Самозванцы - Дмитрий Шидловский

Наконец дверь в избу скрипнула, и на пороге возник пожилой малоросский казак с длинными, закрученными вниз усами.

– Крапивин ты, что ли? – осведомился он.

– Я, – поднялся с лавки подполковник.

– Выходь, – казак отступил в сторону, уступая дорогу.

Крапивин вышел из избы и остолбенел. Прямо перед ним стояли человек двадцать вооруженных казаков. Пятеро из них навели взведенные мушкеты прямо в грудь разведчику. Сзади в спину спецназовцу уперлось острие сабли.

– Не бузи, – приказал давешний казак, – иначе до смерти убьем.

Из толпы вышел другой, отстегнул от пояса Крапивина саблю и отбросил в сторону.

– Ребята, вы чего? – как можно более удивленно произнес Крапивин.

И тут же мощный удар обрушился сзади ему на голову. Свет померк в глазах у спецназовца.

Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит со связанными сзади руками на дощатом полу в какой‑то комнате. Свет тонкой струйкой пробивался из маленького окна под самым потолком. Перед ним на скамейке сидели двое, по виду русские дворяне.

– О, очухался, – сказал один.

– Точно, подними‑ка его, – процедил другой.

Первый подошел к Крапивину и, ухватив его за веревку, заставил подняться.

– Так‑то вы гостей встречаете, – проворчал Крапивин. Он все еще надеялся, что происходящее с ним всего лишь проверка, провокация с целью выявить шпиона.

– Гостей?! – усмехнулся второй дворянин и быстро подошел к пленнику. – Гости‑то убивать хозяев не ходят.

– Убивать? – Крапивин опешил. – Да с чего вы взяли?

– С чего взяли? – усмехнулся второй дворянин и неожиданно с силой ударил подполковника кулаком по лицу, отчего из носа у того обильно потекла кровь. – Да уж от нас не укроешься. Сейчас перед судом царевича предстанешь, сучий потрох.

– Наветы это, – стараясь выглядеть как можно спокойнее, заявил Крапивин и тут же получил мощный удар кулаком под дых.

Из‑за двери донеся зычный голос:

– Эй, вы там, ведите лазутчика! Царевич его видеть желает.

Ухватив пленника за веревки, оба стражника выволокли Крапивина во двор. Там полукругом стояла большая толпа разномастно одетых вооруженных людей. Были здесь и польские шляхтичи, и русские дворяне, и малоросские казаки. Все взгляды устремились на Крапивина. Но сам подполковник смотрел только на одного человека – Отрепьева.

– Вот он, убивец годуновский, – проговорил, обращаясь к самозванцу, один из стражников.

Отрепьев сделал несколько шагов навстречу Крапивину и остановился.

– Ба, да я тебя знаю, – сказал он. – Не ты ли с Басовым у князя Константина Острожского меня встречал?

– Я, государь, – ответил Крапивин. – Вот, нынче службу тебе пришел служить, а меня вона как встречают, – он натужился, словно силясь разорвать веревки.

– Так ведь служил ты прежде в годуновской рати, – заметил Отрепьев. – И в сотники тебя произвели за отвагу в боях супротив моих верных слуг.

«Черт, откуда он знает?», – пронеслось в голове у Крапивина. Но вслух он сказал:

– Было дело, государь. Только как проведал я, что ты и есть подлинно спасенный царевич, так и пошел к тебе. За былое прости.

– Стало быть, признаешь ты меня царевичем Дмитрием, сыном Иоанна?

– Признаю.

– Может, оно и так, – скривился Отрепьев. – Только стало мне доподлинно известно, что послал тебя Шуйский, чтобы убить меня. И еще донесли мне, что сам ты вызвался в мой стан проникнуть и меня извести. Так ли это? Правда ли, что на своего законного государя ты руку поднять посмел?

В ярости Крапивин прикусил губу. Теперь уже было абсолютно ясно, что не обошлось без измены. И предатель – кто‑то из тех четырех человек, которые были в шатре, когда он излагал свой план убийства.

– Нет, государь, наветы это, – произнес Крапивин как можно громче и увереннее.

– А крест поцелуешь ли на верность мне? – поинтересовался Отрепьев.

– Поцелую, государь.

По знаку Отрепьева один из стражников полез за пазуху Крапивину, достал оттуда нательный крест и поднес к губам пленного.

– Признаю, что ты есть истинный государь, и служить тебе обещаю не за страх, а за совесть, – объявил спецназовец и приложился к кресту.

На площади воцарилась тишина.

– Да врет он! – вдруг выскочил вперед какой‑то дворянчик. – Крестное целование нарушить готов, собака, лишь бы тебя, государь пресветлый, смертью погубить. Дозволь мне, я ему голову отсеку.

