Боярышня Дуняша (СИ) - Юлия Викторовна Меллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Борис Лукич, ты где?
— Еремей Профыч? Иди сюда… здесь печь растоплена! — послышался гулкий голос
издалека.
Дунин дед двинулся вперёд, подталкивая внучку, а она шла и соображала, что они вышли за
пределы избы и даже присоединенного к ней склада, но продолжают идти. Уже позже, когда
она выйдет, то поймёт, что они под землей прошли к одной из башен и разговаривали в
подземном помещении.
А пока они шли по проходу, не обращая внимания на закрытые по бокам двери, поднялись
по ступенькам и сразу же очутились в небольшом помещении. Там действительно было заметно
теплее, но основное тепло всё же расходилось по открытым коридорам.
— Я приказал Анисиму пожарче печь затопить, чтобы не заморозить нашу маленькую
гостью, — улыбнулся хозяин приказа. — И место для разговора выбрал почище, — добавил он
для настороженного Еремея.
Дуня заметила свеже выскобленные лавки вдоль выбеленной стены, большой стол у узкого
оконца, на сей раз закрытого слюдой. В углу стоял огромный чан, полный горячих угольков, и
от них шёл жар. Печки же Дуняша не увидела.
— Садись, Евдокия Вячеславовна, за стол, — церемонно пригласил её Борис Лукич и
подмигнув, показал рукой.
— Благодарствую, — вежливо ответила Дуня и не успела сесть, как к столу подошел
крупный косматый мужик и начал выгружать кувшин с питьем, миску с пряниками и
баранками, кружки и рушник.
— Угощайся, — гостеприимно поведя рукой, предложил хозяин.
Дуня вопросительно посмотрела на деда и тот, вздохнув, налил ей горячего морса, подвинул
поближе пряники.
Дуня не увлекалась. Сделала глоток, откусила кусочек лакомства и посмотрела на дьяка
Репешка. Он с дедом был в одном чине. Оба они возглавляли свои приказы и являлись
думными дьяками и одновременно боярами низкого ранга. И оба они вскоре должны были
взлететь по карьерной лестнице, получив в думе по решающему голосу. Вражды между ними
не было.
— Ну что ж, Дуняша, рассказывай, — предложил Борис Лукич.
— О чём? — выпрямившись, уточнила боярышня.
Репешок, прищурившись, посмотрел на неё, а потом рассмеялся и махнул рукой:
— О твоих проказах с Иван Иванычем мне всё известно! Ты говори, как вразумляла Наташку
Полуэктову. От твоих слов зависит её судьба.
— Мои слова не решат судьбу тетки Наталии, — с сожалением произнесла Дуня, имея в
виду, что в этом случае выше справедливости будет стоять воля князя, — но скрывать мне
нечего.
Дуня призналась, как отлынивала от работы, прячась в проходе для слуг, и услышала
разговор. А потом передала свои слова.
— Но как же ты так всё так сопоставила? — ухмыльнулся Борис Лукич. — Взрослая баба не
сообразила, а ты всё ей разложила, да с примерами! И ведь правду сказала — был у латинян
отравленный император и отравленный Генрих Праведный тоже был. Я узнавал. Только про
отравленную книгу никто из сказительниц не вспомнил.
Дуня пожала плечами и хлебнула морса. Как же она была рада, что вспомнила страшные
байки сказительниц и использовала их, а не послезнания и свою фантазию.
— И всё же! Как же ты догадалась? — не отставал боярин.
— Чего ты прицепился к дитю? — вступился дед. — Внучка у меня разумница!
— Вот именно, дитя! Ведь сообразила и порушила все планы княгине. Ярославна сильно
обозлилась на Дуняшу, считая её во всем виноватой.
Прежде чем дед начал спорить, Дуня вздохнула и сказала, что, наслушавшись жутких
сказаний о старине, где князья убивают, травят, предают, давно придумала поучительный
пересказ для детей.
— Хм, — опешил дьяк, — ну так поведай, — предложил Борис Лукич.
И Дуня поведала сказку о мёртвой царевне и семи богатырях в лицах. В этой истории удачно
были показаны неприязнь между женщинами, близорукость короля и упорство в желании
извести неугодную родственницу, не вызывая на себя подозрения.
Дуня начала рассказывать не спеша, но видя искреннюю заинтересованность слушателей, воодушевилась и соскочив со скамьи, начала повествовать в лицах, меняя голос. Ей захотелось
воссоздать что-то вроде радио-спектакля, но поскольку музыкального сопровождения не было, то она компенсировала лицедейством... уж как умела. И вроде бы получалось!
Её слушали, открыв рты.
Когда Дуня изображала переодевшуюся в старуху княгиню и согнувшись, тянула
скрюченную руку с воображаемым яблоком, то это самое яблоко ей вложил в ладошку
лохматый Анисим — и он же горестно завыл, когда Дуня, уже изображая царевну, откусила
яблочко и схватившись за горло, замертво упала!
Да что говорить, все ринулись её спасать, коря себя, что не предупредили девицу-красавицу
об отравленном яблоке. Анисим упал на колени и рвал на себе волосы, Борис Лукич метался по
помещению, хватаясь за нож, а дед сидел ни жив, ни мертв.
Дуня выдержала положенную паузу и быстренько ожила, радуясь, что впечатленные её
талантами зрители не прибили её, когда она была в образе отравительницы.
— Дунька, ты!!! — воскликнул дед, когда она «ожила» и спросила, будут ли её слушать
дальше.
Анисим принёс ещё кувшин с питиём для разнервничавшихся дьяков, а Дуне подстелил
соломки, если она вновь надумает падать. Она хотела было доесть надкусанное яблочко, пока
Анисим накидывал соломы, но дед отнял, сказав, что его душа не выдержит этого, а Борис
Лукич согласно закивал и подвинул рассказчице баранки. Мучного Дуня не хотела и
дождавшись, когда все вновь рассядутся, продолжила живописать страдания героев. Хитрую и
коварную княгиню отравительницу никто не смог разоблачить. Богатыри оплакивали
названную сестрицу, жених не желал жить без любимой и только случайность, встряхнула гроб
и свидетельница преступления очнулась, да всем всё рассказала.
Дуня довела сказку до конца и,приложив руки в груди, поклонилась. Деда и Бориса Лукича
можно было выносить, а Анисим сам порывался носить Дуню, как хоругви. Его восторг и
благоговение перед маленькой боярышней можно было черпать ведрами.
— Еремей Профыч, ты береги внучку-то, вишь, она у тебя какая! — наконец высказался
обалдевший от всего услышанного и увиденного Репешок.
— Да-а, уж, — невнятно протянул дед.
— И сам поберегись, — со значением добавил глава приказа.
Еремей встрепенулся и остро глянул на товарища.
— Когда? — сухо спросил он.
— Сегодня… завтра… не знаю, но до приезда князя спи вполглаза, — тихо, но
многозначительно произнёс Борис Лукич.
ГЛАВА 2.
Рассказывая сказку в разбойной избе и впитывая в себя восторг слушателей, Дуня позабыла
обо всех своих неприятностях. В её голове билось что-то вроде «во я выдала!» И
