Искать, всегда искать ! (Преображение России - 16) - Сергей Сергеев-Ценский

- Мне сказали... что у вас тут есть работа для химички... на коксовой...

Она забыла, что именно коксовое, но ей подсказал Голубинский, весьма внимательно на нее глядевший:

- На коксовой станции? Да, есть работа.

- А-а-а, - лаборантку, да? Лаборантку мы могли бы взять, да-а. Но вы-ы-ы... вы нам зачем же, помилуйте? - удивленно посмотрел на нее Лапин.

А Голубинский спросил, прищурясь:

- Ведь вы сказали: для химички?.. Для химички действительно есть работа... А вы разве учились где-нибудь химии?

- Я?.. Я окончила после семилетки техникум... Потом работала на газовом заводе, - так же тихо и так же глядя исподлобья, проговорила Таня.

- Вы-ы?.. Что это такое? Фан-та-сма-гория?.. Посмотрите на нее, Аркадий Павлович... Ра-бо-тала будто бы еще и на за-во-о-де, да... Когда же вы все это успели, да? Вам сколько лет, да?

- Мне девятнадцать... почти...

- Ва-ам? Де-вят-над-цать?.. Нет-с. Вам четырнадцать! Вы нас не надуете, нет, - почему-то повеселел Лапин. - Правда, Аркадий Павлович, а? Ей четырнадцать, а она... да. Она что-то такое вы-ду-мы-вает тут, когда нам некогда, да.

Он даже улыбнулся, этот шумоватый старик, с бородою отнюдь не короткой и не то чтобы седой, густою и подстриженной прямоугольником.

- Нет, мне девятнадцать, - уже громче, но не обиженно отозвалась Таня.

Тогда Лапин, кашлянув коротко, крикнул ей:

- Садитесь.

Таня поглядела на Голубинского, ища у него объяснения этому неожиданному командному крику, но Лапин вторично крикнул еще громче:

- Садитесь же! - и добавил тише: - Если вам девятнадцать лет, да, - то садитесь.

Таня тут же села на стул, а Лапин сказал Голубинскому:

- Займитесь ею, Аркадий Павлович. Займитесь, да... а я тут вот... подберу пока, что нам будет нужно.

И он начал так усердно шелестеть бумагами и перешвыривать их на широком столе, как будто и в самом деле был немилосердно занят.

Голубинский же склонил голову набок, склонил ее еще ниже, наконец уронил ее совсем, потом бодро подбросил и заговорил (так он всегда начинал говорить с кафедры, и это стало его привычкой):

- Вы сказали, что окончили химический техникум. Я вас не спрашиваю, где, какой именно; я вам верю, конечно... Вы сказали, что работали на газовом заводе, - хорошо, я вам верю и в этом... Но вы имеете ли понятие о том, что у нас за работа на коксовой станции?

- Нет... Представляю, но не совсем ясно.

- Вот видите. А у нас ведь работа трудная.

- Да, да-а. Да-аа... Трудная, да, - живо вмешался Лапин, не отрывая глаз от своих бумаг. - У нас трудная... Очень, да... И даже, да-аже нужна там большая физическая сила, фи-зи-чес-кая, да... А то до вас вот являлись к нам сюда, да... молодые люди, двое... Они, видите ли, и там работали, и там работали, и здесь работали, - во-об-ще-е про-яв-ляли большую резвость ног... Ног, да... Гм... Да, у вас есть какие-нибудь вообще-е физические силы, да? сам себя перебил Лапин.

- Есть, - слегка улыбнулась Таня, но, ссутулившись, незаметно как-то для себя самой, поднялась со стула.

- А то ведь та-ам, там, на коксовой станции, надо... переставлять аппараты иногда, да, аппараты... А они ведь тяжелые, да... Вы что, - сели вы или еще стоите все?

- Села, - поспешила и ответить и сесть снова Таня.

- Займитесь ею, Аркадий Павлович, да, - кротко сказал Лапин.

Голубинский, разглядывавший Таню внимательным взглядом ученого, привыкшего делать точные выводы из своих наблюдений, заговорил снова, трижды роняя голову, прежде чем ее подбросить:

- Если поступите к нам лаборанткой, то, предупреждаю вас, там будут под вашим началом двое молодых людей, - так лет по тридцати, - и вам надо быть с ними построже. Это некто Черныш, - он то-оже как бы лаборант, но больше в его обязанности входит уборка помещения, и Студнев - механик... Так что вот вам с ними сразу надо взять начальственный тон, а то они вас и слушаться не будут, - и что же тогда будет твориться на станции?

Таня не понимала, говорит ли он серьезно, или шутит: лицо его хотя и было серьезно, но говорил он о каких-то, так ей казалось, пустяках... И, стараясь показаться вообще строгой, она нахмурилась и сказала громче, чем раньше:

- Я, конечно, посмотрю сначала, как там...

- Что-о?.. "Посмотрю"? Что это вы такое там посмотрите, да? - вдруг закричал снова Лапин. - Или, может быть, вы хотите посмотреть, ка-ак там можно будет работать? Да? Так я вас понял? Тогда-а-а... это ваше законное право, за-кон-нейшее, да... Самое законное. Да... Поговорите с ней, Аркадий Павлович.

