Записки бывшего милиционера - Эдуард Скляров

Забегая вперёд, должен сказать, что в последние годы, благодаря частному капиталу и федеральным деньгам в городе появились современные дома — в которых, как правило, размещаются торговые центры, — застраиваемые хаотично и разностильно, поставлено несколько памятников и заасфальтированы многие улицы[1] (слава богу!). Но за все годы проживания в Архангельске только один раз я ощутил себя в городе, в котором чисто и в котором приятно быть. Это был 1984 год. Архангельск отмечал своё 400-летие. Значит, если захотеть, можно хотя бы подмести весь город, а не только его центр, хотя, конечно, этого мало, чтобы архангелогородцы не уезжали из города и чтобы город не пустел.

Вот написал эти строки, а дня через два после этого прочитал книгу «Автобиография аферистки (меня разыскивает ФБР)» Ольги Сагарёвой о её мытарствах в Америке. Меня потрясли строки о том, что её удивили кучи мусора у домов в Южном Бронксе на Манхэттене, а гид ей пояснил, что эти кучи образовались от мусора, который бедные бросают из окон всех этажей прямо вниз на улицу. Далее Сагарёва пишет: «…у нас (в России. — Прим, авт.) бедность всегда была культурной. Как бы беден ты ни был, ты не будешь бросать мусор из окна». Бедная Сагарёва! Она просто не бывала в Архангельске, в противном случае она такого бы не написала.

Архангельск — город, вся чиновничья власть которого настроена против, во всяком случае, против меня. Что бы я ни начинал, всегда приходилось преодолевать (думаю, не только мне) серьёзное сопротивление. Например, пытался арендовать у мэрии комнату для своей частной юридической практики — и тут же наткнулся на наглое вымогательство взятки. Решил сделать отдельный выход из квартиры на улицу для устройства адвокатского кабинета — и больше года пришлось обивать порог управления архитектуры мэрии, хотя и проект уже был, и ничто этому разрешению не мешало. Или вот: не успел создать и открыть музей камня «Самоцветы» — тут же Архэнерго решило на мне заработать, установив тариф по электричеству для музея, как промышленному предприятию, а органы культуры до сих пор делают вид, что такого музея (уникального, между прочим) в городе нет.

Очень сложно складывались отношения у меня, как предпринимателя, с налоговой инспекцией, которая сама же стонала от массы формализованных процедур и массы никому не нужных, но ею же придуманных форм бланков на любой чих в отношениях с налогоплательщиками, отбивая у людей желание заниматься предпринимательством. Меня, например, просто убивали случаи получения мной от налоговиков требований об уплате каким-то путём образовавшихся недоимок в размере одной копейки. Да, одной копейки! Я не оговорился! При этом налоговиков не смущало, что своё требование они высылали заказным письмом с уведомлением, что обходилось им не менее чем в полета рублей! И это не считая стоимости рабочего времени, потраченного ими на оформление и отправление такого требования. Есть ли ещё хоть одно государство в мире, которое ради того, чтобы содрать одну копейку со своего гражданина, готово угробить на это сотню рублей, то есть в десять тысяч раз больше?

2 января 1973 года у нас с Еленой родилась вторая дочь — Инна. Это было красивое, как ангелочек, существо с пушистыми волосами и басистым смехом, когда ей делали «козу». В отличие от забот с Иришкой с ней, конечно, было легче благодаря той же Иришке, на которую можно было оставить сестрёнку при острой необходимости. Очень ненадолго сразу после рождения второй дочки к нам на помощь приезжали мама и бабушка Елены из Ульяновска. Помощь эта была кратковременной, а другой не имелось, и заботы о детях, доме и муже, днём и ночью отбывающем на службу, не могли не сказаться на Елене. Она очень похудела, стала нервной, давала о себе знать хроническая усталость. Но нас уже ждали перемены, которые несколько облегчили мою милицейскую жизнь и позволили взять на себя часть повседневных домашних забот.

Весной 1974 года меня неожиданно вызвали на беседу к начальнику областного УВД — генералу Виктору Ивановичу Цветкову. Человеком он был очень строгим, не делал послаблений никому, даже своим заместителям. До этого вызова я видел его несколько раз, в основном на утренних докладах дежурных смен по УВД, в которых я оказывался примерно раз в квартал как следователь, по специальному графику.

Беседа началась с того, что В. И. Цветков предложил мне занять должность начальника отделения боевой и служебной подготовки личного состава органов внутренних дел области. Смутно представляя это отделение в виде какого-то организационно-методического центра в структуре отдела кадров УВД области, тем не менее я без раздумий согласился.

Тут же в беседе выяснив, что я живу в квартире с подселением, Цветков дал указание о выделении мне трёхкомнатной квартиры в только что построенном для УВД доме на Фактории, рядом с конвойной частью. Этот жест начальника был очень щедрым, если учесть, что жилищная проблема для сотрудников милиции существовала. Но уже после переезда я не один раз пожалел, что согласился на это жильё. Ежедневные полуторачасовые поездки на работу, да ещё с Иришкой (в детсад), в один конец в двух переполненных трамваях (с пересадкой) — в автобус залезть было невозможно, — отнимали массу времени и сил, и это не считая погодных неудобств в виде мороза, дождя и других «прелестей». Нередко можно было видеть трамваи с людьми, стоящими на ступеньках и уцепившимися за поручни, а то и забравшимися чуть ли не на крышу сзади вагонов. Плюс к этому квартира оказалась на пятом этаже, без лифта, вода частенько туда не доходила — днём не хватало давления в трубах, — поэтому приходилось вставать ночью, чтобы помыться и пополнить её запас. Порой в доме воды вообще не было; приезжала машина с цистерной, и надо было успевать с работы, чтобы её застать и набрать воды для питья, мытья, стирки, туалета и т. д. Кроме того, квартира была очень холодной, зимой детей приходилось тепло одевать и укрывать двумя одеялами, а иногда приходилось ещё и сверху накидывать мои шинель и шубу-тулуп (была у меня и такая в то время).

Намучились в бытовом плане в этот период мы изрядно, но жили очень дружно.

Передав бумаги и дела по следственному отделению назначенному вместо меня новому начальнику Николаю Фёдоровичу Кичину, бывшему начальнику Приморского райотдела милиции, я со всем рвением взялся за абсолютно новое для меня дело. И хотя с точки зрения организации с этим новым делом я справился, но по своим личностным качествам тяготился этой работой. Её характер требовал моего личного участия в организации и проведении по должностям личного состава учений, сборов, соревнований, как спортивных, так и профессиональных. И самым сложным при этом, конечно, было учить личным примером. Так, если после нескольких тренировок я стал неплохо владеть средствами вооружения, которыми обеспечивались в то время подразделения и органы внутренних дел, то показать личные успехи в беге или в подтягивании на перекладине я не мог, так как по этим видам физической подготовки не дотягивал и до средних показателей. Моё самолюбие не хотело мириться с такой ситуацией. Именно поэтому, наверное, в молодости я предпочитал заниматься классической греблей на байдарке, боксом и некоторое время штангой. Но без ложной скромности надо сказать, что с точки зрения выполнения функций, которые возлагались на отделение, эта служба стала заметной, заняла своё надлежащее место, с ней стали считаться, что, естественно, положительно повлияло на отношение руководителей подразделений всех уровней к вопросам боевой и профессиональной подготовки личного состава.