Разбуди меня в 4.20 - Филипп Лис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я встал и, слегка пошатываясь, подошёл к ней. Она погладила меня по голове, и я уселся у её ног. День только начинался, уже загорались вдалеке первые всполохи, медленно таявшие на фоне гаснущих фонарей за рекой. Лёгкий ветер трепал волосы Елены, и я старался уловить каждое их, даже совсем незначительное, колебание, дабы потом всю жизнь вспоминать, заново переживая эти чудесные мгновения. Но все заканчивалось с ударом фрамуги о раму, с дребезжанием стекла, с первыми голосами утренних птиц.
Елена поставила кофе передо мной на пол, и я, делая вид что к нему отвращения не питал никогда вовсе, принюхался, опустив свой нос почти что в кружку. Я даже кончик носа замочил, неприятно обжигая кожу, потом попытался слизнуть капли напитка на моем носу.
Елена звонко засмеялась, наблюдая за мной — её всегда забавляли подобные вещи. Когда я вылакал почти все кофе, а потом и кружку вылизал, отполз немного в сторону к дивану и запрокинулся на бок, подставляя свою голову под первые лучи солнца, струящиеся в окно.
Елена допила свой кофе и, взяв обе кружки в руки, вышла на кухню, где я, кажется, не был аж с прошлого года. Оставшись наедине с самим собой, я в очередной раз пытался признаться самому себе, что да, я, конечно, животное, но мир-то на этом клином не сошелся. Встав с пола, я подошёл к шкафу и, покопавшись в нём, извлёк на свет божий мой старенький свитер и видавшие виды джинсы, подаренные мне кем-то на прошлый новый год. А когда она появилась в дверном проеме, я стоял перед зеркалом, поправляя воротник рубашки. От изумления руки её слегка задрожали.
— Я думала, что ты так весь день проваляешься как собака бездомная, — она улыбнулась. — А вот теперь смотрю, просто красавец-мужчина. Родители, наверное, уже заждались, ну что, к ним!?
Я поцеловал её, и мы, обнявшись, вышли в прихожую…
Давай сыграем в Игру?
Рассказ написан со слов человека, который много наркует. Все, что здесь написано, основано на реальном разговоре.
Где-то проснулся говяжий бульон. Я хотел его съесть, но потом понял, что надо еще до него добраться. Где-то, когда я ходил по краю, Они говорили мне. Они внушали страх одними только словами. Их было трое, ни имен, ни лиц, но они были со мной. Первый всегда говорил, что я делаю свою жизнь нечестно и опасно, может, поэтому я назвал его Совестливый. Второго я никак не мог запомнить, а третий одевался во все серое. К тому же, все, что я говорил им, воспринималось в штыки, или в ножи, как кому угодно. Сейчас я лишь часть, обреченная сидеть тут с тобой и разглагольствовать на разные темы, поверь, сам я далеко-далеко в глубинах метрополитена. Я лужу на рельсах, как Каренина. И жду вдохновения от Трех!
Это было давно, еще когда мир был плоским, а мировой океан, переваливая через край Земли, выпадал наутро теплым пресным дождем. Я не знал, куда девалась соль, но каждое утро я видел её на кухне, и добавлял в воду, скапливающуюся на карнизе, чтобы снова создать океан. Я бегал по эскалатору, чертя что-то на грязных проштампованных заводом-изготовителем поручнях. Я обычно не умею рисовать, но при определенных условиях… я люблю Вороновича, или как там его, Воронихина. И этого, Шишкина. А еще Сучкова, Заболоткина и Осинникову, но эта троица не имеет отношение к искусству (не считая настенного). Ты не знаешь, когда я родился? Да тебе, наверное, и не интересно. Я родился в Карелии, на осушенном засухой берегу горного озера. Это где-то неподалеку от… забыл город…
Когда мне было пять лет, трактор задавил мою плюшевую собачку, отдавил её хвостик, лапки и все такое. Я, не долго думая, сделал из неё кошечку с тощим крысиным хвостом. И называл Тютькой. Мой мозг не выдержит этих всех воспоминаний. А это что такое? Кто-то накапал на пол всякой гадости. Говорила мама, не балуйся с воздухоочистителем. Да и какой мне дело до высоких технологий! Лишь бы мой amigos cacainos был всегда под рукой. А остальное — дело твое. Если не согласен, можешь проваливать. Но учти, та собака лучше гавкнет, что с утра нажрется.
Ветер перемен дует ко мне в форточку. У меня нет денег. Если ты дашь мне двадцатку, услышишь, что будет дальше. Так вот, мои родители, царствие им небесное, всегда говорили, что я слишком глуп, чтобы попасть в универ или там институт. Они были правы. Хотя, помню, отец однажды не докурил хобарик, а я, чтобы не случилось пожара, решил его потушить. И сунул его в пивную бутылку моему отцу. Тот, конечно, пил пиво и подавился. Откуда, отгадай, этот шрам у меня на шее? Пять швов. Отец дал бутылкой и разбил её об мой череп. Ну, не в этом счастье. Отец был для меня как мешок с отрубями. Мы с другом играли в футбол и делали из него ворота, а когда мяч попадал ему в пузо, он что-то мычал. Это тебе сейчас смешно, а тогда это было для меня в порядке вещей. Я бы сказал слово на букву «Х», но ты сам просил не ругаться. Так и обстояли дела. Когда отец трезвел, он бегал по комнате, изображая центрифугу. А потом что-то ломал. Это было плохорошо. Ну, не плохо и не хорошо…
Тогда мной руководила троица. Я не боялся их, но тогда, бывало, они подсказывали дело. Особенно, серый. Я часто прикидывался Серым. На уроке спросят что-нибудь, а я сожмусь в комок и молчу. Они у виска покрутят и другого спросят.
Начерченная на стенах моей комнаты карта мира из трещин, разломов и оторванных обоев всегда показывала мне, где я нахожусь. По ней не заблудишься. Да и зачем? Мой приятель выложил для меня тропинку матерными словами. Но его сгубила выпивка. Сейчас он ни на что не похож, зарос совсем! И псиной воняет. Таким только соседей распугивать. Видишь, у меня на столе вязаная салфетка? Это сестра подарила еще тогда, когда я мог летать. Сейчас я даже зада от пола не оторву, таким стал тяжелым. Да и погода не летная, хотя, не