И Голубинский мягко продолжал:

- Так вот, вы, разумеется, хотите посмотреть, что у нас за условия работы... Вот зайдите в лабораторию, посмотрите. Там у нас внизу коксоустановки, а вверху лаборатория, где под свою ответственность вы и должны будете принять все приборы. Зайдите и посмотрите свое будущее хозяйство.

Тане показалось, что теперь она непременно должна встать и заторопиться, и она встала и торопливо сказала:

- Так я пойду туда, посмотрю.

- Да, спросите на дворе, где коксостанция, вам ее покажут, - сказал Голубинский, подвигая к себе пачку бумаг, а Лапин, напротив, отодвинул какие-то подшитые тетради очень размашисто, закричав ей:

- Да, да, да-а. Вот, посмотрите пойдите... По-деловому, по-деловому, да, а не как-нибудь. Идите и смотрите, да... А потом договоримся о зарплате... А потом покажете нам ваши документы, да. Аттестаты и все знаки отличия... Вы не комсомолка, нет?

- Комсомолка.

Таня увидела, сказав это, как Лапин, точно удивясь очень, обратился к Голубинскому, даже протянув к нему руку:

- Ну, вот видите, Аркадий Павлович, о-на-а, она оказалась еще и комсомолка впридачу, да.

И Тане показалось, что теперь ей лучше всего выскочить в дверь. И она выскочила с гораздо большей ловкостью, чем вошла сюда.

Что она уже принята лаборанткой, в этом Таня не сомневалась и, дойдя до подвала, даже подумала, стоит ли ей заходить сюда. Но из любопытства все-таки зашла.

В лаборатории, как всегда и бесконечно в последнее время, Черныш и Студнев играли в шашки. Они обернулись к вошедшей, но приняли ее за студентку, которая ищет кого-нибудь из аспирантов и тут же уйдет, конечно, увидя, что лаборатория пуста. Они так понадеялись на это, что снова уткнулись в свою доску, потому что момент игры был очень решительный и острый и от одного только опрометчивого, поспешного хода Студнева зависела полная победа Черныша, и Черныш всячески, хотя и молчаливо, внушал ему именно этот опрометчивый ход. Но маленькая вошедшая подошла к ним вплотную и спросила, показав пальцем на шахматную доску:

- Это у вас, товарищи, какой же именно прибор?

Даже и не подумав в это время о Голубинском, она, незаметно для себя самой, взяла именно его интонацию голоса и подкинула голову, как он после третьей степени опускания, и оба шашечных игрока встали. Черныш спросил вежливо:

- Вам кого-нибудь нужно из научных работников или?..

- Мне нужно лаборанта Черныша, - очень уверенным тоном сказала Таня, и даже несколько небрежно это у нее вышло, так что Черныш ответил смущенно:

- Я хотя и не то чтобы лаборант, а...

- Но все-таки это вы - товарищ Черныш? Ну вот, хорошо... А товарищ Стульев здесь?

- Студнев, - поправил Черныш, - механик наш... Вот он.

Тогда Таня сказала важно:

- А я ваша новая лаборантка, - и протянула руку сначала Студневу, потом Чернышу.

Лаборатория понравилась Тане больше всего тем, что в ней никого, кроме этих двух, не было. Она, в середине между Студневым и Чернышом, обошла ее всю, разглядывая приборы, которые Черныш называл привычно правильно. Показывая ей в нижнем этаже подвала коксовую печь на пятьдесят килограммов угля, Черныш сказал почтительно:

- А эта вот печь... Леонид Михайлович наш поехал в Ленинград, так печь эта и осталась вроде сироты. А без него уж, конечно, никто ее у нас довести до дела не может, потому что он сам ее и клал по своим чертежам... Это все его личное устройство.

И еще несколько раз, показывая то и другое из приборов, упомянул Черныш Леонида Михайловича, почему и запомнилось Тане это сочетание имен.

Но она не спросила, кто именно был этот Леонид Михайлович, к тому же ей вдруг подумалось, что может случиться и так: переговорят без нее между собой эти двое профессоров и найдут ее неподходящей... И перед Чернышом, очень говорливым, и перед Студневым, совершенно молчаливым, ей стало стыдно, и она сказала невнятно:

- Ну, мне надо еще переговорить с профессором Лапиным! Пока! - и выбежала из подвала.

В кабинете Лапина, когда она вошла снова, сидел один только Голубинский. Он встретил ее двумя короткими словами:

- Ну как?

И Таня совсем не знала, что на эти два слова ответить, но он продолжал:

- Ставка у нас для лаборантов сто в месяц... Согласны?

Только тут Таня увидела, что она действительно взята на работу, и торопливо положила на заваленный бумагами стол еще и свои бумаги.

II

В небольшом стареньком чемодане Тани, в который вмещалась вся ее собственность, почетное место отводилось плоской жестяной коробочке с весьма дорогими для нее предметами: сухим крабом средней величины, причудливо изогнувшим шею морским коньком и стремительной морской иглою, из которой когда-то все внутренности дочиста были выедены вездесущими муравьями, почему она была теперь хрупкая и почти прозрачная, как сработанная из звонкого желтого стекла. Кроме этого, в том же чемодане хранилась пригоршня разноцветных камешков с пляжа, окатанных морскими прибоями, и бутылочка с морской водой.