Тайна архивариуса сыскной полиции (СИ) - Зволинская Ирина

Нет, в части контроля за моей жизнью князь, вне всякого сомнения, немножечко маньяк, но с каких это пор Милевский стал опасаться Чернышова? Ведь наше общение было одобрено им!

«Я видел его отчеты, ты – ангел, судя по ним», – всплыли в памяти слова Милевского.

У меня задрожали руки.

«Ангелам не место в аду, Мария!»

Мог ли Петр увлечься мной? Мог ли наказывать смертями? За несколько лет греховной связи с князем…

«Маша! Почему открыла, не спросив?!» – искреннее, неподдельное беспокойство в голосе Чернышова.

Господи, ну и бред! С первой встречи Петр отнесся ко мне тепло, опекал, обучал, поддерживал. Не один год! Вот уж кто самый вменяемый человек в моём окружении.

«Один из лучших следователей империи», – так сказал о нём князь.  Близкий ко мне и … верный государю. А … верный ли? Народ требует перемен, но что из себя представляет полиция? Она ведь и есть – народ. Кому как не тем, кто ежедневно видит всю гниль и затхлость режима, разделять мечты о светлом будущем для страны?

Почему меня до сих пор не допросили? Почему Белянин отпустил меня в Москву? И кто, как не Петр, знает меня настолько хорошо, понимая – единственная причина мне выпустить на волю огонь – страх за жизнь. Не мою, страх за жизнь князя.

Господи, еще немного, и я окончательно скачусь в паранойю, подозревая вся и всех!

Работник вокзала отдал Чернышову честь, тот спрятал жетон и, оглядевшись, увидел меня. Буркнув что-то под нос, Петр отбросил папиросу в сторону и направился ко мне.

А ведь Чернышов не беден, почему одевается как бедняк? Только ли для того, чтобы не выделяться? 

Снова меня начало колотить, снова от страха замутило. Нет, я не буду бежать, и не буду трусливо прятаться!

Если за всем этим стоит Чернышов, он сделает всё, чтобы я не села на поезд. Расскажет об аресте князя, к примеру. Или применит силу, если я вдруг не проникнусь важностью момента. Значит, он не один? Я расправила плечи и приготовилась ждать. Как бы то ни было, что-то да я узнаю. Прямо сейчас.

– Маша, где мальчик? – недоуменно спросил меня Петр и, нервным жестом подкрутив ус, недовольно гаркнул: – Только не говори, что ты никуда не едешь!

В ушах зашумело, и от облегчения закружилась голова. Господи, пожалуйста, пусть я ошиблась! Пусть Чернышов будет ни при чем!

– Садись, – вместо ответа приказала я.

Петр устроился рядом и, оглядывая содержимое коляски, выругался.

– Ну что за выбрыки, Мария?!

– Выбрыки? – я задрала подбородок. – О чем ты, Петя?

– В столице творится черт знает что! Протесты, пророки…Мы не знаем, кто стоит за убийствами, следствие в тупике! В литерном нашли твои документы, и князь вдрызг рассорился с государем, запрещая допрашивать тебя, а ты снова выкидываешь очередное коленце! В Петербурге тебе со всех сторон не безопасно! Мне насильно усадить тебя в поезд? Что я должен сказать Алексею Сергеевичу? У князя полно забот, не добавляй ему еще одну!

Я поджала губы, а Петр устало добавил:

– Одна эта газета с обвинениями Милевского чего стоит…

– Что ты думаешь об этих обвинениях, Петя? – тихо спросила я.

– Да что тут думать, навет, – небрежно отмахнулся он. – Извинятся, сменят редактора да штрафом отделаются, больно издание серьезное. А так бы прикрыли. Неприятно, но ничего из ряда вон.

– Ничего из ряда вон, говоришь? – сощурилась я и, сдерживая желание кричать, ровно спросила: – Тогда объясни мне, Петя, почему же Милевский арестован?

Чернышов замолчал. Задумчиво подкрутил ус и, прямо взглянув мне в глаза, уточнил:

– Ты уверена? Откуда такие сведения?

От этого простого и абсолютно правильного вопроса я на миг лишилась дара речи. Почему? Почему я не усомнилась в словах Насти? Почему безоговорочно поверила? Да, Алексей не приехал сам, но он князь! У Милевского действительно полно дел! Мы попрощались!

Потерев воспаленные глаза, я устало призналась:

– От Денских, она ссылалась на Вяземского. Нет. Я не уверена.

