Остаться сильным (СИ) - Леха

— Нет, я пока не в форме. Говорю же, жрать хочу так, что зубы сводит. Ты меня запеленговал?

— Ещё вчера, — ответил Устинов.

— Отлично. Привези мне по координатам нормальный ужин на две персоны. Да, и ещё, — сидеть и ждать Люсинду было скучно, поэтому Егор всё же решил поработать. — У меня в кабинете на столе лежат планы по включению оставшихся объектов в общую цепь защиты клана.

— Это технически невозможно, — уверенно сказал Устинов, и тут же прикусил язык. Если уже существуют планы, значит, этот рубеж пройден. И его командиру виднее, что и как делать.

— Возможно. Я у Кернов подсмотрел, как препятствие обойти, — Егор не стал его грубо обрывать. Настроение было вполне приличное и доброжелательное, так что Устинову в каком-то роде повезло. — Вези всё, что я сказал. Заодно проверим, как пеленг работает. Ни разу же не проверяли до конца.

Ожидание несколько затянулось. Егор уже хмурился, стоя у окна, но тут появилась машина гарнизона клана. Устинов приехал не один. Егор отошел от окна и открыл дверь. Пеленг работал отлично. Устинов определил его местонахождение до самой квартиры. Трое бойцов внесли пакеты с ужином. Егор озадаченно смотрел на огромные баулы и гадал, как в них всё-то что притащили его ребята, влезет. Выгрузив пакеты на кухне, которая сразу стала вдвое меньше, бойцы ушли. В комнате остались только Устинов и Егор. Ушакову удалось перехватить довольно брезгливый взгляд, который бросил Устинов на убогую обстановку.

— Почему так много еды? — Егор указал рукой на стол, куда Устинов сгрузил бумаги.

— Приказ Андрея Никитича. Он сказал, что знает, что это такое, когда дар тянет из тела все соки. Выбор блюд он также оставил за собой. А вот сервировкой, по-моему, горничные занимались.

— Какой сервировкой? — Егор почувствовал, как в груди зарождается странное предчувствие.

— Так в одном пакете посуда. Вот уж не знаю, зачем, — Устинов пожал плечами. — Вроде бы никакого приказа не поступало, но девчонки для любимого хозяина, похоже, расстарались, — и Устинов хохотнул.

— Дурдом какой-то, — Егор потер лоб. — Андрей Никитич ничего не сказал больше, просто еду мне направил?

— Сказал, что умные люди рассчитывают силы, и только молодые идиоты пытаются взять с наскока высоту, которую ещё никто в этом столетии не брал. — Говоря это, Устинов явно смутился.

— Ну, я ничего другого не ожидал. — Вздохнул Егор. — А насчет того, что я всё ещё не вернулся?

— Нет, больше ничего. — Устинов покачал головой. — Но у меня сложилось впечатление, что он действительно знает многое о том, что вы должны сейчас испытывать, и решил дать вам время, чтобы прийти в себя.

— Хорошо бы, так и было, — пробормотал Егор и сел за стол, поднимая первую бумагу. Устинов продолжал стоять, перед ним. — Что-то ещё? — Ушаков посмотрел на него удивленно.

— Да. Когда я забирал бумаги, Андрей Никитич как раз разговаривал по этому поводу с Александром Степановичем... — Устинов замялся, а потом продолжил. — Александр Степанович категорически отказался включать своё поместье в общий контур.

— Черт, — Егор сначала немигающе смотрел на своего заместителя, а потом швырнул ручку на стол. — Да когда же это закончится, — он протер лицо руками. — Что их мир-то не берет? Ну неужели отец не понимает, что я не смогу их защитить, если вдруг что-то случится.

— Я не знаю, — Устинов не стал говорить своему молодому командиру, что на самом деле вернувшийся из ссылки Александр Ушаков ругался с дедом, и в пылу их ссоры прозвучало, что он сам прекрасно справится с защитой, чем доверит её молокососу, которого почти не знает, потому что дед в своё время запретил ему заниматься воспитанием собственного ребенка. Незачем это Егору знать. Тем более, чего только не скажешь сгоряча. — Я могу идти, Егор Александрович?

— Да, иди, — Егор рассеянно кивнул, и всё-таки поднял бумагу, глядя на неё невидящим взглядом.

