Индокитай: Пепел четырех войн (1939-1979 гг.) - Михаил Ильинский

– Вот в этом замке Кантянь, во дворце Небесного закона, отделанном золотом и лаком, императоры принимали мандаринов и зарубежных послов. При церемонии присутствовали единицы. Я был среди них, – прикрывая глаза, говорил Быу Кам. – У этого трона гости могли стоять только на коленях и приносить дары наместнику Неба.

Перед входом во дворец застыли в вековом сне каменные драконы. За дворцом Открытого согласия, величественным строением с красными позолоченными колоннами, Быу Кам показал мне остатки пяти строений, в которых жили императорские наложницы. Вот и дворец Кхамван, где короли читали литературные писания и где к ним приходило поэтическое вдохновение.

– Эти величественные строения были разрушены бомбами и снарядами весной тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, – с горечью говорил Быу Кам. – Конечно, сохранились фотографии. Возможно, народный гений воспроизведет шедевры. Но разве разбитые камни оживают?

Меня особенно интересовал внутренний мир Быу Кама. Хотелось понять, о чем думал этот немолодой человек, лишенный волной революции тех возможностей, которые из поколения в поколение передавались выходцам именитых семей.

– Я верил императору, – говорил Быу Кам. – Думал, что вечна династия Нгуенов. Разочарование – как прерванный сон. Я вспоминаю выборы тысяча девятьсот пятьдесят пятого года. Поражение Бао Дая – последнего из Нгуенов – было предрешено. Даже его избирательные бюллетени были выкрашены в темный цвет – цвет поражения. Я был тогда ярым монархистом, провал Бао Дан расценивал как личную трагедию. Молодости присуща крайность суждений. Я искренне презирал победившего на выборах Нго Динь Зьема, но не потому, что он был предателем, заокеанским наемником – этого я, пожалуй, еще не сознавал, – я просто видел в нем кровного врага династии Нгуенов. Для меня тогда император оставался императором, несмотря на то что Бао Дай еще в тысяча девятьсот сорок пятом году отрекся от престола. Императорские гробницы, что в пятидесяти километрах от Хюэ, были той святыней, которая связывала поколения наместников Неба.

Наслаждаясь красотой гробниц, многие из которых строились более десяти лет, Быу Кам не задумывался нал тем, чьи руки создавали эти уникальные творения, кто за многие сотни верст вез сюда ценные породы дерева, камень, строительный материал. Для Быу Кама – все это было собственностью императорской фамилии. В 1945 году эта собственность рухнула. Десять лет спустя после поражения на выборах Бао Дай вынужден был покинуть пределы Вьетнама. Он – единственный из царствовавшей фамилии – не успел построить себе гробницы, но зато он навеки похоронил династию Нгуенов, хотя сам был жив и неплохо себя чувствовал в Париже.

. Людей, подобных Быу Каму, фанатичных монархистов, в Хюэ было немного – не более тысячи. Повергнутые, они замкнулись в себе, превратились со временем в инертную массу.

Патриотическая интеллигенция Хюэ, долгие годы сражавшаяся против французских колонизаторов, решительно вступила на путь освободительной борьбы под флагом Национального фронта освобождения. Многие из них прошли застенки тюрьмы Футхуа, были интернированы, брошены в лагеря смерти на островах Пулокондор и Фукуок. С одним из таких представителей прогрессивной интеллигенции Хюэ я встретился в здании городской мэрии. Шестидесятитрехлетний Хоанг Фыонг Тхао, известный во всем Южном Вьетнаме поэт и ученый-энциклопедист, пришел в ряды борцов против иностранного засилья еще в студенческие годы.

– Первую листовку, – вспоминал Тхао, – я написал в стихах седьмого июля тысяча девятьсот тридцать пятого года. Почему так точно сохранил в памяти эту дату? В тот день исполнилось ровно пятьдесят лет после захвата французами Хюэ. Колонизаторы, войдя в императорскую столицу, подожгли опустевшие кварталы. Седьмое июля тысяча восемьсот восемьдесят пятого года совпадало с двадцать третьим днем пятого месяца по Лунному календарю. Этот день стал днем горя жителей Хюэ. Столица пылала тогда трое суток…

50 лет спустя город превратился в очаг антиколониальной борьбы. С 1 мая 1930 года в Хюэ стали проходить массовые народные демонстрации. Но лишь в 1945 году над зданием верховной французской резиденции Аннама, над мостом Чангтиен, над городскими рынками были подняты флаги с золотой звездой. Революция победила в Хюэ 22 августа 1945 года. Комитет восставших, в который входил и Тхао, направил Бао Даю послание с требованием отречься от престола. Хотя власть и была в руках революционного народа, партия, учитывая особенности того времени во Вьетнаме, считала необходимым не силой свергнуть монарха, а дать ему возможность самому отречься от престола. Отречение произошло 30 августа, за два дня до провозглашения Демократической Республики Вьетнам. Перед воротами дворца Нгомон Бао Дай отдал представителям народа Хюэ золотую печать весом в 10 килограммов, служившую символом императорской власти со времен короля Минь Манга (1820–1840 гг.), а также меч с нефритовой рукояткой.

