Пропала женщина - Роджер Бэкс

— Поджидать мог и больной. Скажем, сам Трейси.

— Он не числится в моих пациентах. Пациентом была его жена.

— Вы опять говорите о ней в прошедшем времени.

— Ладно, сержант, — сказал Янгстон. — Считайте, я проглотил ваш крючок. Линда Трейси, она что… убита?

День только начинался, но туман уже растаял и солнце било прямо в окно. Мир был полон ярких красок. Янгстон тоже не производил впечатления человека, настроенного на мрак.

— Любопытная догадка, — протянул Шелли. — Но пока полиция видит здесь возможную жертву похищения.

— Похищения? Невероятно!

— Я сам, знаете, не уверен. Поэтому и пришел к вам. Врач ведь не только тело лечит, не так ли? Ему положено разбираться и в душевном состоянии.

— Я только гинеколог, — запротестовал Янгстон.

— Только? Гинекологу ли не знать, как важен для женщины психологический климат. А тонкости семейных отношений? Но давайте разберем теперь ситуацию, доктор. Зная миссис Трейси, вы в более выгодном положении, чем я. Как бы вы рассудили, если бы я сказал вам, что некто, нам пока неизвестный, заехал за миссис Трейси на такси в половине одиннадцатого, когда ее муж работал в ночную смену? Это свидетельство домохозяина и его жены. Разбуженные шумом мотора, они покинули постель и наблюдали машину из окна спальни. Через какое-то время они услышали, что этот некто тайком, прячась от света фар, прошел от дома Трейси по задам участка.

— Я знаком с этим домиком, он в глубине, сзади большого, — сказал Янгстон. — Меня вызывали туда по поводу выкидыша.

— Прекрасно. Тогда вам легче представить картину… Вскоре вслед за мужчиной — он стоял уже у такси — из дома вышла миссис Трейси. Она как раз не избегала света, и очевидцы — Петерсоны — утверждают, что на лице у нее был сильный испуг. Она прошла к машине, самостоятельно села, и автомобиль сразу скрылся.

Янгстон внимательно слушал.

— И с тех пор, сержант, она как растворилась?

— Именно, — подтвердил Шелли. — Кстати, док, могу я попросить у вас сигарету?

Янгстон развел руками:

— Извините, не курю. Никогда не имел такой привычки.

На секунду-другую он погрузился в молчание, затем спросил:

— А что говорит водитель такси?

— Мы ищем его, — ответил Шелли. — Но мне интересны ваши соображения. Что, по-вашему, произошло прошлой ночью?

Вопрос был не настолько прост, чтобы задавать его ранним утром. Янгстон, сдвинув брови, задумался.

— Вы сказали, что Трейси в это время был на работе?

— Ночная смена длится с пяти сорока пяти до двух сорока пяти. Каждый вечер в десять, пользуясь перерывом на кофе, он звонит жене — убедиться, что с ней все в порядке.

Янгстон взял из рук Шелли пузырек с таблетками и вновь принялся изучать наклеенный рецепт.

— Поскольку я врач, — медленно произнес он, — мысли мои, возможно, идут по стереотипу. Не могло ли быть так, что некто, приехавший на такси, сообщил миссис Трейси, будто на работе ее муж получил травму?

— Вполне вероятно, — согласился Шелли. — Но зачем ему так поступать?

— Потому, что она была очень красивой женщиной, — предположил доктор.

— В пузырьке именно то, что обозначено на рецепте?

Словами Янгстон не ответил. Вместо этого он направился к своей картотеке. Спустя несколько минут он вернулся с информацией. Линда Трейси обращалась к нему десятого июля с жалобами на нервное расстройство и бессонницу. Он выписал ей успокоительное, шестьдесят таблеток, дав указание не принимать более двух сразу.

— Как, по-вашему, доктор, сколько таблеток в этом пузырьке? — спросил Шелли.

Янгстон поправил очки.

— Не буду гадать, — сказал он. — Я спрошу лучше вас. Сколько, сержант?

— Двадцать восемь, — ответил Шелли. — Значит, использовано лишь тридцать две таблетки, что составляет шестнадцать дней, а упаковка…

— Обычное дело, — сказал Янгстон. — Пациенты не всегда следуют указаниям врача.

— …рассчитана на три месяца, — подытожил Шелли. — После того как был выписан этот рецепт, приходила ли миссис Трейси снова?

— Нет, — сказал Янгстон. — Если бы она приходила, это было бы зафиксировано в ее медицинской карге.

— Приходя к вам, она была одна?

Янгстон заколебался.

— Нет, — сказал он задумчиво. — С ней был Трейси. Фактически это он заставил ее прийти. Он всегда о ней очень заботился.

