Огненное лето 41-го - Александр Авраменко

За себя и своих ребят я уверен — мы не побежим! Мы все уже сталкивались с этой коричневой чумой, били гада не раз, и ещё не раз будем бить! Главное — чтобы начальники не побежали, а солдаты — выстоят…

Глава 31

— Товарищ майор, команда пополнения летного состава из, — голос сбивается и слегка вздрагивает, — бывшего 2-ого штурмового авиационного полка, в составе 5 самолетов и 12 пилотов прибыла в ваше распоряжение. Старший по команде — старший лейтенант Столяров.

— Товарищ майор. Команда пополнения наземного, технического и вспомогательного состава из, — голос твердый и бестрепетный, — бывшего 2-ого штурмового авиационного полка, в составе 13 автомашин и пятидесяти двух бойцов и командиров прибыла в ваше распоряжение. Старший по команде — майор Чебатурин.

Нас отдали на доукомплектование 4-го штурмового полка. Большая часть техников, оружейников и наземных служб передана в другие части, а мы теперь здесь. Их тоже потрепало, но, конечно, не так, как нас.

— Вольно, товарищи, — Майор Рейно пожимает нам руки, улыбается, но в глазах у него лед. — Проходите, присаживайтесь. Как я понимаю, — майор смотрит на мои награды, — боевой опыт у вас уже имеется, так?

— Так точно, товарищ майор. Правда, награды эти в основном еще за Финскую…

— За Финскую — он неожиданно оживляется. — А у кого там летал?

— В 26-ом истребительном. У Лиходеева.

— А я — в 7-ом… соседями были… — его взгляд теплеет. — Ну, товарищи, давайте подумаем вместе кого куда…

Из состава нашего прежнего полка в должностях не понизили только меня и… Чебатурина. Теперь он снова начальник особого отдела. За день до нашего прибытия в 4-ом погиб во время вражеского авианалета особист, и майор занял его место. Собственно, меня еще и повысили — в том же четвертом повыбило всех комэсков, кроме одного — старшего лейтенанта Меспанова.

И, когда майор Рейно узнал, что я уже был комэском, он тут же загорелся. А новая эскадрилья вполне ничего себе — ребятки, хоть и зеленые, но цепкие. Так что уже 28-ого я вылетаю с ними на поддержку наших в районе Ельни. Километрах в пятидесяти от аэродрома нас принимают под защиту ишачки.

Первый раз за эти пять дней я вижу краснозвездные истребители, которые сопровождают штурмовики по всем правилам боевого искусства. То есть, аккуратно, точно на параде, построившись звеньями выше и правее нас.

Ага, на параде, мать вашу! В одну секунду чёткий строй превращается в жуткую вертящуюся карусель — полдесятка мессеров, вывалившихся из-за низкого облака, накидываются на И-16 сопровождения… да что ж вы делаете, гады!

Вместо того, чтобы атаковать незваных гостей всем скопом, истребители встают в оборонительный круг — навстречу немцам бросаются только двое наших, но одного из них сразу же поджигают, и он, крутясь осенним листом, сваливается к земле. А второй — молодец! Нападает, уворачивается, кидается из стороны в сторону, из всех своих сил пытаясь не допустить немцев к нам.

А чуть в стороне крутится круг, в который стали его трусливые подонки-однополчане. Э-эх, была б у меня связь с истребителями, я бы им сейчас сказал пару ласковых! Ну, ничего, если вернусь — все в отчете изложу.

— Березы, Березы, я — Береза-1. Идем на цель, на бой не отвлекаться!

Сказать-то я сказал, да только вот сейчас эти гады добьют нашего последнего защитника — и за нас примутся. Успеть бы только, только бы успеть…

Не успели. Мессеры врываются в наш строй, как коршуны в курятник. Сразу вспыхивают два Ила. Вижу, как от обоих отделяются черные фигурки и летят вниз. Краем глаза успеваю заметить белый купол, но дальше смотреть некогда. Эскадрилья встает в круг, может еще и удастся отбиться. Ну, где ж вы, ишачки родненькие, суки трусливые! Где! Вам бы сейчас на них кинуться, да в куски и порвать, когда они нами заняты.

Как бы не так. Ишачки, похоже, струсили окончательно. Вертясь в смертельной карусели, я вижу, что истребители так и не сломали свой круг. Боятся, гаденыши, а нас сейчас…

Кажется, нам повезло. То ли у них бензин кончается, то ли поняли, что просто так мы не дадимся, но немцы неожиданно разворачиваются и отбывают восвояси. Так, а где там наш эскорт? Удрали, герои…

Мы снова собираемся в строй и на предельно малой высоте подходим к Несвижу. Я четко различаю тоненькую неровную линию траншей и пятнышки ячеек, возле которых расцветают и мгновенно увядают черные цветы артиллерийских разрывов. Вот это мы сейчас и будем прекращать, благо цель уже видна — вон они, артиллерийские батареи, что ведут огонь по нашим бойцам. Ну, теперь держись, немчура, возмездие, как в Библии сказано, грядет с небес…

Четко, как на учениях, заходим на штурм. На 150 метрах — сброс. Освободившийся от смертоносного груза самолет ощутимо вздрагивает и, словно норовистая лошадь, рывком ускоряется. Я не вижу, но чувствую, как там, внизу, аккуратные металлические коконы бомб превращаются в маленькие огненные смерчи, несущие смерть и хаос всем, кто оказался вблизи.

