Невыживший (сборник) - Александр Варго

– А соседи? Они бы видели его.

– Я собираюсь съездить туда и все проверить. Даже если птиц не окажется, найдутся следы их недавнего пребывания.

– А если девушка Анисимова уже рассказала ему о том, что ты приходил, и он все успеет подчистить?

– Все не уберешь. Следы всегда остаются, ты же знаешь. Главное – знать, где искать. Прихвачу кого-нибудь из команды Полтавина.

– У тебя ордера нет.

– Ну, так ведь и хозяев там нет.

– Зато полно соседей. Лето на дворе.

Рогожин задумался.

– А мне дадут ордер? – спросил он через несколько секунд.

– Основания какие?

– Никаких, в общем-то.

– Вот именно.

– Слушай, может, мы того… ночью?

– Соседи полицию вызовут.

Рогожин рассмеялся:

– Да они там час ехать будут! Пока найдут адрес в темноте…

– Нет, не надо этого лихачества, – перебил Самсонов. – Что ты действительно можешь сделать, так это съездить в Лосино и выяснить, не появлялся ли там Анисимов. Ну, и не держит ли он петухов. Птиц-то не скроешь.

– Точно! – обрадовался опер. – Так и сделаю.

– Давай, потом доложишь. И без экстрима.

– Да понял я, понял.

Около полудня Самсонову позвонил по внутреннему телефону Башметов.

– Зайди ко мне! – бросил он коротко.

Самсонов отправился в кабинет начальника.

– Пал Петрович, – сказал он, входя, – порадуйте меня! Нам дадут ордер на то, чтобы узнать, кто усыновил…

– Да погоди ты! – раздраженно перебил Башметов. В кабинете было накурено, в пепельнице лежала дымящаяся сигара. – Я только успел переговорить с судьей и переслал ему твой рапорт на ознакомление.

– А людей для слежки за потенциальными жертвами дали?

Башметов фыркнул, схватил сигару и яростно затянулся.

– Держи карман шире! Сказали, что мы и так жируем.

– Так не дадут? – Все-таки Самсонов в глубине души надеялся, что повезет и оперов выделят.

– Нет! Вот зато полюбуйся! – Башметов протянул подчиненному газету. Похоже, ее вначале скомкали, а потом расправили.

Самсонов все понял, едва взглянув на ее название.

– Знакомое чтиво, – проговорил он. – Опять Жженова жжет?

– Еще как! И судя по тому, что она пишет, не она одна.

– Кто еще? – Самсонов прочитал заголовок и поморщился.

– Ты!

– Я?

– Она утверждает, что писала статью, получив информацию из надежных источников, и, похоже, так и есть. Некоторые подробности она могла узнать только у нас.

– Я дал ей интервью, – признался Самсонов.

Брови у Башметова поползли вверх.

– С какого перепуга? – проговорил он медленно. – Ты почитай, что она написала!

– Лучше вы мне в двух словах скажите, Пал Петрович.

– Мы, оказывается, ловим кастрированного импотента, забитого женщинами, с комплексом неполноценности и так далее в том же духе!

– Ну, так ведь и есть.

Башметов вздохнул.

– Чего ты добивался, рассказывая ей об этом? Хочешь, чтобы преступник прикончил ее?

– Думаете, кто-нибудь расстроится? Шучу, шучу! – Самсонов поднял руки, как бы сдаваясь. – На самом деле у нас проблема: возможно, убийца зациклен на том, что он делает, а я хочу заставить его выйти на связь с нами или хотя бы с этой Жженовой. Пусть обнаружит себя.

– И сделает ошибку? Ты всерьез на это рассчитываешь? – Тон у Башметова был скептический, поэтому Самсонов просто пожал плечами.

– Надо использовать любую возможность.

– А если он убьет Жженову?

– Она большая девочка и сама должна соображать, что и про кого пишет.

Башметов побарабанил пальцами по столу.

– Ты действительно так думаешь?

– Я надеюсь, что убийца прежде всего захочет не мести, а опровержения.

– Это при том условии, что он не кастрированный импотент, – проговорил Башметов. – А вот если она написала правду…

Самсонов хотел было ответить, что убийца как раз, вероятно, имеет проблемы с потенцией, и вдруг понял, что начальник прав: если психологический портрет верен, преступник не станет требовать опровержения. А если он равнодушен к общественному мнению, то тем более. Он просто придет в ярость и захочет уничтожить того, кто вывел его из себя.

– Простите, шеф, мне надо кое-куда съездить! – пробормотал Самсонов.

– Пусть за ней присматривают, – отозвался Башметов. – И газетенку эту мерзкую прихвати с собой! Нечего ей тут у меня валяться.

Жженова аккуратно сложила газету и положила на край стола. Она чувствовала возбуждение: это была ее первая действительно стоящая статья, с реальным эксклюзивом, которому могли позавидовать другие издания.