– Вяземского? – переспросил Петя. – Интересно…

За нами встал экипаж, на Степана гаркнул извозчик. Мы мешали проезду, и непременно завязалась бы ссора. Я окрикнула слугу и попросила отъехать куда-нибудь в тень. Обласкав чужого возницу крепким словцом, Степан проехал вперед, чтобы развернуться. Лошадь фыркнула, Петр внимательно на меня посмотрел:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Мария Михайловна, ты спала сегодня? Или всю ночь глаз не сомкнула, тревожилась?  

Я опустила плечи, отворачиваясь в сторону, так тяжело мне было видеть беспокойство в его взгляде. Господи, опять в мыслях своих я обвинила невиновного! Не разобравшись, без доказательств… во всех смертных грехах!

И если в смерти Дмитрия не было моей вины, то сейчас я была готова! Готова вершить свой собственный суд...

Я закрыла веки, запрещая себе смотреть на синее небо. Не теперь, это больно смотреть в небеса, когда грехи твои жгут глаза. Когда от стыда и вины нельзя вдохнуть полной грудью…

– Ох ты, горюшко-горе…  – пробормотал Чернышов и неловко обнял меня, почти сразу убрав руки.

От него пахло табаком, я рвано выдохнула и ладонью отерла выступившие слезы, ощущая невыносимую, нечеловеческую усталость.    

– Просьбу забрать мальчика мне передал вчера Белянин. Ни о каком аресте Андрей Аркадьевич не заикался. Если бы князя арестовали, о том наверняка бы трубили все вечерние газеты.

Глубоко вдохнув еще прохладный воздух, я кивнула, принимая доводы Петра.

–  Да. Ты прав, Петя.

– Единственное, что настораживает меня в твоих словах, так это упоминание Вяземского. Государь его только назначил над Беляниным, и то негласно, а теперь выходит, о том уже знают, – сказал он, и я вздрогнула, вновь натягиваясь струной. – Да глупость, Маша, – Чернышов махнул рукой. – Где бы твоя Денских могла его встретить? Не того полета птица. Суфражистка, революционерка, скандальная девица. Брат давно ей от дома отказал. Набрехала.

Я похолодела. Солгала? Она не знала, что я у Клер, не знала, что я собираюсь уехать. Слишком много случайностей для лжи!

– …  а ты, – сквозь шум в ушах услышала я голос Петра, он бросил взгляд в сторону часовой башни, – а ты еще успеешь на поезд. Вещи можно и почтой переслать. Ребенок у Милевского? На Мойке?

– Нет, – собираясь с мыслями, сглотнула я. – Вася на Троицкой, с мадам Дюбуа. Мы должны были отправиться вместе. Без неё я не поеду, у меня и билета при себе нет.

Петр неодобрительно покачал головой и задумчиво потер подбородок.

– Денских сказала, что помирилась с братом, – кашлянув, добавила я. Как не пыталась я держать себя в руках, голос сорвался. – Именно у него она и встретила Вяземского.

Чернышов подобрался.

– Я узнаю, – пообещал он мне.

Пальцами найдя перевернутый к ладони бриллиант, я кивнула:

– Хорошо.

– Езжай-ка ты пока спать, Маша, – наконец, решил он. – Я на службу. А там и князь твой найдется. Выпорет тебя разок, глядишь, если не поумнеешь, так успокоишься.

Он хотел было встать, но я остановила его, положив руку ему на локоть.

– Нет, Петя.

– Понятно, что нет, – фыркнул он. – Некому тебя пороть, ой некому... – протянул он, да только я видела, что он вовсе не так весел, как хочет казаться.

– Ты сказал, дело в тупике.

– В тупике, – не стал он отпираться.

– Позволь мне ознакомиться с материалами? Сейчас. Может быть, я всё-таки смогу что-то вспомнить. Кому, как не мне, попробовать помочь следствию? Тем более, я ведь тоже пока значусь служащей сыска.

Петр замер, обдумывая мои слова. Меня же снова захлестнули подозрения. Если он откажет, если не допустит меня… то … он всё же что-то скрывает?

Сердце застучало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Хорошо, едем, – тихо сказал Чернышов, и от облегчения у меня закружилась голова. – Заодно официально опросим тебя, раз уж ты сама того хочешь.   

Глава 21

Первая жертва – Мария Ефимовна Смирнова, 23 года. Сирота. Мать умерла, отец – профессор математики – запил и влез в долги. Образована, умна, чуть полновата, скорее загадочна, чем привлекательна и, определенно, знающая себе цену молодая женщина. Дорогая, принимала клиентов нечасто. Задушена после соития.