Отрепьев бросил на говорившего гневный взгляд, и тот осекся и отступил в толпу. Самозванец сделал еще несколько шагов навстречу пленнику.

– Ты же говорил, что от гнева царского в Речь Посполитую бежал, – произнес он. – А потом в войске годуновском средь командиров оказался. Как так?

– Простил, стало быть, меня государь, – сказал Крапивин.

– Так все же Годунов государь тебе, а не я, – зло заметил Отрепьев.

– Да кто же знал, царевич, что ты счастливо спасся?

– Вот, люди знали, – обвел Отрепьев рукой собравшихся на площади. – Басов знал еще тогда. Так и ты знал, да изменнику служил. И нынче ты крестное целование готов нарушить, лишь бы предателю Годунову услужить. Повинен смерти.

Толпа вокруг радостно загудела. В одно мгновение Крапивин почувствовал себя обманутым и преданным всеми.

– Ты, самозванец паршивый! – заорал он, рванувшись изо всех сил. – Мне трижды плевать на всех ваших Годуновых и Романовых, вместе взятых. Я Россию спасти хочу. А ты, ублюдок, ей смуту и разорение несешь. Нашествие иноземцев за тобой идет! Вот почему я тебя убить хочу. И убью, бог даст!

Отрепьев повернулся к пленнику, которого теперь уже с трудом удерживали четверо стражников, и глянул на него снизу вверх. Глянул удивленно и презрительно, но с искрой интереса, словно на болотную тварь, неожиданно уподобившуюся горному орлу, и отчетливо произнес в наступившей тишине:

– Я – природный государь Руси. Престол московский мне Господом предназначен. И коли я в пределы земли своей вступил, то не смуту, а порядок, отцами завещанный, несу. А этот, – он указал на Крапивина, – вижу я, не годуновский пес. Ратник сей государству моему служить желает и по неразумию своему лишь во мне истинного царевича не признал. За то я его милую. Отведите его в темницу и содержите, как почетного пленника. Глаз с него не спускать. Придет время, и поймет дурак сей, кто природный государь, а кто изменник. И еще службу он мне добрую сослужит. Государь Московский храбрыми воинами не разбрасывается.

ГЛАВА 24

Предложение

Около месяца провел Крапивин в тесной клетушке Рыльского острога. По распоряжению Отрепьева кормили его хорошо (правда, о прогулках для заключенных здесь еще никто не слышал, и подполковник был вынужден довольствоваться пребыванием в чисто убранной, но чрезвычайно маленькой камере). Никакой информации из внешнего мира до пленника не доходило, но она ему была и не нужна. Крапивин прекрасно понимал, что события пошли по тому же пути, что и в его мире. Да и с чего им было развиваться как‑то иначе? Те же люди совершали те же ошибки и подлости и уверенно вели страну к катастрофе. Три единственных человека, пришедших из другого мира и способных предотвратить надвигающийся Апокалипсис, бездействовали. Он, Крапивин – человек, поставивший себе задачу предотвратить наступление смуты, находился в плену у самозванца. Басов (если они с Чигиревым все же вернулись в этот мир) либо принципиально не вмешивался в события, либо выступал на стороне тех, кто вел к смуте. Чигирев – вот кто с самого начала встал на правильный путь, пытался поддержать Годунова и предотвратить приход самозванца. Обстоятельства сложились так, что именно Крапивин остановил Чигирева, когда тот преследовал бегущего в Польшу Отрепьева. Когда Крапивин вспоминал об этом, он в ярости сжимал кулаки.

Измена и предательство Селиванова не позволили ему вместе с Чигиревым уничтожить Отрепьева, еще когда тот не покинул пределов Московии. Глупое вмешательство Басова не позволило прихлопнуть самозванца в Остроге. Глупое или намеренное? Крапивин терялся в догадках и не находил ответа. Выходило так, будто Басов с самого начала, еще с их появления в усадьбе Романовых, поддерживал Отрепьева. И это его подозрительное путешествие к Константину Острожскому как раз в тот момент, когда туда заявился Григорий, наводило на очень нехорошие подозрения.

Крапивин мерил свою клетушку шагами и думал, думал, думал… Все складывалось хуже некуда. Получалось, что само неудавшееся покушение сыграло только на руку самозванцу. Ведь для того же Федора, честного служаки и умелого воина, и для многих сотен таких, как он, это подтвердило «богоизбранность» и «подлинность» царевича. Оставалась лишь надежда на то, что выздоровевший Чигирев все же вернется в этот мир и найдет способ помочь Годунову победить самозванца, выявить и уничтожить заговорщиков в Москве. Только на это уповал одинокий узник Рыльской крепости.