Она долго думала, почему вдруг следователь Самсонов решил дать ей интервью. Неужели она его дожала – после стольких лет? Настойчивость – вот наш метод! – удовлетворенно сказала себе Жженова. Она встала из-за стола и подошла к окну. Там лил дождь, на фоне серого неба раскачивались клены. Было ли лето хуже этого? Лене казалось, что нет. Она повернулась и направилась к двери. Наклонилась, взяла с табурета зонт и встряхнула. С него слетело несколько капель. Жженова задумчиво расправила его, прикидывая, сможет ли вытянуть из Самсонова еще что-нибудь, или ей просто повезло, и полицейский дал в тот раз слабину.

Журналистка вышла из редакции и, раскрыв зонт, побежала по лужам к машине. «Фольксваген гольф» стоял возле кустов шиповника, накрытый брезентом. К счастью, здесь ветер почти не чувствовался, и Жженова скатала брезент за каких-то пять минут. Сунув его в багажник, она села в машину и завела мотор. Магнитола сломалась еще неделю назад, а починить руки не доходили. Да и лишних денег особенно не было. Приходилось обходиться без музыки. Сначала это напрягало, но потом Жженова привыкла. Человек ко всему привыкает – кажется, это Достоевский сказал. Правда, писатель считал, что это плохо и неправильно. Подлецом за это человека называл даже. Жженова была с Достоевским не согласна. Ей всю жизнь приходилось привыкать то к одному, то к другому. Сначала жить с мужем, потом – без. Смириться с тем, что у нее нет и не предвидится детей. С тем, что ей скоро сорок, а она все еще пишет статейки для криминальной хроники и не имеет ни малейших перспектив карьерного роста. Что приходится подолгу ходить вдоль магазинных полок, выбирая что подешевле.

И эта статья едва ли что изменит. Вот если бы освещать весь ход расследования, а потом взять интервью у убийцы! Если, конечно, его поймают. А там и книгу неплохо бы написать. Но это все мечты. Нельзя давать своему воображению волю: разочарование будет сильнее.

Жженова вывела «Фольксваген» на дорогу и покатила домой, на южную окраину. Ехать надо было мимо супермаркетов, промзоны и строек – там, у черта на куличках, стоял ее «корабль», похожий на вытянутую грязную коробку.

Журналистка припарковалась возле подъезда и пошла к двери, доставая на ходу ключи. Справа стояли консервные банки, в которых мокли под дождем кусочки колбасы – лакомство для местных кошек. Их подкармливала бабка из третьей квартиры, тощая и скрюченная, с каким-то ржавым цветом лица. Хорошо хоть в подъезд не пускала.

Когда Жженова отперла электронный замок и уже почти вошла, сзади ее кто-то окликнул:

– Подождите, пожалуйста!

Обернувшись, она увидела женщину в дождевике, спешащую по дорожке с набитой сумкой через плечо.

– Я только разложу газеты по ящикам, – проговорила она, подходя и переводя дух. Голос у нее был низкий, словно прокуренный.

– Да пожалуйста, – пожала плечами Жженова и начала подниматься.

– А вы из какой квартиры? – спросила женщина, открывая сумку. – Может, у меня для вас что-нибудь есть, так сразу и взяли бы.

Жженова остановилась и повернулась.

– Я думала, вы рекламу раскладываете, – сказала она.

– Нет, я с почты. – Женщина приветливо улыбнулась. Черты лица у нее были грубоватыми, но в целом довольно правильными.

– Я из сорок третьей, – ответила Жженова.

– Сейчас посмотрим. – Почтальонша начала рыться в сумке. Вытащила какой-то конверт. – Ваша фамилия Жженова?

– Да. Что там? – Журналистка протянула руку.

Почтальонша вложила ей в ладонь конверт.

– Письмо, наверное. Одна живете? Может, еще для кого-нибудь корреспонденция есть.

– Нет, это вряд ли, – машинально ответила Жженова, разглядывая адресата. Фамилия была ей незнакома. – Я одна живу. От кого это, интересно, – пробормотала она.

Почтальонша вдруг протянула к ней руки, и Жженова ощутила пониже плеча укол. Дернулась, но поняла, что женщина держит ее на удивление крепко и в руке у нее шприц. Жженовой стало страшно. Это чувство накатило сразу и захлестнуло ее словно волна.

– Я хочу дать вам эксклюзивное интервью! – тихо проговорила изменившимся тоном почтальонша, глядя журналистке в глаза. Теперь в ее голосе слышалась злоба.

Жженова почувствовала, как подкашиваются ноги, она покачнулась и хотела за что-нибудь ухватиться, но руки не слушались. Журналистке казалось, что она падает, погружаясь в горькие темные воды. Женщина подхватила ее и прижала к себе. От нее пахло потом, сладким парфюмом и чем-то резким, неприятным. Почему-то Жженовой вспомнилось, как в детстве родители водили ее в парк аттракционов.