Когда Устинов ушёл, Егор бросил бумаги, потому что всё равно ничего не понимал. Чтобы чем-то занять мысли, он пошёл на кухню и совершил подвиг — помыл посуду, которая осталась после его завтрака. Ему просто нужно было освободить место, чтобы расставить то, что притащили его ребята.

Когда он достал подсвечник, то разразился гомерическим хохотом. Точно посуду девицы из прислуги собирали. Решили романтический вечер при свечах ему организовать, не иначе, когда услышали, что еды надо на двоих. Повертев подсвечник в руках, Егор решительно направился в комнату. Собственно, а почему бы и нет? Завтра он вернется в свой мир холодной роскоши, власти и одиночества, которое с каждым годом он ощущал всё острее. Ну а сегодня можно полностью расслабиться.

Проклятый Керн. Ведь, если бы он не появился, Егор никогда бы не узнал, что можно кем-то так сильно дорожить, чтобы, не задумываясь, казнить Великого князя, когда родному человеку угрожала опасность. Но, с другой стороны, Ушаков был рад, что Костя ворвался в их размеренную жизнь как граната, все перевернув с ног на голову. Потому что с его появлением одиночество потихоньку отступало, а он начал получать удовольствие от жизни, чего не было до того момента, пока он, повинуясь взмаху руки прадеда, не сорвался с места и не побежал догонять своего брата в тот первый день, когда Керн пришел к ним сдавать Снежиных. Костя прав, они не враги, и именно сейчас Егор понял это очень четко.

Как оказалось, когда меня вчера таскало криком банши по земле, я своей немаленькой тушей прорубил проход в защите почти до круга камней.

— То-то мне так херово было. А вообще, получается, что эта сука фригидная, которая и при жизни никому спокойно сдохнуть не давала, и после смерти в банши перевоплотилась, меня спасла. Случайно, конечно, но, похоже, что, когда поняла, её от злобы и разочарования разорвало, и моя сеть здесь не при чём. — Я хмыкнул. А ведь по всей видимости, так оно и было. Потому что крик словно в кокон закутывает жертву. Он не действует на все мышцы, иначе жертва просто перестала бы дышать и сердце остановилось бы. Нет, паралич был внешним, если можно так сказать.

И вот этот парализующий кокон спас меня от всех неприятностей, которые непременно возникли бы, если бы я так неаккуратно прокатился по контуру без зашиты. Одно могу сказать наверняка, я бы остался здесь вчера. И это самое малое, что со мной произошло бы.

Ну, я сполна заплатил за такое сомнительное везение. Так что можно выбросить из головы посторонние мысли и приступить к снятию последних элементов защиты.

Последние слои настолько переплелись, что я с трудом мог понять, где заканчивается один и начинается другой. Единственное, что удалось четко установить, огонь превалировал над остальными стихиями. Но он шёл по внешнему контуру плетения, чтобы не соприкасаться с водой, которая была помещена ближе к центру.

В который раз я подивился такой четкой работе. Нет, человек не мог создать такие идеальные линии. Не сумел бы так плотно переплести стихии, создать такую безупречную сеть. А вот эти плавные линии, если присмотреться, то они практически полностью повторяют... Я сел на пятки, невидяще глядя перед собой. Эти линии напомнили мне маски безликих.

Давненько я никого из них не встречал. Неужели бывшие хозяева этого мира потеряли ко мне интерес? Я зло рванул на себя одну из последних нитей. Я знаю, что там внутри, заключенное между камней как в клетке. Там какое-то темное существо. Теперь понятно такое количество и многообразие нежити. Это жертвы. Алтарь — это вся поляна, и когда-то давно, здесь были принесены чудовищные жертвы. Которые рядом с темным существом переродились кто во что горазд. Им некуда было деться из ловушки, поэтому они вынуждены были научиться сосуществовать друг с другом. Вот только время шло, существо росло, стало потихоньку пожирать перерожденных. Оно становилось сильнее, и с каждым днём расшатывало эту старую защиту. То тут, то там появлялись трещины и разрывы, через которые нежить и прорывалась, вырываясь на свободу. Вот только что делать с существом, хозяева которого давно покинули этот мир? Убить? Не всех, к сожалению, можно убить.