Угроза вторжения - Олег Маркеев

Кроме того, здесь не исключается, что президент умышленно дал ему уйти, зная, что Лабазанов укроется в селении Толстой-Юрт у Хасбулатова. И теперь у Дудаева есть все моральные основания вступить в это село, а заодно заставить показать пятки и второго соискателя чеченской власти.

Вчера же в Грозном намечалась пресс-конференция генерального прокурора республики по поводу деятельности на территории Чечни контрразведки России. Побывать мы на ней так и не смогли, поскольку находимся в Грозном полуофициально — все российские журналисты решением правительства выдворены из Чечни за дезинформацию (якобы за дезинформацию. „МК“ остался здесь только благодаря помощи наших друзей.) Теперь журналистам в Грозном представлен еще и якобы майор российской контрразведки. На кого его предложат обменять — неизвестно».

Глава пятнадцатая. Тропа войны

Случайности исключены

Единственное, до чего додумался Белов, пытаясь прикрыть Настю, — это притянуть ее, хоть за уши, хоть за ноги, к любой из контролируемых им операций. На плотный контроль за излишне активной барышней не было ни времени, ни сил. А слово дал.

Он вызвал Барышникова и сунул ему Настину тетрадку, взятую «для ознакомления». Если хоть каким боком она зацепляла операцию «Тропа», он с чистым сердцем мог прикрепить к Насте Димку. Через две недели, как только вернется Столетов, можно было бы спустить все на тормозах, проверили сигнал и его источник — плюнули и забыли. Зато не в меру активная барышня была бы под присмотром.

Барышников покряхтел, еще раз полистал тетрадь и презрительно скривил губы.

— Ну? — спросил Белов.

— Если честно, Игорь Иванович, — Барышников отодвинул тетрадь, — херня на постном масле. Работал непрофессионал.

— Это я знаю. Что еще?

— Для меня ничего нового нет. Ну, бродят по Чуйской долине бригады наркош, косят коноплю. Сбрасывают снопы у скал. За ними спускаются альпинисты, поднимают наверх, перетаскивают к оборудованной в горах площадке. Сдают с рук на руки охране. Та ждет вертолет. И так далее, пока товар не прибудет в Москву. Никто никого не знает, никто ни с кем не пересекается. Схема старая. Даже то, что обеспечивает цепь местное МВД, ни для кого не новость. Если они засекли, что этот любитель копал информашку, угрозу утечки информации уже давно ликвидировали. Просчитали и обрубили засвеченные звенья, вместо них задействовали заранее заготовленные варианты.

— Как тараканы. Мутируют с бешеной скоростью. Если отрава не сработала, на новое поколение она уже не действует. Бьемся, ночами не спим, а все псу под хвост! — Белов в сердцах так размял сигарету, что сквозь треснувшую бумагу на стол просыпалась струйка табака.

— У меня на сей счет своя философия, — Барышников прищурил хитрые глазки. — Таскать воду в решете можно, но перед этим нужно суметь доказать, что и в этом есть смысл. Желательно, высший. Чтобы приятнее было.

— На что намекаешь? — Белов смахнул табачное крошево в пепельницу.

— На нас. И вам, и мне, да и начальству ясно, что эта проблема решения не имеет. Человечество во все времена пило, ширялось и блудило. И никто еще его не отучил. И плевали они на десять заповедей и кодекс строителя коммунизма. Потому наркомафия так легко и приспосабливается, что паразитирует на живом. На вечно живой потребности человека закосить и на какое-то время забыть, что он быдло и тягловая скотина.

— Ты, Барышников, и впрямь философ. Бренчишь, как Троцкий. — Белов закрутил хрустальную пепельницу, по столешнице заиграли острые лучики.

— Это все от тягот и лишений службы, которые, как написано в уставе, я должен мужественно преодолевать. — Он посмотрел на дверь, в кабинете они были одни, но почему-то продолжил шепотом: — А решение есть! Стрелять из пулемета, как в Таиланде. За грамм анаши. За одно поколение выработаем условный рефлекс отторжения, как у закодированного алкоголика.

— Так тебе и дадут пулемет, дождешься! — Белов накрыл широкой ладонью крутящуюся юлой пепельницу.

— Попомни мои слова, Иванович, еще дождемся, когда производство наркоты обложат налогом! И будем мы с тобой героически гонять наркобаронов за, неуплату налогов.

— Типун тебе на язык! Я тогда сам за пулемет возьмусь.

— Так тебе его и дадут! — передразнил его интонацию Барышников. — Ох, Иванович, давай не будем о грустном. А по писанине этой… Что тут сказать? Информации — ноль. Но за сам факт интереса автора ждет пуля. Это в Москве. Если отловят в Азии, отрежут уши, вырвут язык и выколют глаза. Сделают живым символом восточной мудрости: «Ничего не слышу, ничего не вижу, ничего никому не скажу». Такие у них порядки.

