Волшебный дом - Джеймс Херберт

Она осторожно отодрала клейкую ленту и начала разматывать бинты, марля под ними стала освобождаться. Не прошло и пятнадцати секунд, как рука была полностью свободна.

— А-а-а... — Это было не более чем вырвавшимся у меня вздохом.

На руке, гладкой, хотя и в красных пятнах, не осталось никаких волдырей, никаких ожогов, кожа не отставала. Это была самая прекрасная рука в мире.

Движущаяся картина

Я отсутствовал до второй половины четверга. Запись прошла фантастически — Коллинз, наверное, величайший музыкант и певец среди бизнесменов, и редко с кем так легко работать (пока делаешь все, как надо). Он сделал мою с Бобом песню во сто раз лучше, чем она была. Меня пригласили поработать над парочкой других вещей из этого альбома, так что весь день (среду) я оставался в студии и наслаждался каждой паузой, каждой шуткой. До того я сам не понимал, как соскучился по сцене, и после работы, сидя в ближайшем баре, с жадностью ловил каждую новость от Боба и двух других музыкантов.

Я уже начал тяжелеть от выпитого, но соображал легко. И радовался, что рука меня не подвела (предыдущие два дня я провел, играя на гитаре, чтобы прогнать легкое одеревенение из пальцев, которое могло объясняться просто долгим отсутствием практики). Шум в голове заглушил все чувства.

Боб совсем не верил в серьезность моей травмы и утверждал, что я восстановился быстрее, чем ожидал, потому что не так уж сильно и ошпарился, а просто, как обычно, расчувствовался. Конечно, моя рука была розовее, чем обычно, и виднелось несколько страшных пятен на лице, но повреждения могли быть лишь поверхностными. Я рассказал о синерджистах и о трюке Майкрофта с зеленой жидкостью. «Спятил» — таков был комментарий Боба.

Он предложил мне остаться на ночь у него, и мне пришлось признать, что поездка в Гемпшир в таком состоянии не очень разумна Я отыскал телефон и позвонил Мидж.

Она согласилась, что не имеет смысла ехать так далеко в столь поздний час, и велела оставаться у Боба и развлекаться как могу. Впрочем, предупредила, чтобы я не слишком много себе позволял, и я вполне понял, что она имела в виду: иногда Боб злоупотреблял травкой.

После восторгов по поводу моего удачного дня Мидж сообщила мне, что провела день за мольбертом, наслаждаясь одиночеством, но, конечно, очень скучает по мне. Насколько скучает?.. А насколько высоки горы, насколько глубоко море?..

Я посоветовал ей приберечь свой сарказм до моего возвращения, и мы оба напустили на себя серьезность и стали говорить, как ненавидим быть друг без друга даже один день, что быть по отдельности неестественно, что любовь — страшная вещь; в общем, вы сами знаете такие разговоры. Возможно, это стандартные нежности, но мы говорили искренне. Когда я вернулся к Бобу и остальным, глаза у меня были на мокром месте.

И все же я сумел неплохо провести время. Мы сходили поужинать и закончили вечер около часа ночи у Боба, в Фулхэме, в викторианском доме с террасой. Впрочем, мы не страдали. Его последняя хозяйка (Боб был женат дважды и теперь официально развелся со второй женой) уже легла спать и категорически отказалась (мне послышалось, немного сердито) присоединиться к вечеринке. Мы завели по стерео тяжелый рок, пока стук в стену не дал понять, что соседи тоже не в настроении веселиться. Вскоре наши приятели ушли, а мы с Бобом предались воспоминаниям о старых добрых временах — все сводилось к выступлениям, всяким переделкам и женщинам. Мы откупорили очередные банки с пивом, и время от времени на нас нападали приступы глупого девчачьего хихиканья. Мы хорошо посидели в ту ночь, это была ночь разговоров, и меня радовало, что моему другу не нужны другие транквилизаторы кроме пива и нашей общей беседы. Понятия не имею, в котором часу мы наконец свалились.

Проснулся я около полудня. Я лежал на диване, без туфель, под наброшенным халатом. Боб (на удивление) встал до десяти и ушел «привести в порядок дела», как он это называл. Его подруга Киви (я до сих пор не знаю ее настоящего имени и почему ее зовут Киви) сообщила мне об этом, протянув огромную кружку крепкого черного кофе. Я сидел там, как зомби, прихлебывая кофе и поглаживая голову, и через некоторое время (по правде сказать, только когда Киви начала водить пылесосом в трех футах от меня) догадался, что пора уходить.

Когда я сказал, что ухожу, она с радостью ненадолго выключила свою машину и мило улыбнулась.

— С нетерпением жду субботы, — сказала она.

— Субботы? — переспросил я.

— Боб сказал мне перед уходом, что вы приглашаете нас в субботу на ужин, — прощебетала Киви.

— Ах да, — ответил я, смутно вспоминая. — Значит, до скорого.

— С нетерпением жду, — повторила она и, отослав меня, снова взялась за пылесос.

Я остановился по дороге в Гемпшир, чтобы перекусить и опохмелиться, а также воспользовался возможностью позвонить Мидж и сообщить ей о возвращении героя. Грэмери не отвечал, и я заключил, что Мидж пошла прогуляться, хотя на этот раз погода стояла не такая великолепная — без дождя, но пасмурная. В магазин она уехать не могла, потому что машину взял я.

Вскоре я уже снова ехал, пульсирующая боль в голове начала проходить. Когда я добрался до границ Гемпшира, то чувствовал себя вполне сносно, хотя и с вожделением представлял, как через час окажусь в своей постели и прогоню из головы последнюю оставшуюся муть.

И знаете, чем ближе я подъезжал к дому, тем счастливее чувствовал себя: я ненадолго вырвался на волю и прекрасно провел время, побыл с друзьями и поработал с профессионалами, но одного дня и ночи достаточно, чтобы успокоиться — хотя бы на какое-то время. Да, великолепное чувство. И новое для меня.

Наконец я въехал в Кентрип и, проезжая по главной улице, заметил впереди преподобного Сиксмита на своем велосипеде. Все еще сердитый на него за то, что своим бестактным рассказом о смерти мамаши Калдиан он расстроил Мидж (не говорю про себя), я все же не поддался соблазну пугнуть его, нажав на клаксон.

Вот и конец деревни, поворот, надвинувшийся с двух сторон лес. Ветровое стекло покрылось мелкими капельками дождя.

Несколько поворотов, и — благослови его Бог — вот он, Грэмери, белое пятно вдали. Я заулыбался во всю ширину лица и зарулил на обочину рядом с садом. Теперь я нажал на клаксон, но просто чтобы сообщить Мидж о своем возвращении. Открыв заднюю дверь, я вытащил два футляра с гитарами, положил их на землю и снова захлопнул дверь. Держа в обеих руках по гитаре, я перешагнул через забор, вместо того чтобы пройти в калитку, и пробрался меж цветочных клумб на дорожку, ожидая, что сейчас из дверей высунется счастливое лицо Ведьмочки Мидж. Но меня ждало разочарование. Мидж или не услышала, что я вернулся, или еще не пришла с прогулки. Но не могла же она гулять все это время, особенно при такой не слишком располагающей к этому погоде? Может быть, она спит или в ванне; оба варианта вполне отвечали моим намерениям.