Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую - Тамара Лихоталь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подай серьги и ожерелье!
Та бросилась в угол, открыла серебряный ларец, достала украшения, подала хозяйке.
— Не эти — с красными камнями! — Схватила поданные драгоценности. — Держи! — сунула зеркальце служанке. Девушка опустилась на колени, стараясь держать зеркальце так, чтобы хозяйке было удобно глядеться. Заколыхался входной полог, и хозяйка пнула служанку ногой: «Ступай вон!» — и поднялась навстречу мужу с нежной улыбкой — тоненькая, чёрные толстые косы змеями вьются по спине, унизанные монетами и бляхами, сверкают, будто чешуей.
— Я пришёл проститься! — Царевич обнял жену, погладил по волосам, по лицу. — Хан посылает меня с головным отрядом, — не удержавшись, похвалился он и добавил: — Когда я вернусь, взяв этот город русских, хан отделит меня, и мы уйдем своей ордой.
— Скорей бы! — прошептала жена. — Я буду молить богов, чтобы они послали тебе победу, я велю зарезать им в жертву спою любимую белую верблюдицу! Я так буду ждать тебя! Ты знаешь, ханша не любит меня! Она хотела, чтобы я стала женой её Кончака, но моё сердце выбрало тебя!
— Хвастливый заяц! — сказал царевич. — Но отец видит, кто из нас.
— Да разве может кто-нибудь сравниться с тобой! — закричала молодая женщина и стала осыпать поцелуями длинные тонкие пальцы царевича.
— Ну, прощай! — сказал царевич, отстраняя жену.
— Ты хочешь взглянуть на сына? Няня, няня! — позвала она, и в кибитку тотчас вошла старая половчанка с нарядно одетым малышом. Царевич взял сына, подбросил его вверх, мальчик засмеялся.
— Не боится, будет такой же батыр, как ты! — сказала жена.
— Прощай! Вели укладываться!
Царевич вышел.
— Возьми с собой Анвара! Пусть будет возле тебя! — закричала вдогонку, выскочив из кибитки, жена.
— Твой брат при мне! — успокоил её царевич.
Стан уже пришёл в движение, готовясь в путь. Мужчины разбирали кибитки и устанавливали их на телеги. Одна кибитка, уже почти собранная, стояла на платформе. Женщины ташнли ковры и вьюки. Подростки гнали с пастбищ упряжных быков. Только старик, окруженный мальчишками, продолжал сидеть и рассказывать:
…Там, за горами, и остался жить хан, там и состарился. Но однажды явился к нему незнакомец. «Что тебе надобно?» — спросил хан. Ничего не ответил незнакомец, только вынул траву емшан и протянул хану. Как почувствовал хан горький запах емшана, вспомнил родные степи, заплакал. Заплакал и стал собираться домой. Потому что нет ничего на свете прекраснее половецких степей!..
Царевич постоял, прислушиваясь, и медленно двинулся дальше, но прежде чем войти в свою кибитку, где уже ждали его распоряжений люди, он остановился, сорвал пучок емшана, понюхал, поглядел вдаль. Садилось солнце. Закатное небо сливалось с бескрайним степным простором. Из кибитки выглянул юноша — брат жены Илтаря Анвар, почтительно-ожидающе по-смотрел^ на царевича — ждал приказаний, но царевич сказал непонятно: «Ничего нет на свете прекрасней половецких степей!» — и вошел в кибитку, оставив в растерянности брата царевны Анвара.
А между тем на русской заставе в избе воеводы шло нечто вроде военного совета. Кроме самого воеводы Ильи Муромца, Година и дружинника Кузьмы, здесь находились еще два воина — молодой боярин Никита и другой, постарше, которых мы уже видели в возвратившемся дозоре. Сейчас все были без доспехов, хотя и с ножнами у пояса. В углу возился молодой ратник Василек, ординарец воеводы.
— …Может, врёт всё степняк! — сказал Кузьма. — Так, наскочила случаем какая-нибудь шалая орда пограбить — и всё, а он нарочно страху нагоняет. Ей-богу, врёт, собака! Княжич на ханской дочке женился… Даров хан с царевной прислал! Я тогда в Киеве был, сам видел целый караван верблюдов. С ханом мир заключили… С чего бы им вдруг?
— Да нет, не похоже, — возразил Кузьме Годин, — царевич Илтарь, говорит, идет с дружиной, а за ним — и сам хан с обозом! Не стал бы он такое выдумывать… Вот и Демьян… — кивнул Годин на старого воина.
Тот согласно кивнул головой:
— И мне гадается, не врёт! Он ни разу не заговорил о выкупе! Это меня и навело на такую думку. Степняки ведь как? Попадает в полон и первым делом спросит: «Какой выкуп?» Похвалится, что у него в орде русские пленники есть. Понимает, что мы своих выручать будем, и давай торговаться. А этот даже не поинтересовался! Значит, знает, что идут они войной, и замирение не скоро…
— Пожалуй, так! — согласился Илья. — Не врёт половчанин — сам хан идет…
— Ну, а если хан, так надо спешно гонца в Киев слать! — сказал Кузьма. — Нам ведь против хана со всей его дружиной не выстоять! Вот с этим гонцом, что прискакал, и послать…
— А что князь? — спросил он. — Обещает коней?
— Да нет, — ответил Илья. — Про коней ни слова, будто и не получил моей бересты. А пишет он… Василёк, — распорядился он, — подай княжескую бересту.
Молодой ратник достал из кожаной сумки бересту и подал Илье. Илья развернул скрутившийся трубкой листок и стал читать:
— Воеводе Илье Муромцу. Крепость ни при каких обстоятельствах не покидать!..
— Да неужто мы крепость бросим и побежим?! — возмущенно воскликнул Кузьма.
— …В бой с войсками половцев не вступать! — продолжал Илья читать дальше.
— Что, что? — переспросил Кузьма. — Как это — не вступать? Что же, они будут идти, а мы на них глядеть?
— Должно быть, не начинать первыми, — сказал старый воин Демьян.
— Да как же это? — вскричал молодой боярин Никита. — Мы, что ли, их трогаем — степняков поганых?..
— Погоди, — махнул на него рукой Годин. — Крепость не покидать! Чудна! Князь пишет, будто знает, что они вот-вот объявятся у заставы…
— Вот и я… — сказал Илья. — Я как прочитал, думаю — что такое? Вроде мир… О половчанах и слыхом не слыхать… А тут Годин из дозора… Вот они… Будто в воду глядел князь!
— Значит, в Киеве виднее, — сказал Демьян.
— Виднее-то виднее, — сказал Кузьма. — А что делать-то будем?
— Что?… Пошлем гонца и будем стоять, — сказал Илья.
— Так ведь князь пишет — в бой не вступать, — напомнил Кузьма.
— Да разве мы их трогаем?! — опять закричал Никита.
— А знаете, — проговорил Годин, — сегодня мы, можно сказать, первые на них насели. Увидели и кинулись. Они бежать, мы в погоню… Этого, что в плен взяли, Никита стрелой ссадил, — кивнул он на молодого боярина. — Наших-то они поранили потом — отстреливались…
— Но ведь они не по своей степи гуляли и даже не по дикому полю, где и поспорить можно — чьи, мол, владения, а по нашей земле, — опять запальчиво заговорил Никита.
— А ты что думаешь, Демьян? — окликнул Илья старого воина.