С 1946 года Хюэ, как и весь Вьетнам, поднялся на войну Сопротивления. После подписания Женевских соглашений город оказался южнее семнадцатой параллели, попал под власть сайгонского режима. И вновь террор и репрессии обрушились на патриотов. Известно, что только бывший мэр по имени Дуэ выдал охранке более десяти революционеров, оставшихся для подпольной работы в городе. Все погибли.

Во время восстания 1968 года Запретный дворец сильно пострадал, но мать Бао Дая – вдовствующая императрица не покидала город Хюэ, помогала раненым патриотам, – говорил Тхао. – Говорят, что ее даже видели в траншеях Вьетконга на горе Хайвен.

– В целом восстановили мы город через несколько месяцев после освобождения Хюэ, – продолжал Тхао. – Трудностей было немало.

В начале 1976 года в Хюэ проводилась перепись населения. Когда стали раздавать анкеты, то неожиданно выяснилось, что у некоторых слоев населения, главным образом у представителей среднего класса, сам факт сбора сведений вызвал невероятный испуг. Приходилось объяснять каждому, что перепись населения носит государственный, а не «полицейский» характер. Она необходима, чтобы знать в период подготовки выборов в единое Национальное собрание, сколько людей остаются безграмотными, безработными и какова численность населения Хюэ и по всей стране. Прежде считалось, что в Хюэ проживало примерно 200 тысяч человек. Перепись же 1976 года показала, что население города – 140 тысяч жителей.

Дананг освобождали без боя

Победная весна 1975 года. Не успел отгреметь торжественный салют в честь освобожденного Хюэ, как в 15 часов 29 марта 1975 года по стране пронеслось новое известие: свободен Дананг – второй по величине город Южного Вьетнама с населением примерно 600 тысяч человек! 31 марта я просматривал еще не смонтированные телевизионные пленки, срочно доставленные в Ханой из Дананга. Операторы Армии освобождения вошли в город вместе с передовыми частями. Перед глазами знаменитый мост Чиньминьтхе через полноводную реку Хан, или Дананг. Рядом пожилой человек с флагом Фронта освобождения. На улицах Тханькхе и Хунгвыонг жители Дананга сжимали в братских объятиях освободителей. На авеню Батьданг перед городской мэрией девушка-ополченка с автоматом через плечо несла караульную службу. Старый рыбак в нескольких метрах от нее топтал вышвырнутые из здания портреты диктатора Тхиеу.

На полуострове Сонча, где был штаб так называемой первой корпусной зоны сайгонского режима, откуда следовали призывы «защищать Дананг до последнего патрона», – следы поспешного бегства. На первом этаже здания штаба, в кабинете генерала, отвечавшего за оборону Дананга, разбросаны карты, секретные документы. Из дверей дома солдаты Армии освобождения выносили папки с архивами и укладывали в грузовик. Возможно, многое раскроют эти документы о тех преступлениях, которые чинила сайгонская военщина в этом городе. Но вернее всего их просто сожгут, а пепел рассеют в реке Хан.

Распахнулись двери Данангской городской тюрьмы. Тысячи политических узников обрели свободу.

Дананг – это город, имевший большое стратегическое, военно-политическое и экономическое значение в жизни Южного Вьетнама. Здесь находились четыре порта и три аэродрома, способные принимать современные морские и воздушные лайнеры. На аэродромах, захваченных патриотами, – десятки реактивных самолетов ВВС Сайгона. В порту у причалов множество военных и транспортных судов…

…Самолет «Як-40» шел на посадку. Неподалеку от океанского побережья с нежными золотистыми пляжами, у подножия живописной горы Морского облака раскинулся Данангский аэродром – один из самых крупных в Индокитае и Юго-Восточной Азии. Его бетонное полотно толщиной более четырех метров принимало самые современные реактивные самолеты. Еще совсем недавно отсюда поднимались «фантомы» и «скайрейдеры». Посадочные площадки были готовы и для приема американских стратегических бомбардировщиков «В-52». Десять лет назад отсюда взлетал бывший сайгонский «премьер», вице-маршал марионеточной авиации Нгуен Као Ки для бомбардировки территории Северного Вьетнама. Ки похвалялся тогда, что сайгонская военщина нанесет сокрушительный удар по национально-освободительному движению во Вьетнаме. Я вспомнил об этом заявлении марионетки (ныне содержит один из баров в Калифорнии), еще с воздуха оглядывая десятки плененных сайгонских вертолетов и самолетов. Они так и застыли на взлетных полосах, в ангарах и капонирах.