С разворотом набираю высоту, и смотрю на дело своих рук… то есть, бомб. Ага, хорошо положили — расстреливать уже и нечего, и некого. А кто это у нас такой смелый колонной по дороге идет?

— Березы! Я — Береза-1, цель — колонна на дороге. Атака!

ИЛы валятся на крыло и, будто с горы, скользят вниз. А командир колонны-то — дурак! Или подготовка у немцев стала совсем аховая. Ну кто же при команде воздух на дороге залегает? Нет, спасибо, конечно, мы не гордые…

К залегшим тянутся хищные огненные пунктиры трасс. Пошла потеха. Пускаю самолет на предельно малой, до земли — всего метров восемь-десять. Прямо передо мной возникают бегущие люди в серо-зеленом обмундировании. Один из них оборачивается, и я на мгновение вижу его распяленный в немом крике рот и безумные, выскакивающие из орбит глаза. Ну, привет вам на русской земле, гости дорогие!..

Мы прорабатываем залегших пруссаков, потом я разворачиваю эскадрилью и идем на второй круг. С десяток темных фигурок все еще бестолково мечется в разные стороны, но большая часть уже лежит вдоль дороги. Спокойно так лежат, ничего уже не боятся…

Ах ты наглец! Ты еще в меня из своего дробовика целить будешь? Ну, лови… Черная точка укладывается в прицел. Н-на!

Так, вроде все.

— Березы, Березы, кончаем работу. Уходим. Домой, ребята.

Моя эскадрилья в хорошем темпе собирается, и мы идем почти ровным строем. Хорошо проработали, теперь бы еще до дома спокойно добраться…

Ага, сейчас!

— Внимание всем! На одиннадцать часов — противник, всем приготовиться…

Все-таки немцы — наглый народ! Вчетвером на десятерых — нахалы! А чего это мы будем в оборону вставать? А ну-ка…

Всё второе звено вместе со мной резко лезет вверх, а остальные, под командой нашего комиссара эскадрильи политрука Петровского, крадутся понизу. Что, Гансы, страшно?

Немцы попались какие-то непуганые. Прут в наглую, даже не понимая, чем для них чревато влезть в такие вот ножницы. Ай, молодцы! Ну еще чуть-чуть, ну еще капельку… Есть!

— Всем! Атака!

Мы валимся сверху, разгоняясь на снижении, а Петровский резко поднимает своих. Ага, похоже, теперь они задергались — двое кидаются к нам, двое остаются разбираться с нижними. Хорошая это идея, господа фашисты, только пришла она к вам в головы не вовремя. Я легко проскакиваю немцев, идущих мне наперерез, и устремляюсь к той паре, что осталась внизу — они-то меня не видят! Один из них сразу же попадает в прицел…

Мессершмитт исчезает в облаке взрыва. Куда я там ему попал — не знаю, но получилось здорово. Второй немец, ошалев от увиденного, пытается увернутся от меня и вываливается прямо на ИЛ Петровского. Политрук не промахивается, и мессер, оставляя за собой дымный след, битой влёт уткой валится вниз.

Второй пары можно не опасаться оценив бесславный и скорый конец своих напарников, они разворачиваются и удирают со всей возможной скоростью. Скатертью дорожка, все равно преследовать не будем! А теперь — домой…

До аэродрома добираемся быстро и спокойно. Молодежь радуется и, заходя на посадку, каждый из них считает своим долгом покачать крыльями и выполнить небольшую горку в знак удачного вылета. Вот же дети…

Я сажусь последним. Штурмовик легко бежит по полю. Фонарь отъезжает назад, и я тяжело вываливаюсь из самолета. Мой технарь протягивает мне зажженную папиросу:

— Как леталось, товарищ старший лейтенант?

Как леталось? Минус два самолета, плюс сотни две гитлеровцев и гаубичная батарея в придачу. А летчики-то наши, тю-тю — выпрыгнули.

— Хорошо леталось, товарищ младший сержант.

Паренек расцветает от услышанного. Он подхватывает стоящее ведро с водой, и сливает мне, пока я умываюсь и отфыркиваюсь.

— Что новенького слышно?

Паренек сразу же серьезнеет. Улыбка сбегает с его широкого лица, и он, понизив голос до шепота, сообщает: