана застыла в бессильной ярости: «Так ты намерен осквернить шерль своей команды? Каков негодяй, подумать только! А сам делал вид, что беспокоится по поводу моего целомудрия, распространял грязные сплетни!»

«Никаких сплетен я не распространял! — в свою очередь возмутился Глиннес. — Я никому даже всю правду еще не рассказал — о том, как ты и твоя семейка ограбили меня и оставили на съедение мерлингам, о том, как ты весело смеялась, когда меня избили до полусмерти!»

Дюиссана слегка смутилась, но тихо отрезала: «Ты получил по заслугам».

«О нет, с твоим папашей и с твоими братцами я еще не рассчитался! Что касается тебя... я еще не решил, что с тобой делать. Ешь, выпей вина, подкрепись».

«У меня пропала всякая охота есть. Это несправедливо, унизительно! Никто не позволил бы с собой так обращаться».

Глиннес промолчал и приступил к трапезе.

Минуту спустя Дюиссана к нему присоединилась: «Не забывай, что если ты добьешься своего, то оскорбишь не только меня, но и всех «Танчинаров» — и запятнаешь себя на всю жизнь. А потом тебе придется иметь дело с моей семьей, и ты дорого поплатишься! Тебя будут преследовать изо дня в день, как загнанного зверя, ты нигде не найдешь покоя. Кроме того, я буду всегда глубоко тебя презирать. И ради чего все это? Чтобы облегчиться, справить нужду? Только не говори мне, пожалуйста, о «любви» — ты все это задумал, чтобы отомстить. Бесчестная, трусливая месть! Ты ведешь себя так, будто я — животное или бесчувственная вещь. Пожалуйста, можешь мною воспользоваться, как отхожим местом, можешь меня убить и выбросить, но помни, что твои отвратительные привычки не заслуживают ничего, кроме бесконечного отвращения. Помни, что...»

«Женщина! — взревел наконец Глиннес. — Имей сострадание, заткнись! Ты испортила мне весь день, и вечер тоже. Ешь молча, а когда наешься, мы вернемся в Вельген». Сдвинув брови, он сгорбился на корточках у костра и принялся уплетать все, что было под рукой — печеные паннаны, кворлей и мясо с хлебом, обильно запивая вином из двух бутылей. Дюиссана искоса следила за ним. У нее на лице появилось странное выражение — то ли презрительная, то ли самодовольная улыбочка.

Насытившись, Глиннес откинулся спиной на мшистую кочку и некоторое время размышлял, глядя на закат. Море отражало небесное великолепие цветов с прямодушием гениального художника, лишь изредка нарушавшимся темной морщиной зыбкой пологой волны.

Дюиссана сидела, обхватив руками колени, и не говорила ни слова.

Глиннес раздраженно поднялся на ноги и столкнул катер на воду, после чего жестом позвал Дюиссану: «Поехали!» Девушка залезла в лодку. Катер быстро пересек пролив, обогнул косу и приблизился к вельгенской пристани.

У причала покачивалась большая белая яхта, принадлежавшая, насколько было известно Глиннесу, лорду Дженсиферу. На борту происходило что-то необычное — все иллюминаторы ярко горели.

У Глиннеса яхта вызвала тревожное недоумение. Неужели лорд Дженсифер принимал гостей сегодня, после набега старментеров? Странно. Разумеется, он никогда не понимал и не надеялся понять аристократов. Дюиссана же, к его изумлению, поспешила к яхте, как только выпрыгнула из катера. Вспорхнув по трапу, она исчезла в салоне. Глиннес узнал послышавшийся из открытой двери голос Дженсифера: «Дюиссана, драгоценнейшая, что тебя...» Окончание фразы пропало — дверь закрылась.