Клинки против смерти - Фриц Лейбер

- Будем считать его нулевым черным жрецом, а, Мышелов? - спросил он.

Но сам Мышелов причин для веселья не видел. Все его дурные предчувствия вернулись вновь. Что, если они однажды просчитались, и один из черных жрецов, скажем, тот, что скатился с горы в огромном снежном шаре, уцелел или уцелел тот, которого они посчитали погибшим в тумане. А тогда почему они не могли просчитаться еще раз? К тому же откуда такая уверенность, что черных жрецов было семь? А раз их было восемь, то могут найтись и девятый, и десятый… и двадцатый…

Но Фафхрд лишь посмеивался в ответ на его опасения, лихо рубил дерево, и скоро перед невысокой скалой забушевало пламя. И хотя Мышелов понимал, что оно выдает их всей округе на целые мили, он так рад был теплу, что не стал сурово отчитывать северянина. А когда они согрелись и доели оставшееся с утра мясо, такая восхитительная усталость овладела Мышеловом, что, плотно завернувшись в плащ, он сонно откинулся на спину. Но Фафхрд выбрал именно этот момент, чтобы вытащить поближе к огню алмазный зрачок, и глаза Мышелова уже не закрылись.

На этот раз северянин не собирался впадать в транс. Он оживленно и с вожделением ухмылялся, поворачивая камень то туда, то сюда, явно наслаждаясь его блеском, явно прикидывая в уме его цену в полновесных ланхмарских золотых.

Фафхрд перестал крутить камень, один из лучей его бил теперь прямо в глаза Мышелову. Тот поежился, почувствовав, что камень злобно и осмысленно глядит на него.

Но Фафхрд послушно убрал алмаз, потом то ли усмехнулся, то ли зевнул и в свой черед завернулся в плащ.

Причины для обоснованных опасений и страхов растаяли сами собой.

Пробудился он оттого, что почувствовал, как его грубо бросили на мясистую густую траву, неприятно напоминавшую мех. Голова его просто раскалывалась, вокруг пульсировало желто-пурпурное сияние, которое прорезали ослепительные лучи. Он не сразу понял, что огни эти вне его черепа, не внутри.

Он поднял голову, чтобы оглядеться, и страшная боль пронзила его. Но Мышелов не покорился ей и довольно быстро понял, где он вдруг оказался.

Он лежал напротив зеленого холма на покрытом темными кустами берегу кислого озера. В ночном небе полыхало северное сияние, а из щели-рта на макушке холма - теперь раскрывшейся шире - валили клубы красного дыма, вырываясь с усилием, словно задыхаясь пыхтел великан. Плоские лица по сторонам зеленой горы в зловещем свете словно ожили, рты их подергивались, глаза полыхали, и в каждом был зрачок-алмаз. Оцепеневшая фигура Фафхрда высилась в нескольких футах от Мышелова перед приземистым каменным столбом, который действительно оказался резным алтарем с громадной чашей на плоской вершине. Северянин что-то твердил нараспев, прихрюкивая со странными придыханиями. Такого языка Мышелов не знал и ни разу не слыхал, чтобы Фафхрд употреблял его.

Мышелов с трудом сел. Тщательно ощупав череп, он обнаружил громадную шишку над правым ухом. От рук Фафхрда посыпались искры - их явно породили сталь и камень, - и над чашей полыхнул столб пурпурного пламени. Мышелов видел, что глаза северянина плотно закрыты, а в руке его зажат алмазный зрачок.

И тогда Мышелов понял, что камень этот много мудрее черных жрецов, что служили холму-идолу. Они были просто жрецами, чересчур фанатичными и неразумными, - они, но не бог, которому поклонялись. Пока жрецы пытались отобрать похищенный глаз и уничтожить святотатцев-воров, алмазный зрачок сам позаботился о себе. Он заворожил Фафхрда, направил его на ложный курс, вернувший их с Мышеловом к истекающему желанием мести зеленому холму, и даже поторопил их: Фафхрд шел всю ночь, неся Мышелова, которого перед этим оглушил во сне жестоким ударом.

К тому же алмазный зрачок был куда дальновиднее и целеустремленнее жрецов. Он явно имел в виду нечто более важное и значимое для себя, чем просто возвращение в каменную глазницу идола-холма. Иначе зачем наставлять Фафхрда тащить с собой оглушенного Мышелова? Алмазный зрачок назначил каждому собственную участь. В воспаленном мозгу Мышелова все пульсировала фраза, которую Фафхрд бормотал две ночи подряд: “Но ему нужна кровь героев, чтобы воплотиться в образе человека”.

И пока все эти мысли слабо копошились в воспаленном мозгу Мышелова, он заметил, что Фафхрд идет прямо к нему, сжимая алмазный зрачок в одной руке и обнаженный меч - в другой. На невидящем лице северянина застыла победная улыбка.

- Пойдем, Мышелов, - мягко сказал Фафхрд. - Время… Мы с тобой пересекли озеро, поднялись на холм, верхние уста напоили нас сластью поцелуя, мы смешали свою кровь с горячей кровью Нихвона. Так обретем, наконец, жизнь в каменных гигантах, которые скоро родятся, познаем же вместе с ними радость, когда наши ступни ощутят прах городов, кровь армий, мягкую почву возделанных полей.

Эти безумные речи пробудили в Мышелове силы, и, невзирая на пляску света на небе и на земле, он вырвал из ножен Скальпель и бросился к Фафхрду, обрушив на его длинный меч хитроумнейший удар с винтом и поворотом, от которого оружие должно было бы улететь из рук северянина, тем более что глаза того оставались плотно закрытыми.

Но тяжелый клинок Фафхрда ускользнул от разящего меча, словно от детской ручонки… Грустно улыбнувшись, северянин обрушил тяжелый удар, метя в горло друга. Тот успел увернуться, лишь отчаянно и безрассудно прыгнув назад.

Теперь он оказался ближе к озеру - Фафхрд наседал, атакуя со скорбью. На неподвижном лице его застыла безмерная печаль, но тяжелый меч сновал будто Скальпель, выписывая сверкающие арабески атаки, Мышелов отступал все дальше и дальше…

И все это время глаза Фафхрда оставались закрытыми. Только почти на самом обрыве Мышелов догадался, в чем дело. Алмазный зрачок в левой руке друга видел за него. Подрагивая из стороны в сторону, он следил за каждым движением Скальпеля.

И потому, прыгая под желто-пурпурным пульсирующим небом на скользкой черной кромке обрыва у покрытого зыбью озера, ощущая всей спиной тяжкое пыхтение зеленого холма, Мышелов вдруг решился: не обращая внимания на разящий клинок Фафхрда, он прогнулся и внезапно рубанул по алмазному зрачку.

Меч Фафхрда просвистел едва ли не в пальце от его головы.

Алмазный зрачок взорвался и рассыпался в мелкую белую пыль.

Черная шерстистая почва под ними дрогнула в безумной муке.

Зеленый холм разразился огненной карающей вспышкой. Мышелов едва устоял на ногах. Из разверзнувшейся пасти в избитое до синяков нёбо взметнулся столб расплавленного камня.

Ухватив за руку дикими глазами озиравшегося по сторонам северянина, Мышелов повлек его за собой подальше от зеленого холма и озера.