— М-да. Восток — дело тонкое. С операцией «Тропа» эта писанина хоть как-то стыкуется, как считаешь?

— К нашей «Тропе» она имеет такое же отношение, как медицинская энциклопедия к запущенному трипперу. — Барышников никогда не упускал случая ввернуть образные выражения, оставшиеся со времен службы на флоте. — Там умные разговоры, а тут — жизнь. В тетрадке общие слова, но яйца за них оторвут в два счета.

— Понял. — Белов встал, открыл сейф и бросил в переполненное бумагами нутро тетрадку. «Глупая девчонка! Нет, у нее просто талант какой-то искать на свой тощий зад приключения».

— Иванович, ты давно урюк не ел?

— Какой урюк? — Белов повернулся к хитро улыбающемуся Барышникову.

— Обыкновенный. Желудок прочищает, потенция опять же… — голосом Кота Матроскина начал Барышников, доставая из портфеля тонкую папочку. — Гость из Азии приехал. Я тут со знакомым пересекся, он мне его и заложил. Гостя зовут Рафик Теймуразович Рахмонов. Наводка стопроцентная, можем брать хоть сейчас. Уж извини, агентурное сообщение как следует еще не успел оформить. — Глаза у него вдруг стали как у кота, готового прыгнуть на мышь. — Пулеметик бы нам. Хоть один на отдел. Боюсь, пригодится.

— Так, старый хрен, опять твои фокусы! — Белов вернулся в кресло. — Давай бумаженцию.

Прочитав, он поднял тяжелый взгляд на Барышникова.

— И ты молчал?

— Почему? Я шел докладывать, а ты тетрадку… Зачем же гневить начальство?

— Ладно, кончай ерничать! Сведения точные? — Белов с удовольствием ощутил, как собрались мышцы спины — наклевывалось дело.

— Я уже немолодой, ленивый стал. Но по такому случаю стариной тряхнул и сгонял по этому адресу. Там у меня старый агент установки числится. Вроде все сходится. Три дня назад появились в четырнадцатой квартире пять черных. Сидят тихо. В ларек за жратвой — и назад. Водку не пьют, малолеток не сильничают. Образцовые гости столицы.

— Ясно, охрана. Интересно, товар у них?

— Нету товара, Иванович! — Барышников навалился грудью на стол и зашептал: — И не будет. Это не курьер, а инспектор. Контролирует прибытие крупной партии. Идут три фуры с урюком. В грузе до полутора тонн героина. Торят новый маршрут, улавливаешь? Это тебе не через Прибалтику гнать, а прямиком из Афгана! Сплошная экономия. У кого-то большие деньги завелись, если он в новый маршрут вложился.

— Надеюсь, ты это не написал? — понизил голос Белов.

— Что я — первый день замужем? Как надо, так и оформим сигнал. Агент свой парень, проблем не будет. Я старый рыбак, знаю: чем крупнее рыба, тем тише надо тянуть. В этом деле шум ни к чему. Какая им, — он ткнул толстым пальцем в потолок, — разница, кого мы берем. Скажем, мальков, а вытащим сома. Пусть потом что хотят с нами, то и делают.

— Когда? — одними губами прошептал Белов.

— Сегодня, — так же тихо ответил Барышников. — В одиннадцать вечера он приедет к охране. Другого шанса не будет. Больше брать не на чем. А в квартире

— Агент, собирающий информацию по месту жительства; сфера оперативного интереса: род занятий соседей, распорядок дня, поведение в быту, контакты, возможная причастность к противоправной деятельности, наверняка оружие. Бог даст, граммулька анаши завалялась. Нам бы только его прижать к ногтю. На крайний случай, ствол, конечно, это круто. А десять граммов анаши я сам организую. Главное, был бы человек, статью ему всегда подберем. Так я понимаю, Иванович?

Белов достал сигарету, задумавшись, покрутил в пальцах, потом медленно раскрошил над пепельницей. Взял новую, прикурил, выдохнул вместе с дымом:

— Слушай меня, старый черт. Сейчас же метись к своим агентам. Оформи сигнал. Как надо оформи, понял? Потом галопом назад. Бери в помощь Димку Рожухина. Максимум через полтора часа план операции — у меня на столе. Потом всем хором идем к начальству и ломаем комедию. Бог даст, выгорит.

— А пулеметик дадут? Можно даже «Максим» из музея чекистской славы, я согласен. Из такого мой дедушка махновцев косил, не жаловался. Опять же на колесиках — можно к «Жигулю» сзади прицепить. — В глазках Барышникова заиграл недобрый огонек.