— Как им была воспринята потеря ребенка?

— Я бы не сказал, что слишком болезненно. Его больше беспокоило самочувствие миссис Трейси. Он относился к Линде скорее отечески. — Янгстон смолк, а затем добавил: — Я бы назвал это чувством собственника.

— Миссис Трейси отвечала мужу взаимностью?

Янгстон криво улыбнулся.

— На отеческие-то чувства?

— Вы понимаете, что я имею в виду? Она любила его?

— Вопрос сложный, сержант.

— Но необходимый, доктор. В течение нескольких месяцев вы достаточно близко общались с этой женщиной; ближе, чем кто-либо другой. Во многих отношениях знали ее лучше, чем муж. Производила ли она впечатление счастливой женщины?

— Беременная женщина, сержант, бывает всякой. Радостной, вздорной, испуганной…

— Я хочу напомнить вам, доктор, что в течение шестнадцати вечеров, последовательно или вразбивку, Линда Трейси принимала выписанное ей снотворное и, вероятно, отправлялась спать. Однако Трейси утверждает, что ежевечерне звонил жене в десять, именно перед тем, как, приняв таблетки, она отправлялась в постель. Кто-то из них явно лгал, доктор: или Честер Трейси мне, или Линда Трейси своему мужу. Поэтому-то я вас и спросил, любила ли своего мужа женщина, которая исчезла прошлой ночью.

Янгстон не был человеком наивным. Люди женились и выходили замуж по разным причинам, случалось, и по любви. Он долго взвешивал, прежде чем дать ответ.

— Я не берусь ответить на этот вопрос.

— Не можете или не хотите, доктор?

— Не хочу вступать в область догадок, сержант. Вам нужны факты, не правда ли? Спросите меня о чем-либо, что я мог бы документально подтвердить, и я с удовольствием отвечу.

В глазах его была твердость. Разговор вступал в полосу догадок, предположений или просто сплетен, но Янгстон был не из тех, кто бы на это пошел. Он замолчал, и заставить его изменить себе было нельзя. Шелли понимал безрезультатность дальнейших усилий.

— Всего один вопрос, — сказал он, поднимаясь. — Каково было общее состояние здоровья миссис Трейси, помимо нервозности, когда она нанесла вам последний визит?

— Физически — отменное, — ответил Янгстон.

— Благодарю, доктор. Если вам припомнится что-нибудь еще для нас полезное, подкрепленное фактами, разумеется, — мое имя Шелли. Майк Шелли. Со мной можно связаться в полицейском управлении.

Двадцать восемь таблеток в пузырьке и засохшая грязь на расхожих туфлях. Эти слова как бы позвякивали у Шелли в голове. Он продолжал поиски Линды Трейси, само собой, не в этой небольшой комнате управления, куда снова заявился ее супруг, умоляющий хоть что-нибудь предпринять.

— Неужели вы не нашли еще водителя такси? Боже мой, уже двенадцать часов, как моя жена исчезла!

— Мы вычислили таксомоторную компанию, мистер Трейси. Это одна из крупных компаний, и поиски необходимого путевого листа отняли много времени. Водителем был человек по имени Берендо, Дон Берендо.

— Что он говорит?

— Сегодня он отдыхает. Мы послали за ним двух парней.

— Да, да. Но когда вы наконец найдете Линду? Боже мой!

Шелли чувствовал, что уже не в силах переносить Честера Трейси. Приятней было задавать вопросы человеку по имени Лео Манфред, обладавшему большей выдержкой, который был на полголовы выше Трейси, поджарому, но сильному. Бросались в глаза его черные кудрявые волосы и белые зубы, которые он охотно демонстрировал собеседнику.

Лео было около тридцати. Он занимал маленькую квартирку над гаражом, наполовину занятым пришедшей в негодность мебелью; здесь же стоял автомобиль с поднимающимся верхом, который имел крепление для прицепа, а также сам прицеп. Внутреннее убранство квартиры составляли два широких дивана и стереосистема, из которой вырывались в тот момент звуки джаза. Стены комнаты были увешаны обрамленными снимками лошадей, рядом располагалась небольшая коллекция призовых кубков. Сам Манфред был облачен в облегающие бумажные брюки, свитер крупной вязки с широким, напоминающим хомут воротником и ковбойские сапоги. Его белые зубы сжимали вересковую трубку, которая покинула свое место, когда Шелли предъявил полицейский жетон. Владелец трубки явно не ожидал посетителей столь рано.

— Только что явился из конюшни, — объяснил он. — Занимался выездкой. Я намерен эту лошадь — Паломино — продать, если представится подходящий случай. Я люблю работать с ней по утрам, когда лошадь резва.